Правда, нынешние литературные мэтры злобно честили «Атланта» сервированной в надбитом горшке символизма сборной солянкой из доктрин фашизма, коммунизма и ничем не обузданного индивидуализма времен «первобытного капитализма».

Берк подивился всей этой истерии и контристерии, но углубляться в дебри «объективизма» и литературных полемик не захотел. Во всем творчестве Айн Рэнд его интересовал только один герой — Франциско д'Анкония.

Из пересказов книги Берк создал для себя следующий портрет: отчаянный индивидуалист, истовый борец за ничем не ограниченную свободу предпринимательства. Владелец богатейших медных рудников в Чили, Франциско д'Анкония из принципа прекратил добычу — потому что местное правительство хотело получить от него хоть пару центов в качестве налогов. Но при всем этом зверски богатый сукин сын рядился в романтическую тогу сверхчеловека, который борется с несправедливым устройством мира.

А несправедливое устройство мира заключалось в том, что современная цивилизация позволяет выживать слабому и ставит рамки сильнейшему.

Идеалом еще более одиозного загадочного друга д'Анконии по имени Джон Гэлт было что-то вроде: «Каждый за себя, а Бог — за самых пробивных». Джон Гэлт изобрел машину, которая могла преобразовывать реальность в масштабах планеты. То есть всерьез примерял на себя роль Творца.

Берк невольно вспомнил вечное отвратительно-консервативное ворчание отца: социальная помощь только развращает людей, а политкорректность — маразм. «Американцы разленились, — говорил он. — Жалуются на безработицу и сидят на шее государства. Почему же незаконные иммигранты находят по две работы и не прочь вкалывать и на третьей?» Однако в повседневной жизни отец Берка был душа-человек: готов с себя последнюю рубашку снять, если надо помочь. В противоположность ему Джон Гэлт из книжки был и на практике свинья свиньей — из тех, у кого в пустыне песка не допросишься и кто считает своим долгом подтолкнуть падающего.

Берк зачитался почти до рассвета.

Выключая компьютер, он ощущал только растерянность и смятение.

Франциско д'Анкония как литературный герой не вызвал у него ни малейшей симпатии. Типичный эгоманьяк-краснобай с замашками мессии. Но псих, позаимствовавший его имя, похоже, наложил лапу на приличные деньги. Стало быть, это не заурядный чокнутый фанат. С какой целью он мотается по миру? Что задумал? И каким боком тут замешана «Аль-Каида»?..

Это маленькое расследование было последним здравым актом Берка.

Следующие два дня он не выходил из квартиры. Пил и смотрел телевизор. Периодически вырубался. Проснувшись, пил дальше и таращился на экран, ленясь даже переключить программу, если показывали что-нибудь уж вовсе нестерпимо глупое. Когда выпивка закончилась, он устроил шмон по всей квартире и нашел заначку, которую Кейт, за несколько дней до своей смерти, сделала для какой-то грядущей вечеринки. Телефон тщетно надрывался. Изредка, в моменты просветления, в сознании всплывал вопрос «Что теперь?». У него не было ни настоящего дома, ни цели в жизни. Куда податься? Что делать?

Из ступора его вывел визит Томми Ахерна. Вместе они направились в паб, засели в самом темном углу…

— Вчера я ходил к нашему адвокату, — наконец произнес Старый Кряж. — По мнению Харригана, у них нет никаких судебных перспектив. Через пару месяцев дело будет в шляпе. Максимум через полгода… Да и хрен с ней, с работой. Довольно я в жизни попахал…

— Врешь! Ты работу любишь!

— Смерть отняла у меня одно дитя. Придурок из ФБР — второе.

Берк мучительно вспоминал, что он хотел сказать. Ага!

— Я еду в Белград, — заявил он. И был так потрясен собственными словами, что даже протрезвел. — Да, я еду в Белград! Сам все выясню про этого загадочного сукина сына! Именно там Франциско д'Анконию видели в последний раз. Оттуда следует начинать его поиски.

— И на кой черт тебе этот мерзавец? К тому же ищейки ФБР наверняка уже отработали белградский след…

Берк вскочил, возбужденно потирая руки.

— «Ищейки ФБР»! — фыркнул он. — Нет у меня к ним доверия!

После одиннадцатого сентября у него, как и у многих, сильно поубавилось благоговейного почтения по отношению к ФБР, ЦРУ и Пентагону. Если верить прессе, двое из террористов, направивших самолеты в башни Международного торгового центра, одно время снимали квартиру вместе с информатором ФБР. Другие из той же группы брали во Флориде уроки владения боевым ножом у отставного офицера элитной десантной части. Третьи получили визы в США послетого, как ЦРУ засветило их как участников тайной встречи в Куала-Лумпуре, где обсуждали планы подложить бомбы сразу в дюжину пассажирских самолетов — для одновременного эффектного взрыва. Неряшливость и нескоординированность работы спецслужб шокировали.

— Я уверен, что фэбээровцы упустили что-нибудь важное, — сказал Берк.

Старик только хмыкнул. Потом вдруг поднял голову.

— А с чем ты туда полетишь? — спросил он. — С американскими водительскими правами?

Берк вынул из внутреннего кармана своего видавшего виды пиджака ирландский паспорт.

— Двойное подданство — полезная штука!

Старик Ахерн криво усмехнулся.

В белградском аэропорту, протягивая пограничнику свой ирландский паспорт, Берк ощущал себя заправским террористом. Офицер пролистал паспорт со скучающим видом, стукнул печать на нужную страницу и жестом показал: «Проходи, не задерживай очередь».

С чувством мальчишки, которому сошла с рук дерзкая проказа, Берк вышел из здания аэропорта и пристроился в новую очередь — к ожидающим такси. Было приятно натянуть нос грозному Коваленко.

Пригороды Белграда мало отличались от пригородов любого крупного города. Поражали лишь обилие граффити (с загадочной кириллицей) и лютый процент фашистских свастик в настенном творчестве.

Удивил по-настоящему только центр города. Возможно, Берк ожидал увидеть оборванные, голодные толпы среди руин. Вместо этого ему предстал вполне симпатичный и современный город на слиянии Савы и Дуная — никаких явных следов недавней войны. Сытые, прилично одетые люди, чистые улицы, масса кафе, весь набор дорогих магазинов. На асфальте лежал снег, но деревья уже зеленели.

Таксист на хорошем английском извинился за погоду:

— Весна никакая. Холод собачий. Где, спрашивается, пресловутое глобальное потепление? Нам бы его сюда!

Проехав через кварталы дивных зданий девятнадцатого века, такси затормозило у бетонного ящика без поползновений на архитектуру. Это был отель «Эспланада».

Номер Берка оказался пеналом с сосновой кроватью и ситцевыми занавесками. За исключением допотопного телевизора, ни единой претензии на комфорт.

Берк был озадачен.

Какого дьявола д'Анкония останавливался в таком неприглядном отеле? По словам Коваленко, он был накануне получения трех-четырех миллионов долларов. То есть мог шиковать.

Впрочем, во время той единственной встречи д'Анкония не произвел на Берка впечатление человека, привыкшего к богатому образу жизни. Одет он был отменно, но бросалось в глаза — в только что купленное. И в элегантного джентльмена он играл с упоением новичка. А судя по манерам, самозваный Франциско д'Анкония не во дворце воспитывался. Достаточно сказать, что он в открытую таращился на искалеченное ухо Берка и не постеснялся задать прямой вопрос по этому поводу. Словом, имелся резон предположить, что ему было привычнее останавливаться в отелях самой скромной категории.

За конторкой портье стоял Вук Милич. Серьезная физиономия, хлыщеватый костюм с галстуком, нагеленные, гладко зачесанные волосы — такого нетрудно представить служащим мелкого мотеля под Вашингтоном. Беглый английский, хоть и с акцентом.

Дружески поболтав о том о сем со словоохотливым Миличем, Берк задал наконец важный вопрос: что он помнит о постояльце, которого звали Франциско д'Анкония?