— Пер компланканет, я же говорил, никакого физического контакта во время обследования! Это создаёт Ваэль знает сколько помех!

— Простите, местре, моя вина, — поднял руки Кьелл. — Больше не повторится.

Старый вайлианец некоторое время недовольно кривился, но все же сменил гнев на милость.

— Эх, молодость… Помню, я и моя Альбетта так же не могли держать руки при себе, — он смущенно почесал переносицу. — Правда, она больше прикладывалась к моему лицу, и на изрядной скорости, хе-хе!

— Если он не закончит побыстрее, я последую её примеру, — прошипела Онеказа. Кьелл сосредоточился и протелепатировал ей столько успокаивающих и ободряющих эмоций, сколько смог, сбившись лишь в самом конце — его вдруг занял вопрос, является ли влечение к полуобнаженной женщине в медицинских датчиках кинком, и применимо ли вообще понятие кинка к разновидовой паре.

Неизвестно, что из этого помогло, но женщина глубоко задышала, прикрыв глаза, и заметно расслабилась. А вскоре местре Изизарри издал довольный возглас и, подбежав к Кьеллу, принялся снимать с него датчики.

— Бельфетто! Гелларде! Отличный корпус данных, аймикос, вы ближе к своим новорожденным панитс[1], чем вы думали!

Королева облегченно вздохнула, и с излишней аккуратностью начала снимать провода со своего тела. Кьелл, наоборот, оживился.

— Как скоро вы сможете начать процедуры, местре?

— Задайте мне этот вопрос через две недели, аймико, и я дам вам точный ответ, а сейчас мне нужно поработать с данными, ак! Но я уже могу сказать, следующий год будет для вас многообещающим… И, возможно, полным забот! — старик лукаво подмигнул.

Онеказа устало улыбнулась, набрасывая на плечи халат. Гламфеллен привлек её к себе, и женщина с готовностью ответила на объятия, опираясь на него.

— Совсем уже недолго осталось, — шепнул он ей, и почувствовал прикосновение её тёплых губ к своей щеке.

Они попрощались с местре Изизарри, и Кьелл повел Онеказу к ее опочивальне — королеве явно требовалась передышка. Впрочем, и сам эльф находился в несколько растрепанных чувствах от услышанного.

— Следующий год, — задумчиво повторил он. — Милая, нам срочно нужно придумывать имя. Имена.

— Имена? — женщина растерянно усмехнулась. — Не слишком ли ты спешишь, ароха нуи?

— Не, — отозвался он. — Пола ребенка мы ведь не знаем. Девочку я бы назвал именем Хуана, — мечтательно улыбнулся он. — Что-то вроде Ароха или Атаахуа — твоя дочка обязательно будет и любимой, и красивой, совсем как ты.

— Тогда мальчика назовем именем гламфеллен, — весело отозвалась Онеказа. — Можно назвать его в честь твоего отца — Берси. Или деда по матери — Сигвар.

— В честь папы не будем, — прыснул Кьелл. — И так опасность того, что его раздолбайство и ветреность передаются по наследству, слишком высока, не надо искушать судьбу. А вот дед… Очень уж у него имя воинственное. Не боишься, что мелкий пойдет по пути воина, следом за папой?

— Экера, если наш сын будет похож на тебя, я буду только рада, — нежно улыбнулась королева.

Они вошли в опочивальню, и одновременно растянулись на кровати, некоторое время безмолвно глядя в потолок.

— Я боюсь, — тихонько призналась Онеказа. — Что все вдруг закончится. Что ни маленькая Атаахуа, ни малыш Сигвар так и не родятся. Что ты исчезнешь. Что однажды я просто проснусь, одна, в моем старом дворце в Некетаке, и в очередной раз пойду выслушивать очередной доклад о чужеземцах, притесняющих Хуана. Странно, правда? — Кьелл молча взял ее за руку, аккуратно сжав ее пальцы.

— Помнишь? — спросил он. — Для меня это сработало тогда. Нет-нет, любимая, — поспешно добавил он, уловив тень, набежавшую на ее эмоции, — то воспоминание — одно из лучших в моей жизни, а все неприятное, что произошло позже, я благополучно забыл, веришь? Ведь все закончилось хорошо, — повернувшись набок, он притянул ее к себе и поцеловал, нежно-нежно, совсем как в первый их вечер вместе. Женщина ответила на его поцелуй, гладя его спину и плечи. Когда он оторвался от её губ, Онеказа счастливо улыбнулась, и прижалась к эльфу всем телом, обнимая его.

— Ароха ахау ки а коэ[2], — прошептала она. — Любимый мой. Ты ведь не оставишь меня?

— Ни за что, — шепнул Кьелл, отвечая на ее объятия. — Я ведь тоже тебя люблю. Больше всего на свете.

Примечания

[1] Панитс/panits (вайл.) — маленькие. Здесь — малыши, дети.

[2] Ароха ахау ки а коэ (хуана) — люблю тебя.

Укайзо, два месяца спустя

Кьелл застал самое начало этого происшествия, шагая по дворцовым коридорам после полдника с Онеказой. Сперва он услышал испуганные крики снаружи, а выглянув в ближайшее окно, увидел их причину — ничем не примечательный аумауа в простой одежде куару бился в судорожных конвульсиях на площади перед дворцом. Гламфеллен поспешно распахнул окно, и прыгнул вперёд, пытаясь достичь несчастного как можно скорее при помощи техники Шагов по Облачной Лестнице. Он раздраженно скривился, вспомнив о том, что вещмешок, вместе с лежащим в нем набором для акупунктуры, он оставил в здании своей школы. Впрочем, он надеялся хотя бы стабилизировать состояние несчастного до прибытия помощи. Надежды не оправдались.

Едва сапоги Кьелла коснулись брусчатки площади, из спины уже замершего в недвижности аумауа рванулись вверх сизые жгуты плоти, разрывая кожу и одежду, и щедро пятная брызгами крови камни площади и испуганно отшатнувшихся разумных. Подобные вдруг обретшим собственную волю кишкам, жутковатые мясные канаты сформировали подобие человеческой фигуры, чья отвратительная голова повернулась, словно обводя взглядом свое окружение.

— Моё имя — Аураник, — клокотанием перерезанного горла, звуками ночного кошмара, выдохом из-за Грани прозвучал её голос. — Запомните его — это имя вашей будущей властительницы. Склонитесь предо мной, или будете уничтожены, как был уничтожен Чёрный Остров божественным титаном, которым повелеваю я. Явитесь с дарами на острова Рифов Вакара, и принесите мне свою присягу там. Молитесь всем богам, чтобы я сочла ваши дары достойными, а присягу — искренней. А сейчас, узрите мою силу.

Едва закончив фразу, существо распалось на канаты из плоти, и вновь собралось четвероногим зверем, легко спрыгнувшим с породившего его тела. Тварь злобно зарычала, скаля многочисленные клыки, но не успела и шевельнуться в сторону окружающих — в воздухе прогудел сверкнувший металлом круг, и, бешено вращаясь, врезался в жуткое создание, разрубая его пополам. Кьелл обернулся, и увидел принца Хуана, наполовину высунувшегося из дворцового окна. Аруихи метнул свою саблю с невероятными силой и точностью.

Выбравшись из окна, принц достиг места происшествия одним длинным прыжком — цингун давался ему все лучшее и лучше в последнее время.

— Что это было, Кьелл? — обратился он к другу и учителю, выдергивая саблю из брусчатки.

— Магическое письмо, я думаю, — гламфеллен присел на корточки перед застывшим грудой мертвого мяса существом. — Его отправитель болтал что-то о новом повелителе Дедфайра, а потом решил дополнить голосовое послание тактильным, — продолжил он, разглядывая труп с брезгливым интересом. Аумауа, ранее вмещавший в себе неведомую тварь, сейчас выглядел опустевшим мешком из кожи — либо жуткое создание пожрало его изнутри, либо с самого начала лишь прикидывалось разумным, нацепив на себя его шкуру.

— Кстати, моя похвала твоим рефлексам, ученик, молодец, — отстраненно произнёс эльф, поднимаясь. — Момент для удара ты выбрал правильно.

— Благодарю, учитель, — машинально ответил тот, и коротко поклонился. Мыслями Аруихи уже был вдали от поверженного противника.

— Пойдём, — обратился он к Кьеллу. — Сестра захочет об этом узнать.

***

Совет был собран в рекордные сроки, несмотря на расширенный состав — помимо восьмерых придворных, ответственных за все аспекты управления, были приглашены жрецы и мистики. Самым новым лицом был гильдмастер Драконьих Учеников, моложавый аумауа с внимательными глазами. Этот разумный, носящий имя Тахунга, вызывал у Кьелла смешанные чувства. С одной стороны, прогресс этого мистика в освоении его новейшего искусства был феноменальным — Тахунга в совершенстве овладел четырьмя стихиями, и уже успел дополнить и улучшить некоторые из ритуалов при участии Этаоринисфарласа. С другой стороны, он был желтокож и брился налысо, и каждый раз видя его воодушевленную физиономию, эльф с трудом удерживался от дурацких предложений вроде вытатуировать на лысине Тахунга синюю стрелку, нарядить его в оранжевый халат, или одарить его складным дельтапланом.