Переходя из одной асаны в другую, Андреа с бесстрастной грацией выполнила Приветствие Солнцу, воздев голову в сторону башен Петронас. «Ах, Бакли, Бакли!.. — думала она. — И что тебе было играть в крутого, когда ты действительно был крутым? Перед кем ты щеголял своим заносчивым бесстрашием?» Агент ЦРУ номер один на Ближнем Востоке расхаживал по обуянному гражданской войной городу без телохранителя, не говоря уже о постоянной машине сопровождения!

Ну и кончилось тем, чем должно было кончиться. В одну минуту.

Свою бежевую «хонду» Бакли простодушно парковал у кромки тротуара на улице Таннухиин — возле многоэтажного дома, на верхушке которого был его пентхаус.

Однажды он привычно сел в «хонду», чтобы ехать в офис. Через десяток метров дорогу внезапно блокировал белый «рено». Из «рено» выскочили двое с автоматами. Крича угрозы на арабском, они выволокли Бакли из его машины и втолкнули в «рено», пинками заставили лечь на пол, прикрыли одеялом и велели помалкивать — иначе ему крышка.

Уже через несколько минут машина была на прибрежном шоссе и затормозила у исламского контрольно-пропускного пункта. Охрана и террористы быстро перемигнулись, и «рено» рванул дальше. Бакли спрятали в районе трущоб: приковали с завязанными глазами к кольцу в бетоне — в подвале без окон.

Согласно донесению одного агента «Хезболлы», Бакли допрашивали и пытали в течение нескольких месяцев. Пытали под надзором палестинского врача; тот дозировал препараты, которые развязывают язык, и следил, чтобы заключенный не отбросил коньки раньше времени.

Вопросы задавали в основном об операциях ЦРУ в Ливане — в том числе о похищениях и убийствах, которые управление перепоручало своим людям в ливанской армии и христианским повстанцам.

Но допросы не могли не коснуться и прежней деятельности Бакли. Он работал в Египте и Сирии, а еще раньше отвечал за подготовку агентов для работы на Ближнем Востоке. Одно лишь личное и поименное знание массы американских шпионов безоговорочно исключало его засылку в этот регион. Попади он в руки врага, современные методы допроса быстро вытряхнули бы из него всю информацию, и ближневосточная американская агентурная сеть полыхнула бы как паутинка. Однако специалистов не хватало, и элементарными мерами безопасности пренебрегли.

Когда труп Бакли подкинули американцам, было трудно установить, от чего он умер: от пыток или от жутких условий заключения. Осталось неизвестным, где именно его держали и сколько раз перевозили.

Андреа случалось читать отчеты о похищенных американцах, которых перебрасывали из одной темницы в другую предельно бесчеловечным способом. Скажем, в тесном ящике под днищем грузовика, где они дышали пылью и ядовитыми бензиновыми испарениями.

Достаточно было слегка простудиться — и в этих условиях ты покойник.

Спасение одно: самозомбирование — отключение всех чувств. Этому учат. Этому учатся. Но кто успешно сдаст экзамен в реальной ситуации, никому знать не дано. Как любой агент, которому предстояло работать в самых опасных местах, Андреа прошла курс выживания в разведшколе под Уильямсбургом, где, помимо инсценированных многодневных допросов, ей и «коробочку» делали: помещали в тесный ящик и оставляли в темном подвале, куда никакие звуки не доходили. Оставляли без уведомления о том, когда ее освободят: через несколько часов или через несколько суток…

Именно поэтому она не прекращала заниматься йогой и каждое утро начинала с долгих упражнений. Тренировала не столько гибкость тела, сколько дыхание — точнее, способность замедлять дыхание и частоту пульса. После многих лет практики она умудрялась сбивать свой пульс до тридцати и менее ударов в минуту. Еще чуть-чуть — и здравствуй, кома или смерть! Впрочем, и кома, и смерть — вполне желанные состояния, когда тебя сложили пополам и забыли в закрытом на замок ящике.

Резко заверещали наручные часы — напоминая, что пора в дорогу. В малайский Следственный центр сегодня опаздывать не хотелось. Там по ее приказу местные будут пытать важного заключенного.

Посольский «мерседес» несся вперед, петляя между холмами. Андреа сидела на заднем сиденье, высоко закинув ногу на ногу, и в третий раз штудировала донесение, полученное четыре дня назад.

Водитель, сержант морской пехоты Нилтон Альворадо, поправил зеркало заднего вида — явно не для того, чтобы лучше видеть машины за собой, а чтобы вольготнее обозревать ноги начальницы.

Донесение было от специального отдела малайской полиции. Речь шла о совместной с ЦРУ операции по наблюдению за неким Ником Авадом, связным между теми исламскими террористическими организациями Юго-Восточной Азии, которые ставили своей конечной целью создание обширной исламской республики — от северных границ Таиланда до самых южных филиппинских островов. Малайзия должна была стать частью этой грядущей республики. ЦРУ имело в деле прямой и конкретный интерес: Ник Авад планировал террористический акт против американской военной базы на Суматре.

Авада держали под колпаком уже давно, и дело шло к аресту, но тут в одном из его телефонных разговоров мелькнула многообещающая зацепка. Ему позвонили из Берлина и просили встретить и приветить «друга из Бейрута», некоего Аамм Хакима.

Задержание решили отложить на несколько дней, чтобы взять заодно и «друга из Бейрута». Все прошло гладко: Ника Авада схватили в аэропорту Субанг, когда он целовался с только что прилетевшим Аамм Хакимом.

Зато с Хакимом возникла проблема. У него был сирийский паспорт на имя Бадра Фариса. Паспорт вроде бы настоящий, не придерешься. В интерполовском розыске Бадр Фарис не числился. ЦРУ и местной полиции не за что было ухватиться: ничем не запятнанный иностранец, только что впервые прилетел в страну и хотя бы поэтому набедокурить в Малайзии не успел. Даже при том, что после одиннадцатого сентября законы для ЦРУ стали резиновыми, дело шло к тому, что сирийца придется отпустить.

Спецотдел малайской полиции был разочарован: готовились поймать большую рыбину, а схватили предпринимателя, который приехал в Малайзию строить фабрику по производству презервативов. О политических взглядах Фариса ничего известно не было. Очевидно, что большой религиозностью он не отличается: бритый, по-западному холеный, в чемодане бутылка виски и «Плейбой», в бумажнике визитки бейрутского секс-клуба и эскорт-сервиса.

Насчет звонка из Берлина Фарис якобы ничего не знал.

— Друг в Бейруте, — объяснял он полиции, — предложил мне помощь своего куала-лумпурского приятеля — мистера Авада. Дескать, тот может встретить меня, свести с нужными людьми в деловых кругах и помочь в бюрократических вопросах. Я с радостью ухватился за это предложение. Но я был уверен, что мой друг лично позвонит мистеру Аваду. Кто от его имени звонил из Берлина — понятия не имею. Сам я в Берлине никогда не бывал.

— Каким образом Авад узнал вас в аэропорту?

— А-а, тут все просто. Каждый из нас кого-то высматривал — по этому признаку мы друг друга и узнали.

В первый раз читая протокол допроса, Андреа задумчиво хмурилась. Правда ли, что Фарис — невинный бизнесмен? Тот ли человек Ник Авад, который помогает невинным бизнесменам?.. В телефонном разговоре Фариса назвали «Аамм Хаким». «Аамм» на арабском — почтительное обращение к брату отца. Если Фарис — дядя, то кто племянник? Может, из Берлина звонил именно его племянник? Или племянник — сам Ник Авад? Так или иначе, тут что-то нечисто. Фарис лгал или чего-то недоговаривал.

Теперь-то все было ясно, а тогда, после часового допроса, малайская полиция едва не отпустила этого «Фариса». Только случайно взгляд детектива остановился на утолщенном крае воротника сорочки сирийского бизнесмена. Детектив потянулся проверить: «А это что у вас?» — и получил внезапный удар между ног от мгновенно вскочившего со стула «Фариса». После этого задержанный рванулся к выходу. Полицейские догнали его у самой двери, навалились, скрутили, отняли зажатую в руке розовую капсулу. Стало ясно, что мистер Фарис отнюдь не безобидный бизнесмен.