— Что-нибудь случилось?

— Если разрешите, я доложу. — Семкин ждал ответа.

— Говорите, говорите.

— Дело вот, значит, в чем… Рядовой Кузькин сейчас на гауптвахте. — Бусинки семкинских глаз сбежались к переносью. — Находясь по служебным делам в городе, ефрейтор Петров… В общем, ему передали письмо для Кузькина. И заметьте, — подался вперед Семкин, — не Родиону Кузькину, а Вик-то-ру. Виктор у нас один в роте… Вот он, ефрейтор. Получается, товарищ майор, форменная карусель…

Нечаев остановил Семкина и обратился к ефрейтору:

— Кто вам передал письмо?

— На «углу страдания», — начал было Виктор, но, обожженный взглядом Семкина («Какой еще «угол страдания»?»), поправился: — На повороте дороги подошла ко мне молодая женщина и спросила, не знаю ли я рядового Кузькина. Я ответил, что знаю. Тогда она попросила передать ему письмо..

— А вы не помните, как женщина выглядела, во что была одета? — спросил майор.

Петров нарисовал портрет, приблизительно схожий с тем, который представлялся по рассказам работницы почты и Дмитрия Жука…

— Мне говорил о ней Кузькин, — доверительно признался Виктор. — Очень похожа. И о встречах с ней рассказывал, с агрономшей…

— Как вы сказали? — встрепенулся Нечаев.

— Агроном она… Недавно приехала из Катташахара… Так говорил Родион. — Ефрейтор смутился. Худощавое лицо его еще больше вытянулось. — Если что не так, извините, соврал, видно, земляк…

Чем-то удивленный, майор потер шрам на лбу.

— Одну минуточку, — набирая номер по телефону, попросил он. — Это я, Нечаев. Не могли бы вы, Михаил Петрович, подойти сюда вместе с Майковым?.. Хорошо, буду ждать.

Положив трубку, он возобновил разговор с ефрейтором:

— Значит, вы передали письмо своему товарищу?

Мучаясь над загадкой, Петров ответил:

— Отдать-то отдал, но… В общем, на конверте значилось не его имя… Не знаю, что и подумать.

— Это мы выясним очень просто, — пообещал Нечаев и снова сказал Семкину: — Вызовите Кузькина, я побеседую с ним.

…Родион был в самом мрачном расположении духа. Снаружи снова загремели ключи. Буйлов втиснул в дверь свою квадратную фигуру и с ухмылочкой объявил:

— Вот ремешок, а вот панама. Да пошевеливайся!

Кузькин недоверчиво посмотрел на выводного.

— Давай, давай! — спешил кряжистый солдат, размахивая связкой ключей. — В штаб зовут…

Родион вышел на улицу и невольно прищурился от обилия солнечного света. «Нет, что ни говори, — сделал он вывод, — а человек рожден для воли…»

У входа в штаб Родион наткнулся на буравчики темных семкинских глаз, точно подходил не солдат Кузькин, а вырвавшийся из клетки лев. Семкин даже посторонился, пропуская Родиона вперед.

— Вот и рядовой Кузькин, товарищ майор, — представил командир роты своего подчиненного.

— Садитесь, товарищ Кузькин, и постарайтесь вспомнить и подробно рассказать об участии в поисковой группе, о своей работе в последние дни.

Облизывая пересохшие от волнения губы, Родион добросовестно поведал обо всем. Дойдя до момента встречи с Вероникой, он вздохнул, застеснялся чего-то, но, выполняя просьбу офицера, ничего не утаил.

— На второй день пришла на свидание?

— Да, приходила…

Что о себе рассказывала Вероника? Кажется, ничего. Он, Родион, и сейчас мало что знает о ней. Часто ли были свидания? Были… Однако по субботам и воскресеньям ни разу не приходила. Почему? Говорила, будто некогда: то кого-то провожала в Катташахар, то по колхозным полям ходила… Что он думает обо всем этом? Виноват, конечно: один раз опоздал на вечернюю поверку…

Дело дошло до письма. Отдавая его, Кузькин вздохнул со всхлипом — так тяжело было на душе. Нечаев внимательно прочитал послание Вероники и покачал головой.

— Как ваше имя, товарищ Кузькин?

— Родион я, — приглушенно ответил солдат.

— Значит, письмо попало не по назначению, — сожалеюще произнес Нечаев, подмигивая Семкину.

— Нет, это мне, — подтвердил Кузькин. — Только я… она…

— Так, так, так, — направлял майор.

— В общем, с первого раза назвался я Виктором. Уж больно неподходящее имя у меня…

— Ах, вот оно что! — посочувствовал Нечаев. — Виктор, значит, благозвучнее? Римское имя. Победитель. А Родион, кажется, от греческого. Розоватый…

Родион опустил глаза и молча кивнул желтоватой головой.

— Товарищ старший лейтенант, — майор подозвал командира роты и о чем-то попросил его шепотом. Затем снова громко: — А теперь оставьте нас вдвоем.

Никто, кроме майора и рядового Кузькина, не знал, о чем они говорили. И когда к штабу подошли капитан Долгов и лейтенант Майков, Родион направился в свою казарму. Если бы кто-нибудь задался целью сравнить его походку с прежней — развалистой и немного беспечной, он бы поразился происшедшей перемене. И выражение лица было новым, не кузькинским.

«Эх Родион, Родион!..» — сказал бы сейчас Виктор Петров, ближе всех знавший своего земляка.

Минут через двадцать Долгов и Майков получили от майора задание и уехали в город.

На исходе завтрашней ночи с песчановского аэродрома поднимутся в воздух сигнальные ракеты и оповестят гарнизон о начале учений. И тогда все, кто готовился, и все, что готовилось, придет в движение. А сегодня у всех обычный день.

Майор Нечаев шел по линии связи рядом с Родионом Кузькиным. Они о чем-то разговаривали, иногда останавливались, пристально глядели под ноги. У столба с отметкой «3 км» Родион сказал:

— Вот здесь… — И опустил голову, словно стыдясь всего окружающего. — Тут и была в первый раз встреча.

Нечаев осмотрелся. Отсюда как на ладони видны аэродромные постройки, стоянка самолетов, взлетно-посадочная полоса.

— Да, местечко удобное, — задумчиво проговорил офицер. — Ну что ж, приглядимся…

В нескольких десятках шагов от дорожного столба, где мохнатые шары верблюжьей колючки сошлись, точно овцы в отаре, Нечаев и Кузькин снова остановились.

— Проверьте здесь, — предложил майор.

Родион присел на корточки и тотчас вскрикнул словно ужаленный:

— Тут кто-то был!..

— Любопытно! — Офицер нагнулся и поднял аккуратно вырезанную плитку земли. — Весьма любопытно… А куда идет этот кабель?

— Это полукольцевая линия, — поспешно разматывая изоляционную ленту, ответил встревоженный Кузькин. — Идет она к штабу, на КП и в класс методической подготовки. Но я, товарищ майор, не оголял здесь кабель…

— Если не вы, значит, кто-то другой, — озабоченно произнес Нечаев. — Пойдемте-ка дальше по вашему обычному маршруту.

Больше на всей линии никаких неполадок они не обнаружили.

— Возьмите наушники и возвращайтесь к столбу! — приказал Нечаев солдату. — Пятнадцать минут достаточно?

— Так точно!

— Подключайтесь там и слушайте меня.

Кузькин широким шагом направился к месту, где был оголен кабель, а Нечаев открыл дверь класса методической подготовки и осмотрел телефонный аппарат. С виду аппарат как аппарат, обыкновенный. Майор снял трубку, придержав контакты в нижнем положении, открутил решетчатый колпачок. То, что он увидел, серьезно встревожило его.

— Алло, товарищ Кузькин, вы слышите меня?

— Так точно.

— Я жду вас в классе…

Когда Родион пришел, майор сидел у телефона и рассматривал какую-то пластинку.

— Это что? — поинтересовался Кузькин.

— А я хотел спросить у вас. — Нечаев посмотрел в глаза солдату. — Вы куда-нибудь носили этот телефон или хотя бы трубку?

— В Песчаное, на ремонт, — еще не понимая всего, ответил Родион. И вдруг на его лице появилась испарина. Он вспомнил встречу с Вероникой, цветы… Он собирал для нее маки, а она… — Не может быть! — ужаснулся Кузькин.

— А это? — спросил майор, показывая микромембрану микрофона. — Там, у оголенного провода, вы слышали мой голос, хотя трубка телефона лежала на контактах аппарата… Вот вам и «не может быть».

Вероника приходила на условленное место ровно в восемь вечера, но свидание не состоялось. Подождав с полчаса, она возвратилась на городскую квартиру. А вскоре женщина, очень похожая на нее, вышла из дома и отправилась в путь. Нигде не останавливалась, если не считать минутной задержки у глиняных развалин «Священной могилы», что приютилась неподалеку от магистрального арыка…