Полковник Меньков не конкретизирует происшедшее в день «несчастного» Чернореченского сражения, вероятно просто не видя в этом смысла. Все равно, по каким-то неведомым обстоятельствам, главнокомандующий так и не принял этого решения. По видимости, это произошло по причине, уже случившейся к тому времени катастрофы.

Причин, по которым действия гарнизона не поддержали действия полевых войск в районе Черной речки несколько и не все они убедительны. Во всяком случае, некоторые из защитников Севастополя традиционно рассматривали явную пассивность, как одну из роковых ошибок, а в некоторых случаях и как деяние, граничащее с предательством: «Так дожили мы и до 3-го августа, об котором с грустью услыхали мы Севастопольцы и страшно жалели, что не могли участвовать в деле и пособить своим родным товарищам русским, да еще дивизии своего корпуса, которая все время была как будто чужая и отдалялась от нас. Ей раз случилось хорошо подраться с неприятелем и перевес был на нашей стороне, но тут вышло как будто не по-русски, два генерала не умели дружно отстоять даже того, что было уже взято русскими, это Федюхины высоты за Черною. Историки разыщут, а воины, бывшие в деле этом, расскажут и откроют как все это было, за что там пропало столько свежего и славного нашего войска».^{185}

Когда Горчаков, называя условия наступления «скверными», он не ошибался и ничуть не лукавил, преувеличивая истинное положение дел.^{186}

Местность, на которой должно было разыграться заключительное сражение Крымской войны, совершенно не соответствовала условиям для ведения наступательных действий русских войск против союзников на широком фронте. Наибольшую проблему создавало то, что рубеж развертывания в боевые порядки находился в простреливаемой стрелками и артиллерией французов зоне. Отсюда выходило, что то, для чего всяческая суетливость была не только излишней, но и губительной, придется выполнять под сильнейшим огнем.

Но не все было так плохо. Грамотное использование рельефа местности позволяло вести успешные действия против флангов обороняющихся. Это был плюс, важный, хотя не решающий.

Французский офицер Шарль Боше так описывал местность: «…Невозможность действовать с этой стороны нам показана наглядно. Черная заболочена, протекает по лесистому и слишком неровному полю. Прежде чем достичь Севастопольской бухты, она проходит по узкой долине; один из берегов ее, окаймленный обрывистыми горами, принадлежит нам, а другой — со столь же значительным препятствием — укреплен и защищается русскими».^{187}

Грядущие события должны были свершиться в красивейшей части Крымского полуострова, которую сама природа создала для жизни, но никак не полем массового истребления людей: «За Балаклавой по обе стороны дороги виднеются хутора и виноградники, большею частью принадлежащие балаклавским грекам, потом греческая деревня Комары и наконец перед глазами расстилается знаменитая Байдарская долина. Паллас считает ее обширнейшею и прекраснейшею из всех долин Кавказа и Крыма, действительно, она обширна (16 верст длины и 8 ширины) и грандиозно обставлена правильною цепью гор…».^{188}

Предполагаемое поле сражения включало в себя обширное пространство долины реки Черной и северных скатов Федюхиных высот. Это были три отдельных возвышенности, примыкающие непосредственно к реке и разделенные долинами. Высоты представляли ряд разновысоких холмов, с глубокими впадинами между ними. Приблизительно в 80–100 метрах от их основания протекала Черная речка: «…Федюхины горы, довольно крутые со стороны Черной речки, были отлоги по направлению к Балаклаве, составляли правый фланг общей позиции армии союзников. Правее этих гор была гора Гасфортова, командующая над ними, левее этих гор была Сапун-гора, на которой была расположена часть неприятельской армии, облегающая Севастополь.

Федюхины горы разделялись довольно глубокими лощинами на три отдельные части. Между 1-ю и 2-ю из этих гор (считая от Гасфортовой) пролегала дорога с Мекензиевой горы в Балаклаву. На этой дороге были каменные мосты через водопроводный канал и через Черную речку».^{189}

Тремя доминирующими над местностью возвышенностями были «…на правом фланге — Гасфорта высоты, в центре — группа Федюхиных высот, и на левом фланге — недоступные обрывы Салун-горы».^{190}

Река Черная протекала с юго-востока на северо-запад, извиваясь по межгорным долинам горы Гасфорта, Федюхиных высот, Сапун-горы с одной стороны и Телеграфной горы, Инкерманских высот с другой. Наибольшая ширина ее достигала 30 метров. Глубина не была большой, позволяя коннице беспрепятственно переходить через нее. Пехоте это было сделать тяжелее, учитывая дно с многочисленными ямами более человеческого роста. Для форсирования реки пехотные порядки были вынуждены расчленять свои ряды и заново строиться на противоположном берегу, теряя драгоценное время и нарушая организацию. При условии близости противника, это было важным фактором, способным повлиять на ход и исход сражения. Таким образом, не являясь по сути серьезной преградой, река все-таки вносила определенные коррективы в планирование.

Еще одним препятствием был шедший параллельно реке ирригационный канал с укрепленными берегами шириной от 2,5 до 3 метров и максимальной глубиной до полутора метров: «… канал, проложенный у подножия возвышенностей на правом берегу, удерживается на уровне почти горизонтальном; поэтому он пересекает Черную по мосту-акведуку. Затем он следует вдоль реки, проходит через овраг Килен-балки по краю бухты по очень высокому мосту и наконец расходится по разным кварталам Севастополя».^{191}

После устройства на нем французскими саперами заграждений, благодаря которым, как вспоминал французский офицер-зуав: «… если мы и пустили воду в канал, то лишь для наших собственных нужд, а не для того, чтобы ею пользовались русские», вода не пошла далее прудов, находившихся у подножия Федюхиных высот.^{192}

По мнению Тотлебена. оценивавшего местность с точки зрения военного инженера: «…Хотя Черная речка, имеющая на всем протяжении от Чоргунского ущелья до устья глубины от 1 до 4 саж., ширины и от 2 до 6 фут. Глубина не могла представить сама по себе серьезного препятствия для атакующего, будучи независимо от имевшихся на ней двух мостов, местами проходима вброд, — но, тем не менее, все эти местные препятствия приобретали весьма серьезное значение от близости высот, которые командовали ими на левом берегу Черной».^{193}

Преодолевать и реку, и канал нужно было под огнем французских стрелков и артиллерийским обстрелом. В данном случае время, необходимое для свертывания и развертывания измерялось не минутами, а человеческими жизнями. Способы для сокращения и того и другого были. Во-первых, максимальное расчленение боевых порядков, во-вторых — наличие подручных средств ускоряющих преодоление преград, притом в значительном числе. И то и другое русским командованием учитывалось.