Под диктовку ирландца он настрочил покаянный документ. Когда тот был подписан, старик Ахерн положил его в сейф и удовлетворенно бросил фэбээровцу:

— Майкл в Штатах.

— Где именно?

— В Неваде.

— Конкретней. В Неваде три Ирландии поместятся, и еще останется место для пары Шотландий!

Старик Ахерн равнодушно пожал плечами:

— Ты ищейка, тебе и карты в руки. Если он позвонит, я его тут же с тобой свяжу. Слово чести.

— Верни письмо!

— Размечтался!

Больше ничего из старика вытрясти не удалось. У Коваленко сложилось впечатление, что тот не врет и действительно не знает, где конкретно находится его зять и кто скрывался под именем «Франциско д'Анкония».

— А разве он тебе сам не рассказал все в подробностях? — с деланным простодушием спросил ирландский хитрован. — Майкл ведь специально ездил в Лондон с тобой беседовать!

Это был верх унижения. Коваленко пулей вылетел из особняка Ахерна.

Через сутки Коваленко знал, что Майкл Берк два дня назад въехал в США, перелетел из Нью-Йорка в Рино, штат Невада, где взял напрокат зеленый «ниссан» с калифорнийским номером.

Однако на этом поиски зашли в тупик.

Коваленко связался с ФБР в Лас-Вегасе и просил объявить зеленый «ниссан» в розыск. Затем позвонил в Дублин и уломал сотрудников Гарды тайно заглянуть в квартиру Берка.

— Нам стало известно, — врал он, — что готовится покушение на его жизнь. И поскольку он исчез, стоило бы проверить — вдруг уже убит в собственной квартире!.. Ну и коль скоро вы все равно там будете, пожалуйста, снимите копию с винчестера его компьютера. Содержащиеся на нем сведения помогут нам защитить вашего соотечественника от международных преступников — разумеется, если он еще жив…

Через восемнадцать часов у него было имя американца, про которого так истерично верещала Андреа Кэбот.

Уилсон. Джек Уилсон.

Уилсон был вне себя от волнения. Самолет приземлился полчаса назад, а Ирина все не выходила и не выходила! Неужели какие-то проблемы с чиновниками иммиграционной службы?

Уилсон сжимал в руках огромный букет алых роз и напряженно высматривал в толпе свою невесту.

Людей, которые прилетали в Лас-Вегас, ему было немножко жалко. Такие радостные лица, столько ожидания в глазах!.. Тех, кто задержится тут до двадцать второго, ожидает суровая судьба. Лас-Вегас — город такой же искусственный, как тот отель-парус в Арабских Эмиратах, в котором Уилсон однажды обедал с Беловым. Лас-Вегас, где девятнадцать из двадцати самых больших в мире отелей, тоже вырос среди пустыни. Он дитя современных технологий и потому раб электричества. Если вырубить кондиционеры, отели превратятся в сауны. В июне температура только ночами падает ниже тридцати по Цельсию. Без электричества и электроники сдохнут все насосы, вся дорогая и сложная система водоснабжения города превратится в мили и мили бессмысленных подземных труб. А запасы воды закончатся стремительно.

Ближайшим доступным источником воды станет озеро Мид. Сорок миль через пустыню. Но туда побегут не сразу, сначала будут долго уповать на то, что все «уладится». Как в Кулпепере. Однако все будет иначе. Из Кулпепера можно было бежать в соседний город, где жизнь осталась нормальной. После дня летнего солнцестояния бежать будет некуда. Вся Америка превратится в один большой Кулпепер…

Но кто из жителей Лас-Вегаса и сотен тысяч его гостей способен добраться до озера Мид? Сорок миль по жаре и песку, и при этом много воды и пищи с собой не возьмешь. Да и кто из остающихся поделится водой и пищей? К этому моменту все будут как звери, начнется война за выживание. Возникнут банды или племена — и пойдут резать друг дружку… Интересно, сколько времени понадобится людям для полного одичания в таких условиях? Неделя, месяц? Уилсон, подсчитав кое-что в голове, пришел к выводу — не больше двух месяцев.

Его глаз выхватывал из толпы прибывающих тех, кто погибнет первым: женщина в инвалидном кресле, девушка с младенцем, одышливо пыхтящий толстяк… Ну и Мэнди в Фаллоне, конечно, не выживет. Молодые затопчут. Уилсон не раз подумывал забрать приемную мать в «Ленивые пчелки», однако в конце концов отказался от этой безумной идеи. Мэнди была прошлым, в котором он не рисковал появляться по двум причинам: там его могли поджидать агенты спецслужб… и еще более страшные демоны совести.

Боже, вот она, Ирина! С немножко потерянным видом катит за собой черный чемодан на колесиках. Синее элегантное платье. Озабоченно наморщенный высокий лоб.

Уилсон замахал поднятой рукой.

— Ирина!

Она посмотрела в его сторону — дивный, полный застенчивого восторга взгляд! Уилсон, не чуя под собой ног от радостного возбуждения, устремился к ней.

Они обнялись. Он ощутил ее тело, ее аромат… Она была здесь, она была из плоти и крови, его осуществленная мечта.

Показывать Ирине Лас-Вегас было все равно что водить ребенка по «Диснейленду». Сам Уилсон презирал этот город-выскочку — показная роскошь и дебильная архитектурная эклектика. Но восторг Ирины заражал и его; со стороны он казался счастливым отцом, который наконец нашел чем порадовать дочку-капризулю. С его лица не сходила глуповатая довольная улыбка.

Ирине нравилось все: и причудливые небоскребы отелей-казино, и фантастические фонтаны, и пестрые толпы людей, и Эйфелева башня-недомерок в квартале от сусально-пряничной Венеции. В холле отеля «Мираж» она ахала и охала, а в многокомнатном номере совсем потеряла голову.

— Ты имеешь шутку надо мной! — приговаривала она. — Это музей, это Эрмитаж! Здесь нельзя жить!

На самом деле ее глаза светились непосредственной детской радостью: так жить можно, и естественно, и даже обязательно! А все, что было с ней раньше, — просто досадное недоразумение!

Ирина обежала весь номер — дивная мебель, зеркала, мини-бар, гигантский телевизор… если выключить свет, ванную можно спутать с танцевальным залом…

Совершив кругосветное путешествие по комнатам, Ирина запыхалась и упала на огромную кровать в спальне. Весело хохоча, она качалась на перине.

Уилсон присоединился к ней, и скоро они слились в долгом поцелуе — таком поцелуе, который чувствуешь каждой молекулой тела. И потом, совершенно естественно, они стали раздеваться, чтобы слиться не только губами, но и телами.

Когда он снял сорочку и Ирина впервые увидела его голый торс при полном свете, украинка открыла рот от удивления.

— На тебе картинки… кругом! — озадаченно выдохнула она.

Он, занятый ее блузкой, в ответ промычал что-то невразумительное.

Она провела по дракону на его груди нежным пальцем, потом коснулась губами полумесяца.

— А что тут написать? Совсем незнакомый язык.

Уилсон улыбнулся:

— Тут написано: «Не бойся меня».

Но именно в этот момент Ирина шарахнулась от его рук и вскочила с кровати.

— Что такое?.. — почти рассердился он.

Ирина щелкнула выключателем, в темноте вернулась на кровать и, обняв Уилсона, шепотом пояснила:

— Пусть не будет свет, о'кей?

Мог ли он возражать? Да и темнота в Лас-Вегасе — понятие сугубо относительное…

Потом Ирина закуталась в простыню и убежала в ванную комнату. Когда она вернулась, они выпили шампанского («За нас!») и спустились в казино. Для начала он научил ее пользоваться «однорукими бандитами», потом они попробовали удачу в рулетку и за карточным столом. Ирина почти визжала от восторга, строила милые рожицы и очаровывала не только Уилсона, но и всех кругом. Даже завзятые игроки на секунду-другую отрывались, чтобы полюбоваться ею. Было так забавно наблюдать, с какой детской сосредоточенностью она, закусив язычок, бросает кости.

Впервые за долгое, бесконечно долгое время Уилсон был по-настоящему счастлив. После тюрьмы он несколько месяцев жил на чистом адреналине — Вашингтон, Дублин, Белград, Бейрут, потом контейнеры с опиумом и африканская нервотрепка и, наконец, опять Америка, но уже приятные хлопоты: покупка ранчо, доработка и монтаж трансмиттера; и наконец, апофеоз — Кулпепер, месть Мэддоксу и Созио.