Доведя работу до конца, Матакаури потер палочки для добывания огня и поджег папоротник. На вершинах гор вспыхнул такой большой костер, что облако дыма закрыло солнце.

Языки пламени начали лизать тело Матау, но он не проснулся, а только подтянул к себе колени. Матау так и не успел очнуться ото сна и задохнулся в густом дыму.

Пламя пожирало его жир и разгоралось все ярче и ярче. А тело великана постепенно уходило под землю, из-за чего образовалась узкая расселина — длинная и глубокая. Матау сгорел дотла, уцелело только его сердце, которое продолжало биться на дне расселины, ставшей могилой великана.

Ветер стих. Хлынул дождь, потоки воды низвергались с небес. А по склонам гор к впадине демона Матау побежали ручьи, потому что от жара огромного костра на вершинах растаял снег. Вода до краев наполнила расселину, и в ней образовалось озеро, сохранившее очертания лежащего великана с подтянутыми коленями.

Сердце Матау до сих пор бьется в глубине озера, иногда так сильно, что волны в ярости набрасываются на берега. Но чаще вода в озере спокойна. Она медленно поднимается и опускается в такт неторопливому биению сердца Матау. Вот почему меняется уровень воды в озере Вакатипу (Вакатипу — озеро в южной части Южного острова, очертания которого напоминают лежащего человека с подтянутыми коленями; первоначальное название озера Факатипуа — "Впадина злого демона".).

Вождь Тоангина был грозой Уаикато; сильный, огромного роста — его справедливо называли великаном. Остальные воины не доходили ему до плеча. Недалеко от своей деревни Тауран-гануи он привязал к верхушке дерева длинную лиану и, раскачиваясь на ней, летал над рекой, где вверх и вниз плыли лодки. Во время этих полетов он разглядывал мужчин и женщин, которые собирали моллюсков на берегу и в воде. Выбрав несколько человек, Тоангина прокрадывался сквозь кусты, хватал их и уносил к себе или убивал тут же на месте. Но хуже всего было тем, кто плыл по реке. Стоило каким-нибудь безрассудным смельчакам или беззаботным путникам приблизиться к деревне, как Тоангина раскачивался на лиане и, пролетая над лодкой, хватал кого хотел. Лиана доставляла на берег двойную ношу, а Тоангина уже высматривал новую жертву. Иногда великан поднимал в воздух лодку со всеми путниками и тащил к себе. Даже те, кто плыли у дальнего берега, дрожали от страха перед вождем-великаном с устья Уаикато. Столкнув лодку на воду, Тоангина с такой силой ударял веслами, что за ним на гладкой воде тянулся хвост бурунов и через несколько минут несчастные уже были в его власти. Тоангина накидывал петлю на корму лодки, за которой гнался, и пригонял пленников к себе в па, где с удовольствием пожирал их.

Многие пытались покончить с Тоангиной. Но он был такой огромный и сильный, что без труда расправлялся со своими врагами. Особенно ненавидел Тоангину вождь Коронгои из па на берегу моря. Он напал на па великана, но его отряд потерпел жестокое поражение, а сам Коронгои попал в плен. Тоангина разрезал его тело на куски и выставил напоказ, чтобы все знали, какая участь ждет непокорных. Через некоторое время Тоангина сложил куски тела Коронгои в корзину, не пропускавшую воду, и бросил в реку. Корзина плыла по реке, и это зрелище надрывало сердце Уиа-варуа, дочери Коронгои и жены молодого рангатиры Те Хореты из деревни Те Ауаунга, расположенной на другом берегу реки, почти напротив деревни великана.

Уиа-варуа горячо убеждала мужа отомстить за гибель отца. Но Те Хорета хорошо знал, как трудно одолеть Тоангину. Он не хотел сражаться с противником, который во много раз превосходил его силами. Те Хорета не раз доказывал свою храбрость в обычных стычках. Однажды он вернулся после успешного нападения на соседнюю деревню и с гордостью рассказал жене о своих подвигах. Но Уиа-варуа занимало только одно. Вместо похвал на Те Хорету снова посыпались упреки за то, что он не отомстил за позорную смерть ее отца, Уиа-варуа обвиняла мужа в мягкосердечии, говорила, что он не любит ее.

Те Хорету оставалось только молчать. С тоской в сердце он вошел в дом, лег лицом к стене, перестал есть и не отвечал на вопросы. Кто бы к нему ни обращался, Те Хорета молчал. Уиа-варуа не замечала мужа. Она отказалась с ним разговаривать, пока он не отомстит за смерть ее отца, и как ни просили ее люди заставить Те Хорету есть и говорить, она стояла на своем. Прошло десять дней, Те Хорета не прикасался к пище и не произносил ни слова.

Весть о болезни Те Хореты дошла до его дяди Папаки, который жил на берегу гавани Манукау. Он поспешил к племяннику. Увидев, что Те Хорета молча лежит на циновке, Папаки очень огорчился.

— Мы спрашивали совета у отца неба, земли и моря, — сказал он. — Но они не ответили нам. Значит, ни небо, ни земля, ни море неповинны в твоей беде. Наверное, она таится в тебе самом. Может быть, ты совершил постыдный поступок? Скажи, мы постараемся тебе помочь.

При этих словах Те Хорета наконец повернулся лицом к Папаке.

— Жена, пойди к источнику и принеси кувшин воды для нашего гостя, — сказал Те Хорета. — Не бери воду из реки, непременно дойди до источника, там вода прохладнее и чище.

Уиа-варуа взяла кувшин и пошла за водой к дальнему источнику. Оставшись вдвоем с дядей, Те Хорета заговорил:

— Я лишился маны, — чистосердечно признался он. — Я готов встретиться лицом к лицу с любым воином, но жена требует, чтобы я отомстил за смерть Коронгои и убил Тоангину. Я не могу убить великана. Мне стыдно: я боюсь его.

— Я помогу тебе, — сказал Папака. -Твоя мана вернется, один воин не может одолеть Тоангину. Несколько могущественных вождей сообща нападут на Тоангину, ты будешь среди них. Пусть Уиа-варуа принесет еду и воду для меня и моих людей. Мы уходим. К тому времени, когда мы снова придем сюда, твоя мана вернется.

Весть о приготовлении к битве с Тоангиной обрадовала Уиа-варуа. Она принесла Те Хорете еду и питье и застала его бодрым и здоровым.

Папака пошел в па Мануреву (Манурева — теперь город на севере Северного острова.), чтобы поговорить с арики Ранги-каи-матой. Соплеменники Ранги-каи-маты увидели, что Папака приближается к па, и разожгли уму. Ранги-каи-мата ждал Папаку у себя в фаре, он снял с плеч плащ из собачьих шкур и постелил как циновку для своего гостя. Папака лег лицом вверх на край плаща в знак признания, что считает себя ниже могущественного Ранги-каи-маты. Устремив взгляд на балки, которые поддерживали крышу, он нараспев произнес каракиа, грозную каракиа, звавшую на бой.

Четыре балки

Поддерживают крышу дома,

Четырем или шести балкам по силам этот груз.

Есть ли человек

Сильнее и храбрее Тоангины?

Ему по силам победить ветер,

Победить воду,

Победить лес,

Победить солнце,

Победить звезды,

Победить море,

Победить всех людей.

Ранги-каи-мата взглянул на Папаку, и глаза его засверкали.

— Нет, сын мой, Тоангина — всего лишь ястреб, он вечно кружит в небе, потому что у него нет гнезда. Но у меня, вождя ястребов Тамаки, есть гнездо.

Довольный Папака улыбнулся, поднялся с плаща и, не дожидаясь, пока откроют печи, расстался с Ранги-каи-матой. Он пошел дальше и добрался до огромной Маунгакиекие (Маунгакиекие — теперь город Окленд на восточном побережье Северного острова.), где его с таким же почетом принял арики Ранги-хахауту. Лежа на краю его плаща, Папака снова повторил каракиа и сказал:

— Вы, вожди, всегда хвастаетесь своей силой, но человек по имени Тоангина сильнее всех на свете. Тоангине подчиняется вода, Тоангине подчиняется огонь, Тоангине подчиняются люди.

В ответ Папака услышал гордые слова арики:

— Нет, сын мой, Тоангина — всего лишь пес с пятнистой шкурой. Тоангина — беспородный пес, а мы — белые собаки Тамаки. Нас можно узнать даже в темноте.

Папака поспешил вернуться к себе в па.

— Я говорил с арики из Мануревы и Маунгакиекие, — сказал Папака своим соплеменникам. — Если мы вступим в бой с великаном Тоангиной и потерпим поражение, Ранги-каи-мата и Ранги-хахауту отомстят за нас. Они не дадут Тоангине уйти от расправы. Но нам выпала честь первыми помериться с ним силами. Кто пойдет со мной?