10. 18 ИЮЛЯ 1857 ГОДА Зачем Париж в смятении опять? На площадях и улицах солдаты, Народных волн не может взор обнять… Кому спешат последний долг воздать? Чей это гроб и катафалк богатый? Тревожный слух в Париже пролетел: Угас поэт — народ осиротел. Великая скатилася звезда, Светившая полвека кротким светом Над алтарем страданья и труда; Простой народ простился навсегда С своим родным учителем-поэтом, Воспевшим блеск его великих дел. Угас поэт — народ осиротел. Зачем пальба и колокольный звон, Мундиры войск и ризы духовенства, Торжественность тщеславных похорон Тому, кто жил так искренно, как он, Певцом любви, свободы и раве́нства, Несчастным льстил, но с сильными был смел? Угас поэт — народ осиротел. Зачем певцу напрасный фимиам, Дым пороха в невыносимом громе — Дым, дорогой тщеславным богачам,— Зачем ему? Когда бог добрых сам, Благословив младенца на соломе, Не быть ничем поэту повелел? Угас поэт — народ осиротел. Народ всех стран — страдание, и труд, И сладких слез над песнями отрада Громчей пальбы к бессмертию зовут! И в них, поэт, тебе верховный суд — Великому великая награда, Когда поэт песнь лебедя пропел — И, внемля ей, народ осиротел [98]. 1857 11. СТАРАЯ ПЕСНЯ Песни, что ли, вы хотите? Песня будет не нова… Но для музыки возьмите: В ней слова, слова, слова. Обвинять ли наше племя, Иль обычай так силен, Что поем мы в наше время Песню дедовских времен? Жил чиновник небогатый. Просто жил, как бог велел,— И, посты хранивши свято, Тысяч сто нажить умел. Но по злобному навету Вдруг от места отрешен… Да когда ж мы кончим эту Песню дедовских времен? Мой сосед в своем именьи Вздумал школы заводить; Сам вмешался в управленье, Думал бедных облегчить… И пошла молва по свету, Что приятель поврежден. Да когда ж мы кончим эту Песню дедовских времен? Сам не знаю — петь ли дальше… Я красавицу знавал: Захотелось в генеральши — И нашелся генерал. В этом смысла даже нету. Был другой в нее влюблен… Да когда ж мы кончим эту Песню дедовских времен? Песню старую от века, Как языческий кумир,— Где превыше человека Ставят шпоры и мундир, Где уму простора нету, Где бессмысленный силен… Да когда ж мы кончим эту Песню дедовских времен? Да когда ж споем другую? Разве нету голосов? И не стыдно ль дрянь такую Петь уж несколько веков? Или спать, сложивши руки, При движении племен, Богатырским сном под звуки Песни дедовских времен? <1858> 12. <В. В. ТОЛБИНУ> («Василий Васильевич, вот…») Василий Васильевич, вот Издания Генкеля томик, Бессонных ночей моих плод — Известности карточный домик. Здесь молодость, слава, любовь, Интрижки, Лизеты, Жаннеты, Которых так любят поэты, И Вакх, согревающий кровь; Намеки раве́нства, свободы, По коим ценсура прошла, Горячее чувство природы И — барышни тра-ла-ла-ла! Здесь ненависть к дряни мишурной И злоба без всяких прикрас На всё, что во Франции дурно И вчетверо хуже у нас; В борьбе с нищетою и ленью Здесь я, переводчик-поэт, Стою за великою тенью Лучом его славы согрет. 1858 13. НАПУТСТВИЕ (Н. С. К<УРОЧКИ>НУ) Покоряясь пред судьбою, Поезжай — господь с тобою! — К чуждым берегам. Если счастье навернется — Оставайся; не найдется — Возвращайся к нам. Разъезжай себе покорно До Марсели, до Ливорно И иной страны; Покоряться воле неба Ради крова, ради хлеба Мы уж, брат, должны. Полны гордого сознанья, Скажем просто: до свиданья! — Как придется там… Обессмысленные звуки Час торжественной разлуки Не опошлят нам. Мы словами жизнь не мерим, Мы уж многому не верим, Как в былые дни; Но, исполнившись смиренья, Помним светлые мгновенья — Были же они! Если были — будут снова; Было б сердце к ним готово Да свободен ум. А тебе — и с полугоря — Их навеет воздух с моря, Моря вечный шум, Солнце, бури, климат знойный, Жизни трепет беспокойный, Неумолчный гам… Так чего ж? Махнув рукою, Поезжай — господь с тобою! — К чуждым берегам. 1858 вернуться Слова, напечатанные курсивом, — перевод собственных выражений Беранже из разных песен. |
