— …Или убрать? — прошептал он, одними губами касаясь края стакана. — Нет человека, нет проблемы?

К третьему дню сидения в камере ситуация вокруг Алексея более или менее «устаканилась». Стало приходить в норму его самочувствие, почти исчезли «побочки» от блокирующего излучения: перестала голова раскалываться от резких приступов боли, прекратились накатывающие волны тошноты, пропала слабость в теле. Жизнь, кажется, начала вновь играть красками.

Появилась ясность и с его положением. Приходила, а затем несколько раз звонила Бельская, с тревогой справлявшаяся о его самочувствие. При новой встрече обещала передать его вещи. Был брат его отца, высокий мужчина со шрамом во все лицо, что служил военным врачом в одной из частей внутренних войск (по крайней мере, он так рассказывал).

После всех его посетил семейный стряпчий с новостями, которые были скорее хорошими, чем плохими. Выяснилось, что на предварительно заседании суда его, Алексея Бельского, признали полностью дееспособным, несмотря на его возраст и состояние крайнего возбуждения в момент совершения нападения на чиновника. Отсюда следовало два вывода. Во-первых, ему могли дать «на полную катушку». Это, считай, до десяти лет содержания в условиях особого режима специзолятора на крайнем севере в случае наступления самого неблагоприятного сценария. Редкий человек сегодня не слышал про северные спецлагеря — автономные подземные города закрытого типа, утопленные на глубину до шестидесяти метров в промерзшую землю и лед. Сидеть там, все равно, что в космосе побывать. Абсолютная изоляция от всего на свете. Во-вторых, будучи дееспособным, Алексей теперь мог подать от лица рода Бельских встречный иск к Вяземским. До этого «бодаться» в суде с Вяземскими могла лишь сама Бельская после того, как официально вступит в наследство. За этот полугодовой срок, в течение которого наследник вступал во владение наследством, их могли оставить, вообще, без штанов. Сейчас же у них появлялись кое-какие варианты.

Вместе со стряпчим Алексей составил иск к боярину Вяземскому, где перечислил все те факты, которые свидетельствовали о несоблюдении Вяземскими своих обязательств по защите новика. Парень, по совету юриста, решил не сдерживаться и дал своей фантазии и эмоциям абсолютную свободу. Написал про гибель отца в лаборатории Вяземских, про сокрытие от родных изобретений Бельского, про непредставление охраны после теракта, и т. д. Вишенкой на торте стало выдвинутое им обвинение в недостойном поведении всего рода Вяземских, доказательством которого выставил попытку отобрать у него дом. Такое обвинение в высших кругах могло иметь для человека катастрофические последствия. Это была почти «потеря чести»…

Вряд ли можно было ожидать многого от такой линии защиты. Стряпчий об этом специально несколько раз повторил. Мол, скорее всего ничего из этого не выйдет. На Вяземского работает целый адвокатский центр, который «землю будет рыть носом» и обязательно все вывернет наизнанку. Словом, встречное обвинение было лишь средством немного потянуть время, пока за Алексея не вступятся сильные мира сего.

Несколько раз, когда за очередным посетителем закрывалась дверь, и Алексей оставался один, пытался попрактиковаться в магии. Ведь учитель его не раз предупреждал, что ему, как неофиту, нужно регулярно тренироваться. Занятия должны быть частыми и продолжительными, иначе никакого прогресса не будет. К сожалению, все его намерения оканчивались ничем. Блокираторы в стенах активировались всякий раз, когда начинало подниматься напряжение магического поля в камере. Его тут же накрывала волна излучения, от которой все тело скручивало от боли. Мехом внутрь выворачивало. Он был готов даже свои внутренности выплюнуть. Про сопли, тошноту и говорить нечего было.

Парень сделал лишь одну попытку. Не две, три или четыре, а только одну попытку, которой ему оказалось более чем достаточно. После этого ему пришлось долго приводить в порядок себя, свою одежду, а также камеру.

— Падлы хитровыделанные… Всю одежду заблевал, — скривился парень, едва только его взгляд упал на сушившуюся рубашку. — Уроды… Все предусмотрели.

Тяжело вздохнул и начал убираться в камере. Пожалуй, это было самое лучшее, что он мог сделать в этих условиях. Мокрая тряпка и долгая нудная работа, как, оказалось, прекрасно выбивала из головы все лишние мысли. В какой-то момент Алексей даже начал насвистывать какой-то незатейливый мотив, который «прилип» к нему пару дней назад.

Шарк-шарк, шарк-шарк. Тряпка монотонно шаркала по полу, гоняя туда-сюда воду. Хорошенько прошелся по одной из стен, протер пыль под койкой и приставным столиком. Наконец, закончил.

— Теперь, нормально. Скажем, даже, хорошо, — негромко бормотал парень, усаживаясь на кровать и устало вытягивая ноги. — Ни мыслей, ничего… Пустой, — закрыл он глаза и привалился спиной к стене.

Правда, мысли, что на время покинули его, вернулись вновь. Такова природа человека. Пусто место не бывает. Ему вспомнился родной мир. Уже тусклый, бледный и размытый, он еще не ушел в небытие. Образы близких, друзей, родные места всплывали в его памяти, наливались былыми красками и снова наполнялись живыми эмоциями.

Парень улыбался. На какой-то миг он снова оказался в родном доме и встретился со своим прошлым. Это было лишь мгновение, которое промелькнуло и сразу же закончилось.

Вдруг громко щелкнул электронный замок двери, затем второй. Алексей открыл глаза и настороженно стал ждать. Дверь чуть приоткрылась и замерла в таком положении. Из-за нее послышались знакомые голоса.

— …Только несколько минут. Если это станет известно, меня вышвырнут со службы… Вы обещали… Я тогда пока отключу камеры…

— Возьмите… Этого должно хватить… Здесь десять червонцев..

Первый голос принадлежал новому охраннику — молодому парню, довольно пройдошливого вида. Он регулярно заглядывал к нему в камеру, недвусмысленно напоминая, что за небольшую плату может достать для молодого господина все необходимое. Об этом же Алексею рассказал и стряпчий, бывший утром.

Узнал Алексей и второй голос. Он быстро поднялся с кровати и огладил одежду, чтобы хотя бы немного привести ее в порядок. Получилось не очень. Брюки были изрядно помяты, рубашка тоже не глажена. Шевелюра, скорее всего, тоже выглядела неважно. Попытка причесаться рукой оказалась не слишком удачной. Волосы едва не торчком встали.

— Здравствуй, Леша, — в камеру вошла она.

Бог ты мой, Анна! Это была цесаревна. Кого-кого, а ее он ожидал увидеть меньше всего. Мгновенно «старые» чувства вспыхнули, как пламя. Он сделал шаг вперёд, она — навстречу ему. Алексей почувствовал аромат ее любимых духов, встретился с ней взглядом. Сдерживаться больше не было никакой возможности. Его с неимоверной силой влекло к ней. Химия ли это была, биология или анатомия? Как разница? В такие моменты это заботит меньше всего. Важным остается лишь одно — Желание.

Они вдруг одновременно, словно по команде, бросились навстречу друг другу. Обнялись, покрывая друг друга поцелуями. Целовались жарко, страстно, словно никак не могли насытиться друг другом. Хотя стоит ли рассказывать о том, что в тот момент принадлежало лишь им одним? Вряд ли.

— …Леша, хороший мой, миленький, — с трудом оторвавшись от парня, шептала девушка. — Я сильно-сильно скучала. Слышишь? Сильно-пресильно. А ты скучал?

Как было ответить на этот вопрос? В объятиях такой девушки, ответ мог быть только один и совершенно однозначен. Алексей закивал, снова начиная ее целовать.

Им еще долго не удавалось оторваться друг от друга. Когда же это произошло в очередной раз, они начали говорить. Захлебываясь, иногда перебивая друг друга, не отрывая глаз и не размыкая рук. Сначала звучала всякая милая дребедень, которая всегда звучит из уст влюбленных: про тоску, про желание чаще встречаться и видеться, про настроение и эмоции.

Потом просто молча сидели, тесно прижавшись друг к другу. Сидели и молчали, дыша и, пожалуй, думая в унисон. Наконец, заговорили снова.