Марго выбралась из ванны и начала одеваться, грохоча жесткой тканью джинсов, звеня высыпающейся из кармана мелочью. Нужны очки. Срочно нужны очки. Сколько стоят очки? Марго собрала монетки и вытряхнула из кармана остатки бумажных денег. Хватит? Впрочем, роботу — все равно. Растрепав волосы, она кое-как завесила мокрыми прядями лицо и хлопнула дверью, выходя в комнату.

После темной ванной свет больно резанул по глазам, и Марго на минуту прищурилась. Прохладная волна по коже. Вскрикнула птица. «Тюилери!» Жалюзи пластиково постукивали о подоконник, поддаваясь движению ветра, процеженные сквозь белые полоски солнечные лучи бликовали на всех блестящих поверхностях. Под потолком струилось сияние, похожее на люстр, которым покрывают дорогой фарфор, или на внутренность перламутровой речной раковины. И этот люстр спасал. В нем была радость и небесная сила жизни. Наверно ее китайци называют Ци?

Марго запечатлела мгновенние вечности на сетчатке своих глаз, как негатив фотографии. На этом негативе Поль замер над запахом кофе, наклоняясь синими очками к кружечке (отражаясь в полированной поверхности стола, а в его очках отражался и столик, и Андрэ, который стоял у окна и смотрел в щелку жалюзи, придавив линейку указательным пальцем; и Макс, который все еще спал на полу, и его светящиеся в полосах света пшеничные волосы.

В следующий момент все пришло в движение, и Марго раздвоилась между ожившей реальностью и неподвижным сканом только что прошедшего.

Неужели все эти сканы хранятся в жирных молекулах, образующих мозг? В общем-то человек и думает этими сканами. Что будет, если оставить весь этот склад, а монитор — зрительные нервы и поля отключить? Сможет ли человек думать как-то иначе? Сможет… Думают же слепые… Они думают жужжанием, свистом, пением и осязанием. Наверно.

— Ты серьезно хотел меня утопить? — обратилась Марго к Полю, переступая тело Гитлерюгенда.

— Нет! — покачал головой Поль. — Я думал ты поймешь, что это шутка.

— Я так вчера долбанулась головой, что не в состоянии оценить такой тонкий юмор. Дай мне твои очки.

Она решительно сдернула их с Поля и напялила на себя. Роботу можно!

— Однако!

— Тебе жалко, да? Жалко? — достаточно раздраженно затараторила Марго. — Ты вчера клялся, что любишь меня. Чем ты можешь пожертвовать во имя своей любви? Сраных очков тебе жалко? Я верну их завтра!

— Ты — неординарная девушка. Или у вас в России так принято? — обижено отступил Поль.

Марго не ответила. Спрятав глаза за спасительными синими стеклами, она зацепила со столика банку с газировкой и рванула кольцо. Жестянка торопливо выдохнула и захрустела пузырьками газа.

Андрэ медленно оглянулся. Они встретились взглядами, и Марго медленно подняла банку к губам.

— Я предлагаю пойти посмотреть мои картины, — сказала она, покончив с пепси. — И Лео, и Аурелия уже ушли.

— Поехали, — согласился Андрэ. — Тут все равно нечего делать.

Поль внимательно перевел взгляд с Марго на Андрэ и назад и, отодвинув кружку, поднялся. Stand up. Он сделал «stand up». Он стал стендом. Надо быть дебилом, чтобы не понимать английского. О чем это она? Тут одни французы. С французами все по-другому.

— Я тоже, — сказал Поль.

— Никто не запретит, — пожала Марго плечами.

— Вставай, Макс, — репортер навис над телом, и поддел Макса носком своего дорогого ботинка.

Тот резко поднял голову и одурело посмотрел вокруг.

— Ты так и не снимал обувь?! — удивилась Марго.

— Нет, — ответил Андрэ. — Обувь я снимаю только дома.

— У него на пятках контакты от батареек, — сострил Макс, поднимаясь на ноги. — Ну вы чумные! Поль, ты что пьешь? Свари мне кофейку!

— Мы уходим к Марго, — сказал Поль. — Попей водички!

— Могли бы раньше разбудить… — огрызнулся Макс, срывая с банки петлю. — Ну подождите, я хоть умоюсь! Фу!

Макс задрал голову и поднял банку так, что струя потекла в его огромный открытый рот. Марго мысленно повторила фразу: «У него на пятках контакты от батареек…» И опасливо посмотрела на репортера.

— А мы трахнули вчера Марго? — просил Гитлерюгенд, отдуваясь после газировки.

— Мудак! — объявила Марго и сделала шаг к дверям. — Никогда не видела таких мудаков!

Она первая вышла из квартиры и отправилась вниз пешком. Андрэ догнал на втором пролете.

— Мне стыдно! — сказала Марго, чуть не хныча. Хотелось захныкать, чтобы ее пожалели. Но ее никто бы не пожалел. Ну уж точно не Андрэ.

— Бесполезное чувство… — хмыкнул репортер. — Если ты считаешь, что чего-то не стоит делать, просто не делай этого. А если сделала, следовательно — у тебя были на то причины…

Макс не пошел смотреть Кошины работы. Он вывалился из машины около метро и свалил. БМВ был остановлен Андрэ Бретоном у знакомой калитки. Арабчата уже ползали по трубам детской площадки. Во дворе было все, как и преже. Только мяч, который Марго уронила вчера, кто-то вернул на прежнее место.

Они поднялись в квартиру.

Никого не было. Бони ткнулась мокрым носом в ладонь, Пупетта радостно вспрыгнула на грудь Поля. Андрэ поморщился, но собаки и так не особо удостоили его вниманием.

— Пойдемте сразу в комнату, — предложила Марго и подколола Поля. — Ботинки тут не снимают.

— Ну и напрасно, — прогундосил Поль, следуя неуклюже за Марго и Андрэ.

Открыв дверь в свою келью, Марго окинула ее настороженным взглядом, почувствовав в воздухе некое напряжение, как если бы пустота комнаты не была полой, а состояла из хрупкого вещества — например, льда — и на нее сверху был бы поставлен несоответствующей тяжести груз. Отнеся это впечатление на результат гулянки, Марго вошла в комнату и отступила, пропуская гостей. Парни вошли, кромко стуча обувью по паркету. Поль осторожно покашлял, плюхнулся на стул около окна и закурил свой «Честер». Андрэ что-то мурлыкал под нос. Он внимательно пересмотрел все начатые холсты и кое-что сфотографировал.

— Вот это неплохая очень, — сказал Андрэ, присаживаясь на корточки около голубого холста, где были намечены две плывущих девушки. — Я купил бы себе. Она завораживает. Приятно завораживает. Я пока еще не понял почему, но… это перспективная работа. У нее есть будущее.

— А мне нравится вот эта картина, — сказал Поль из своего угла. — где девушка идет по нитке. Она красивая. А другие какие-то нервные. Не люблю я вашу абстракцию. Ну разве бывает небо лимонадным? А дерево у тебя меньше девушки. Меня это бесит. А эта синяя — вообще мазня.

— Но она только начата! — возразила Марго. — Я удивляюсь, что Андрэ разглядел что-то в этой работе. Я только наметила фигуры и воду. Но он прав, для меня эта работа очень много значит. Я даже не знаю еще сама, что за смысл в ней. Иногда бывает, что я думаю при помощи картин. Впадаю в состояние, похожее на полусон, полутранс, полугипноз, и начинаю рисовать. Для меня в этот момент главное — не потерять этот ритм, потому что рассудком тут ничего не решить. Я становлюсь в этот момент кем-то другим. Или наоборот собой. Может быть, роботом, — Марго ухмыльнулась. — Только потом, когда работа уже закончена, я понимаю, как это можно объяснить словами.

Андрэ все это внимательно выслушал, но ничего не сказал. Он все перебирался от одного холста к другому на корточках и разглядывал их очень внимательно. Но тем не менее Марго почувствовала, что интерес репортера лежит за пределами живописи. Может быть, его интересует она постольку, поскольку в его издании могут заплатить за репортаж. Вряд ли там станут размещать материал о каком-нибудь галерейном мазиле, цена которого — площадь пополам умножить на доллар.

И, конечно, репортер сводил с ума.

Неизвестно, что у него было под этими шикарными шмотками, но сидели они так, будто каждый сантиметр тела Андрэ стоит не меньше штуки баксов.

— Я слышала, что японцы сделали дезодорант от которого прет. Побрызгаешься им, и все самцы будут изнемогать от тебя. Или самки…