73. ПРЕДВЕЩАНИЯ НА 1865 ГОД Жди ясного на утро дня. Стрижи мелькают и звенят. А. Фет Оставив оханья и вздохи, Начнем жить мирно, без забот — «Заправский» календарь «Эпохи» Сулит нам счастье круглый год. Пускай дни пасмурны, ненастны (Приметы правду говорят),— Не нынче — завтра будут ясны! Стрижи мелькают и звенят. Не нынче — с будущего года Наступит наконец для всех Всегда хорошая погода, Всего хорошего успех. Уж это время близко… близко… Уж всё идет на новый лад… Уж на «Эпоху» есть подписка — Стрижи мелькают и звенят. Не нынче — завтра все народы Забудут разницу племен И развернутся в хороводы Из боевых своих колонн. Любовь смешает все знамена Канкан танцующих солдат,— Уж есть программа — Сан-Леона… [139]Стрижи мелькают и звенят. Не нынче — завтра, с новым годом Произойдет у всех в глазах Сближенье общества с народом — В банкетных спичах и речах. И сколько будет нежных слитий, Демократических тирад — В местах «продажи разных питей». Стрижи мелькают и звенят. Во всех избушках самовары Вознаградят крестьянский труд; На иностранные товары Внезапно цены упадут. Уж не довольствуясь речами, Иной пресыщенный магнат Пьет нынче кофе с калачами. Стрижи мелькают и звенят. Воров не будет. Полон злобы (Хоть сам из книжек захватил) Их всех к Краевскому в «Трущобы» Загнал гишпанский алгвазил; Ну, а оставшийся излишек Сметет Сикевич [140] зауряд, Карая уличных мальчишек. Стрижи мелькают и звенят. Наука выйдет из пустыни На путь народно-бытовой; Для школ народных по-латыни Переведется Домострой. На зависть западного мира, Ерыжным веяньем объят, Затмит Аверкиев Шекспира. Стрижи мелькают и звенят. Исчезнут сонмы фарисеев, На карте сыщется Тамбов, Аксаков обоймет евреев, Свой четвертак найдет Катков. Не будет слабых, нищих, бедных, Судьба всем равный даст оклад — Златых надежд и денег медных. Стрижи мелькают и звенят. Всё так устроится, что не в чем Судьбу нам будет обвинять. Блажен, кто верит птицам певчим И рад всю жизнь погоды ждать. И я бы пел в веселом тоне, Но, утомляя слух и взгляд, Кругом, на сером небосклоне, Стрижи мелькают и звенят. 1864 74. ДАМА ПРИЯТНАЯ ВО ВСЕХ ОТНОШЕНИЯХ Общество было весьма либеральное; Шли разговоры вполне современные, Повар измыслил меню гениальное, Вина за ужином были отменные. Мы говорили о благе людей, Кушая, впрочем, с большим аппетитом. Много лилося высоких идей, С хересом светлым и теплым лафитом. Вот, заручившись бокалом клико, Встал, улыбаясь, оратор кружка, Бодро взглянул и, прищурясь слегка, Будто мечтой уносясь далеко, Начал свой спич свысока. * * * Мы уж не слушали спич… Мы будто сделались немы и слепы. Мало того: даже вкусная дичь — Тетерева, дупеля и вальдшнепы Будто порхнули и скрылись из глаз; С ними порхнуло и самое блюдо… Так поразило всех нас Вдруг происшедшее чудо. * * * Кто она? Кто ее звал? Расположилась как дома, Пьет за бокалом бокал, Будто со всеми знакома. Бойко на всех нас глядит… Просит у общества слова… Тс… поднялась… говорит… «Ну ее!» — молвил сурово, Гневно махнувши рукой, Некто, молчавший весь ужин, Сдержанный, бледный и злой. Он никому не был нужен; Был он для всех нас тяжел, Хоть говорил очень мало… С ним мы боялись скандала, Так что, когда он ушел, Легче нам будто бы стало… Впрочем, мы шикнули обществом всем (Он уже был за дверями) И обратились затем К вновь появившейся даме. * * * Дама собой недурна — Круглые формы и нежное тело… Полно! Да вновь ли явилась она? Нет, эта дама весь вечер сидела. Раньше ее мы видали сто раз; Нынче ж, увлекшись общественной ломкою, И не заметили милых нам глаз… Нет! Положительно каждый из нас Встретился с нею как с старой знакомкою. * * * Безукоризнен на даме наряд: Вся в бриллиянтах; вся будто из света… Внемлет и дремлет ласкающий взгляд; Голос — как будто стрижи в нем звенят… Дама хоть в музы годится для Фета. Бог ее ведает, сколько ей лет, Только, уж как ни рассматривай тщательно, Вовсе морщин на лице ее нет; Губы, и зубы, и весь туалет Аранжированы слишком старательно. Впрочем, чего же? Румяна, бела, Как госпожа Одинцова опрятная, Вся расфранченная, вся ароматная, Самодовольствием дама цвела; Дама, как следует дама была — Дама во всех отношеньях приятная. Общество наше совсем расцвело. Самодовольно поднявши чело, Как королева пред верным народом, Дама поздравила нас с Новым годом. «Я в Новый год, — говорила она,— Слово сказать непременно должна. (Слушать мы стали внимательно.) Праздник на улице нынче моей. (И согласились мы внутренно с ней, Все, как один, бессознательно.) Полной хозяйкой вхожу я в дома; Я созвала вас сегодня сама; Утром, чуть свет, легионами, Всюду, где только передняя есть, Шубы висят и валяется „Весть“, Я поведу вас с поклонами. Слово мое лучше всех ваших слов. Много вы в жизни сплели мне венков; Вам укажу на соседа я. (Дамы сосед был оратор-мудрец.) Милый! Ты был мой усерднейший жрец, Сам своей роли не ведая. Он собирался вам речь говорить, Прежде всего бы он должен почтить Вашего доброго гения. Я вам дороже всех жен и сестер. (Лоб свой оратор при этом потер, Будто ища вдохновения.) Верная спутница добрых людей, Нянчу я вас на заре ваших дней, Тешу волшебными сказками; Проблески разума в детях ловлю И отвечаю „агу!“ и „гулю!“ И усыпляю их ласками. В юношах пылких, для битвы со злом Смело готовых идти напролом, Кровь охлаждаю я видами Близкой карьеры и дальних степей Или волную гораздо сильней Минами, Бертами, Идами. Смотришь: из мальчиков, преданных мне, Мужи солидные выйдут вполне, С знаньем, с апломбом, с патентами; Ну а мужей, и особенно жен, Я утешаю с различных сторон — Бантами, кантами, лентами, Шляпками, взятками… черт знает чем Тешу, пока успокою совсем Старцев, покрытых сединами, С тем чтоб согреть их холодную кровь Фетом, балетом, паштетом и вновь Идами, Бертами, Минами. Горе тому, кто ушел от меня! В жизни не встретит спокойного дня, В муках не встретит участия! Пью за здоровье адептов моих: Весело вносит сегодня для них Новый год новое счастие. Прочно их счастье, победа верна. В битве, кипящей во все времена С кознями злыми бесовскими, Чтоб защитить их надежным щитом, Я обернусь „Петербургским листком“, „Ведомостями Московскими“. Всё я сказала сегодня вполне, Некуда дальше, и некогда мне, Но… (тут улыбка мелькнула злодейская, В дряхлом лице вызвав бездну морщин) Надо сказать мое имя и чин: Имя мне — „Пошлость житейская“». вернуться Зри «Конек-горбунок», балет г-на Сан-Леона. вернуться Бывший редактор «Петербургского листка». |
