— Ну вот, — сказал Андрэ. — А ты говоришь! Новые технологии — новые люди. Роботы. Роботы — нация будущего. Американцы знают, что делают. Они — классные парни! Скоро не будет ни Франции, ни Англии, ни вашей России. Будет единый мир. Круто.

— Разве хозяева «Голема» за океаном?! — удивилась Марго. — Ты же говорил, что никто не знает, кто это!

— Да, это так. Никто не знает. Но мне так кажется, — сказал Андрэ приятным глубоким голосом и отсветы таинственных символов танцевали по его бледном украсивому лицу. — Впрочем, «Голем» настолько хорошо защищен, что даже если ты на каждом углу будешь орать о том, что за спиной «Блисса» стоит ЦРУ или ФБР, или всемирная организация масонов, тебе никто не поверит. Тебя объявят сумасшедшей. С тем же успехом ты можешь орать о том, что миром управляет Мальтийский Орден.

— У! Здорово! — сказала Марго, заливая в себя третью банку.

— А ты не лопнешь? — поинтересовался Андрэ Бретон.

— Не-а, — сказала Марго и вдруг вспомнила. — А ты знаешь, вадь мои работы уже есть в Париже. Я не знаю у кого они, но буквально совсем недавно, перед отъездом один галерейщик продал мои работы какому-то французу оптом. И там были те работы, которые тебе понравились на слайдах.

— Да? — удивленно поднял брови Андрэ. — Любопытно. Надо будет просмотреть каталоги. Может быть, что-то найдется.

Марго допила третью банку и решила упростить отношения с репортером до животной откровенности.

— Андрэ, а скажи мне, роботы сексом занимаются?

— Сексом? — переспросил Андрэ. — Да. Конечно! А ты хочешь заняться сексом?

— Ну как тебе сказать, — смутилась Марго.

— Да скажи как есть… Чего уж там!

И что-то Марго расхотелось заниматься сексом. Она залпом выпила еще бутылку, комната Андрэ превратилась в цвето-музыкальную установку, как тогда, в «Эдеме».

Марго начала куролесить…

Почему она начала куролесить, она не могла понять теперь, утром, но тогда, ночью, все казалось логичным. Хотя сказать, что Марго чувствавала себя не в своем уме, нельзя. В том-то и дело, что несмотря на то, что «Блисс» изменял настроение и представлял мир в измененном свете, порядок логики не нарушался совершенно. В этом «Блисс» был похож на текилу. И отходняка-то от него не было. Ощущение пустоты, но и не более того. Ни головной боли, ни трэмора. Ничего.

Ладно. Марго махнула рукой. Если она так поступила, у нее были на то причины. Теперь ничего не исправить. Увидев небольшой магазинчик, в котором продавали очки, заколки, сумки и прочую дребедень, она вошла внутрь. Продавец-араб бросился к посетительнице с навязчивой вежливостью.

— Мне нужны очки! — сказала Марго, демонстративно улыбаясь.

— Какие? — спросил лавочник и вывалил на прилавок ворох: розовых, черных, зеркальных, зеленых и синих.

— М-м-м… Это сложно объяснить, но в общем, особенные. Они очень отличаются от остальных. Если они у вас есть, вы точно знаете, что это они.

Продавец озадачился, но на всякий случай посоветовал:

— Может быть, вы померяете? У меня все очки особенные!

Марго перебрала все, что предложил араб, и покачала головой.

— Нет. Не то. Мне нужны совсем особые очки. Очки для роботов.

— Для роботов?! Для роботов?! Поищите-ка то что вам нужно в «Лафайет»! — сказал продавец и недовольно сгреб товар.

— Спасибо. Я так и сделаю, — попрощалась Марго.

Проснувшись, Катька обнаружила себя в постели Эдика.

Рядом с Эдиком. Часы показывали глубокий обед для обычных людей и раннее утро для артистов «Роботы». Стрельцова приподнялась на локте и взглянула на басиста — тот спал ангельским сном, в одежде — в джинсах и свитере. Стало быть ничего так и не было. Ну и ладно. Катька потянулась, чувствуя что очень отдохнула.

«А все-таки почему? — подумала она про несостоявшееся приключение. — А может у Эда СПИД? Ну может же человек подцепить? Что, у всех справку требовать?» Пользуясь возможностью, она внимательно изучила лицо басиста.

Шрам на лбу был старый, почти пропавший — только отсутствие пигмента говорило о том, что тут когда-то был шрам, а вот на шее, возле сонной артерии, белый неровный шовчик был еще свеж — не больше года. Хорошенькие метки у психолога, подумала Стрельцова и, вспомнив, что на ней ничего, кроме полотенца нет, осторожно выкарабкалась из-под одеяла. Собрав разбросанные по комнате вещи, Катька оделась и задумалась, уйти или подождать, когда Эдик проснется? Никогда еще со Стрельцовой не было такого, что просто б ы т ь р я д о м было так… Так… Она не могла подобрать слова. Она не знала, как это называется. Но ей хотелось, чтобы так было всегда.

Увидев, что куртка Эдика свалилась с подлокотника кресла на пол, Катька не смогла удержаться, чтобы не навести порядок. Она подняла эту вещь недоступного, но чем-то очень близкого ей человека, и понюхала. Запах — это почти тело. Катька закрыла глаза и представила, что нюхает не куртку, а тело Эдика, волосы, плечи, губы, грудь и так далее. И тело Катьки опять рванулось в мятежном порыве.

Что-то упало, Катька увидела под ногами кусочек рисунка, и подняла его.

Это был «глазок». Оглянувшись, Катька убедилась, что Эд по-прежнему безмятежно спит и рассмотрела «глазки» внимательнее. «Гравюра, — подумала Катька. — Это ведь гравюра. Так вот какие гравюры нужны были нашему Эдику!» Стрельцова опять посмотрела на басиста. Кто же он все-таки? Зло или добро движет его поступками? Зачем ему так нужны были эти «глазки»? Катька вернула «обрывок» на место, во внутренний карман, положила куртку на кресло и тихо вышла из номера.

Едва Стрельцова достала из кармана ключ и собиралась войти к себе, как за спиной остановился лифт и раздался голос Гочподи.

— Ты что, Катерина, с музыкантами шашни водишь? Смотри мне!

— О чем вы? Илья Петрович?! — Стрельцова изумленно округлила глаза, повернула ключ и слепила на ходу. — Я только что зашла, чтобы ручку попросить. Хочу открытку отправить домой. Что Вы, ей богу!?

— Показывай открытку! — рявкнул Репеич, заваливаясь в номер вместе с Катькой.

— Вот!

Стрельцова вытащила из шкафчика купленную в первый же день открытку.

— Ну что? — издеваясь, она помахала глянцевым прямоугольником перед носом у директора. — Правда классная? Вам нравится? Хотите, подарю!

— Да нет! Не надо! Я уже отправил, — отмахнулся Гочподи, плюхнулся в кресло, но еще не расслабился. Видно, был у него какой-то козырь в рукаве!

— А я вот еще нет! — сказала Катька и демонстративно села писать письмо.

«Дорогая мама!» — вывела она старательным почерком послушной школьницы и посмотрела на Репеича с ожиданием. Тот только закинул ногу на ногу.

— Ты пиши-пиши. Я тебе мешаю? Да мне все равно, гочподи, что ты там пишешь? Скажи лучше, где тебя ночью носило?

— Ночью?! — Катька опять вытаращила глаза. — А Вы-то откуда знаете? Вы, что, ночью ко мне за ручкой приходили?

Стрельцова с облегчением похвалила себя за то, что осталась спать у басиста. Лучше не переспать с Эдиком, чем отбиваться среди ночи от Гочподи. Катька представила себе огромное волосатое пузо Репеича и, видимо, лицо ее выразило все, что она представила, потому что директор снова зарокотал.

— Ну-ну! Не морщись, Стрельцова! Что ты о себе думаешь? Не приходил я к тебе! Это мне гитарист сказал. Он чего-то хотел от тебя.

— Во-первых, я никому ночью не открываю, — Катька поджала губы. — Во-вторых, с какой стати это ему понадобилось рассказывать про меня?

— Да ты не думай, гочподи, не думай! Я их застукал утром, в хламину косых. Поднимались на лифте. Я ехал завтракать, а они только явились. Конечно, гочподи, я решил наказать их. Ну они и рассказали, что они не одни такие плохие, что кое-кто еще по ночам шляется! А? Что ты на это скажешь?

— Врут они все! — сказала Марго, меняя интонацию на голос маленькой беззащитной девочки, которую надо пожалеть. — А вы им поверили! Скажите мне лучше, сколько марка стоит. Вы ж отправляли уже!