— Забей на «непонятно»! — посоветовала по-доброму Дизи. — А насчет красного кабриолета… Это машина Рэй. И это мы там катались. Прикольно! Мне это нравится.

Дизи одобряюще шлепнула Марго по плечу. Вообще она была в плане поведения унисекс, что не мешало ей носить потрясные супермодные тряпки.

Добив кофе, девчонки вернулись в кабину и сидели за картинками еще около двух часов.

Марго уже привыкла к появляющимся по приятную завораживающую музычку «заданиям» и в какой-то момент поймала себя на том, что не чувствует ни себя самой, ни мира вокруг — будто находится в нигде и никогда. Если бы виртуальный принц время от времени не сообщал, что ей пора откинуться и посмотреть пейзажики или послушать сказку или, чего она там хочет, то Марго вообще бы расстворилась бы и забыла как ее зовут. И вообще.

В последний раз принц появился грустный и показал рукой на звездное небо. Сообщил Марго, что уже вечер, он собирается поехать на коктейль, и может быть, встретит там ее. А сейчас ему нужно поехать домой. После этого принц садился в нарисованную машину и уезжал по нарисованному шоссе.

Марго стянула шлем.

Посмотрела на часы. Пять. Сейчас открывается ее, Марго, выставка! Андрэ потусуется там полчаса и приедет к «Голему», к Фирме, чтобы забрать Марго и покуролесить с ней. Можно было бы, конечно, собраться веселой компанией, да вот хоть с Дизи (симпатичная девчонка) и подурить на всю катушку, заглянуть в «Эдем», полетать. Жалко у Марго нет совсем денег. Эх! Но ничего. Она заработает. Заработает и… И!

Марго свидела в кресле, пытаясь представить, что происходит на выставке, как Андрэ подъездает к Жаку, и ей было жалко. Что она этого никогда не увидит.

Она машинально вертела в руках «големский» шлем (кстати, еще непонятно почему и Дизи и Рэй назфвают «Голем» Фирмой? Или Андрэ надурил ее, и устроил не в «Голем»? впрочем разницы нет, лишь бы платили), и мысли в голове текли бесконтрольно и несвязно, как во сне. Вспомнился револьвер, вспомнилась Аурелия, тараканы, ювелир, склеп, каштан и старуха с кладбища. Марго сунула руку в карман, нащупала там ключ найденный возле каштана и загадочнас фраза про шлем и флейту показалась ей не такой непонятной.

«Ну вот. Золотой шлем я уже одела! — подумала она, откладывая доспех. — Теперь надо вытащить флейту и порядок.» 

Эдик затащил Катьку на выставку в галерею «Quoup d`euil». Всю дорогу басист что-то напевал и улыбался. Ветер окружал его теплым пушистым облаком. И Стрельцова, захваченная чужим счастьем тоже тащилась, как щенок на помойке.

Расплатившись с таксистом, Эдик выскочил из авто и придержал дверцу, чтобы Катьке было удобнее выкарабкаться из салона. Около галереи «Quoup d`euil», толпилась куча разных людей. Они все курили и галдели. Но Катька не понимала ни слова, кроме слова «уи», поэтому смотрела на толпу, как на сцену из фильма, внутри которого оказалась случайно сама.

Они вошли внутрь салона, и Катьке бросилась в глаза нервная девушка в розовом костюме, видимо, референтка салона. Девушка мелькала яркой стрелой: то приносила поднос со стаканчиками вина, то ставила цветы в вазу, то раскладывала буклеты на столике, то отвечала на вопросы посетителей. Потом появился высокий брюнет в компании с красивым блондином. Они поздоровались с коренастым простоватым парнем, который скромно топтался у картины с букетом гиацинтов в руке. Колхозник — обозвала его про себя Катька. На картине была изображена девушка, идущая во сне по нитке протянутой над городом.

Колхозник перекинулся с пришедшими перцами парой фраз, и те не очень радостно переглянулись.

Эдик окинул выставку торопливым цепким взглядом и тоже обратился к розовой девушке. Разумеется, по-французски. Ответ, видимо, был не тот, ктоторого ждал Эд, и хотя лицо его нисколько не изменилось, Стрельцова почувствовала, как сжалось облако ветра окружавшее ее необычного друга. Она даже подумала, что сейчас басист предложит Катьке покинуть салон, но тот достал камеру и, спросив разрешения, снял несколько работ, указанных ему розовой девушкой.

Чуть позже появился еще один человек — повидимому, хозяин галереи — смуглый, сухой брюнет в дорогом костюме. Он все время проверял под носом, и Катька заподозрила его в пристрастии к кокаину. Брюнет, пришедший в паре с блондином улыбнулся, увидев кокаинщика, и прошел к столику. Он представился, нагрузил хозяина галереи кучей визиток и глянцевых журналов. Кокаинщик настороженно улыбался, кивал и проверял под носом.

Катька подобралась поближе к Эду и толкнула его в бок.

— Я понимаю, что ты чем-то расстроен, — сказала она, — но это не повод бросить меня совсем. Ты кого-то не нашел, кого хотел найти?

— Ты права, — вздохнул басист и усмехнулся. — Прости. И агентам не чуждо человеческое.

— Да ладно тебе! — хмыкнула Катька на агента (вчера она таки достала Эда с этой темой). — О чем он говорит? Переведи, пожалуйста.

— Конечно, — кивнул Эд. — он говорит, что к сожалению художница задерживается, потому что все знают, какие отпетые люди эти художники, но выставка уже открыта, все супер-пупер. Можно выбирать работы. Все в свободной продаже, ну и все такое… А вот еще. Художница русская, приехала из Питера. И это ее первые впечатления о Париже… Ну и в том же духе. Коксятник чертов!

— Ты тоже заметил? — удивилась Катька.

— А что ж я — глухой? Слепой?

— Нет, ты — супер, — сказала Катька и снова подумала о том, что до смерти втрескалась в Эдика, несморя на романтическую историю, рассказанную им в ночном походе. — Мы пойдем куда-нибудь?

— Плохо, что ты не знаешь француз… — начал Эдик и осекся.

— Что?

Басист сжал ее руку и внимательно дослушал коксятника до конца.

— Что он говорит? — спросила Катька, когда торжественная часть закончилась и началась свинская.

— Потом, — отмахнулся Эд. — Я хочу оставить ей записку и номер мобилы. Если они контактируют, она позвонит мне.

— Верное решение! — согласилась Катька.

Эд вытащил из кармана блокнот, написал на нем несколько слов и цифр. Нарисовал внизу птичку и понес розовой девушке. Вернулся он не такой мрачной.

— Что она сказала? — пристала к Эдику Катька.

— Сказала передаст записку!

Катька насупилась. Ревность стиснула ее тело железными тисками.

— Да?! — сказала она, пытаясь изобразить радость. — А ты уверен, что это она?

— Уверен. Не может быть столько совпадений. И тескт, и картины, и Питер. Она из Питера. Точно это она. — Эд упрямо наклонил голову.

Катька подумала, что впервые он стал похож на нормального человека, который чего-то реального хочет, а не живет как дух.

— Кстати! — ни с того, ни с сего предложил Эдик. — Если я тебя достал, то ты можешь бросить меня. Я хочу еще подождать.

— Ты меня достал, — призналась Катька. — И мне до соплей обидно, что ты не вокруг меня так расшибаешься в лепешку. Но я тебя не брошу. Ни за что!

— Извини! — грустно улыбнулся Эд.

— Отвали! — Катька подошла к столику и взяла стаканчик с вином и тарталетку.

И долго бродила от стены к стене, разглядывая безумный мир землячки. Лимонадное небо, девушки с мечтательными отсутствующими глазами, камни, похожие на ящериц, и время. Струящееся время застыло на каждом их холстов. Надо же быть совсем чокнутой, чтобы писать такие тексты, да еще и такие холсты рисовать, подумала Катька и опять посмотрела на басиста. Наверное, такой чокнутый Эд мог бы искать только такую чокнутую девушку. И Катьке стало не так обидно.

Она подошла к Эду и сообщила ему об этом.

— Знаешь, — сказала она. — Пожалуй, я бы не смогла бы тебе так классно задурить мозги, как она. Но я боюсь, что ты никогда не будешь в ее глазах таким недосягаемо безупречным, как в моих. Сдается мне, что она найдет в тебе э-э… пару недостатков.

— Ты права! — усмехнулся Эд. — Но, возможно, этого я и хочу. Возможно, этого мне и не хватает, чтобы кто-нибудь нашел во мне пару недостатков, чтобы я их исправил! А?