19-й батальон пеших егерей (майор Алпи), 2-й полк зуавов (полковник Саури), 4-й морской полк.

2-я бригада (бригадный генерал Фальи):

95-й полк линейной пехоты (полковник Дане), 97-й полк линейной пехоты (полковник Паулз де Иво)

Всего: 3359 чел.

Кавалерия.

Кавалерийская дивизия (дивизионный генерал Моррис)

1-я бригада (бригадный генерал Кассианоле):

1-й полк африканских егерей (полковник де Феррабо), 3-й полк африканских егерей (полковник де Мезанж де Сент Андре).

2-я бригада (бригадный генерал Ферей):

2-й полк африканских егерей (полковник де Журдан), 4-й полк африканских егерей (полковник де Кавиньи).

Всего: 2428 чел.

Резервная артиллерия.

5 батарей полковника Форжо: 967 чел.

Итого: 18111 чел, 11 артиллерийских батарей с 66 орудиями.^{205}

Кроме ближнего резерва, на случай если русских не удастся задержать на высотах, и они, пусть ценой больших потерь, все-таки прорвутся через них, был создан дополнительный резерв артиллерии: «…батареи 5-й дивизии 2-го корпуса должны были находиться в готовности немедленно последовать на Черную речку за батареями 1-й дивизии 2-го корпуса осадной армии, поставленными временно на пикеты; другая полевая батарея была также в готовности к немедленному выступлению на Инкерманское плато. Наконец, одна батарея, состоявшая из 5 пуш. гаубиц и 1 горной гаубицы, стояла в готовности у редута Виктории, и все осадные батареи, равно как орудия в редутах и пр. были снабжены всем нужным и приготовлены к общему открытию огня».^{206}

Но из них реальную силу представляли не все. Лебрюн минусует кавалерию и тыловые подразделения и оставляет в числе «штыков», находившихся в распоряжении Эрбильона, не более 15000 человек.^{207}

В тоже время, в списке отсутствуют две батареи гвардейской артиллерии, якобы имевшиеся у французов. Но так как их участие в сражении подтверждается (но не всеми!), можно предположить, что они подошли в ходе начавшегося боя.

Подготовив позиции на Черной задолго до начала сражения, проведя необходимые организационные мероприятия, порученные опытным командирам, Пелисье авансом переиграл Горчакова, поступив как умный полководец, который, по словам Мольтке, «…во многих случаях может добиться успеха, выбрав оборонительную позицию, столь вызывающую со стратегической точки зрения, что противник бывает вынужден атаковать его».^{208}

Союзные войска, занимавшие позиции на Федюхиных высотах, обоснованно считали свои позиции сильными и любое предпринятое против них действие со стороны русских не только не имеющим смысла, но и более выгодным им, чем неприятелю. Они продуманно наделись спровоцировать Горчакова на такие действия и заранее готовились к ним считая, что русские «…нас могут беспокоить не более чем мы можем их атаковать. Генерал Канробер очень надеялся, что в связи с открытием огня по Севастополю и этой демонстрацией турецких войск, русские спустятся по Мекензиеву плато, а мы, преследуя их, сможем подняться вслед за ними; но они не настолько просты, чтобы принять нашу игру».^{209}

Канробер упомянут не случайно. Возможно что идея притягивания русского наступления к циркумвалационной линии принадлежит все-таки ему. В своем письме Наполеону III 19 мая 1855 г., уже после принятой императором отставки, бывший французский главнокомандующий прямо говорит, что наиболее эффективно было не бомбардировать город, а ждать действий со стороны русских войск — повторения Инкермана. По его мнению, именно то, что русские не решились на такие действия при его командовании, было крахом его ожиданий.^{210} Канробер в очередной раз ошибся — русские в конце концов решились на активные действия. Просто любая западня должна быть не только построена на одном ожидании добычи, ее еще нужно хорошо обустроить. Кстати, иногда и неплохо это получалось у Меншикова.

До нападения русских войск 25 октября 1854 г., вошедшего в историю как Балаклавское сражение, позициям на Федюхиных высотах союзники не придавали большого значения. Однако после сражения при Балаклаве они поняли, что русские произвели перегруппировку и готовы к ведению активных действий, в том числе наступательных против экспедиционных сил, нанося удары вне оборонительной линии крепости, сотрясая коммуникации союзников и постоянно угрожая их флангам.

Но ряд совершенных нашими войсками ошибок, в частности последующее оставление позиций, занятых в результате октябрьского «дела Липранди», не только свело на нет весь первоначальный успех этого предприятия, но и легло в основу грядущего поражения на Черной речке. По мнению Дж. Мортона, одного из американских фортификаторов середины XIX в., союзники, первоначально совершенно не уделившие внимания укреплению своих позиций с востока, в конце концов были вынуждены не только укрепить их, но и постоянно увеличивать их силу, выделяя для этого достаточное количество людей.^{211}

В результате, к тому времени, когда в русском штабе родилась безумная идея лобовой атаки Федюхиных высот, она не только потеряла смысл, но и постепенно превращалась в ту самую ловушку, которую не сумел уготовить прямолинейный Канробер.

К августу 1855 г. это была двойная оборонительная линия, простиравшаяся от Инкермана до Балаклавы по северным и восточным границам Херсонесского плато, по Черной речке, водному каналу (ставшему еще одним препятствием для наступающей армии) и далее к линии холмов, окружавших Балаклаву. Протяженность этой линии была более шести миль. Она представляла сочетание фортификационных сооружений, занятых или готовых к занятию назначенными гарнизонами, с удачно вписанными местными условиями, являющими собой дополнительные естественные препятствия на пути возможного движения войск противника. Ее задачей было прикрытие тыловой базы снабжения со складами для осаждающей армии: «…То, что эта линия полностью выполнила свою задачу, доказано сопротивлением, которое было оказано французскими и сардинскими войсками, оборонявшими ее во время русского наступления на Черной речке 16 августа 1855 г….».^{212}

Система фортификационных сооружений союзников в районе Балаклавской долины за несколько месяцев выросла в прекрасное сочетание инженерной мысли и стратегического мышления генерала Ниеля. В двух словах ее можно охарактеризовать как «ничего лишнего»: «Циркумвалационная линия, которую при осаде Севастополя англо-французы устроили по краю Сапун-горы и далее, через долину до Балаклавских высот, едва ли не составляет последнего примера пользования такого рода укреплениями. Само собой разумеется, что эти линии, во всяком случае сходные с указанными, принесут такую же пользу как и под Севастополем».^{213}

К лету 1855 г. союзники отказались от необходимости устройства второй такой линии дополнительно к первой, подвергавшейся нескольким атакам осенью 1854 г. Это основывалось на том небезосновательном убеждении, что «…блокирующий всегда имеет довольно подробные сведения об общем положении вообще всех войск на театре войны, и потому может с большим правдоподобием предугадывать те стороны откуда появится неприятель. Вследствие этого, вместо устройства непрерывной циркумвалационной линии, достаточно иметь хорошо укрепленные позиции на путях, которыми вспомогательные войска могут воспользоваться. Эти позиции следует избирать по возможности далеко от блокадных войск, а следовательно, и от крепости, с тою целью чтобы сделать невозможным или, по крайней мере, затруднить одновременное нападение как из крепости, так и извне».^{214}