Фортификатор прекрасно понимал, что пока в Севастополе есть сильная артиллерия, он может держаться. Именно артиллерия представляла это первое и главное средство обороны города. «Дайте много хороших пушек, тогда мне и бруствера не надо», — говорил Тотлебен, развивая идеи инженерного генерала Бриальмона и артиллерийского генерала Наполеона III, состоявшие в том, что крепость — «…всего лишь лафет для пушки».^{625}

Однако не нужно было забывать, что «…за валами крепостей и их фортов борются не одни орудия, но и люди».^{626} А о том, как они могут сопротивляться, союзники успели достаточно хорошо убедиться за время почти года осады. И потому, третьей задачей, которую союзники ставили перед артиллеристами, было разрушение системы снабжения войск на передовых позиция, парализация перемещения войск, прежде всего резервов. Для создания условий максимального снижения возможных при штурме потерь требовалось:

— загнать русскую пехоту в укрытия;

— разрушить батареи, вывести из строя орудия и нанести потери орудийным расчетам;

— деморализовать личный состав крепости, в первую очередь, находившийся на передовых позициях, батареях, ослабив или минимизировав его способность к организованному сопротивлению.

Кроме того, союзники организовали изматывание войск гарнизона, создание для них режима постоянной готовности, лишения отдыха, в том числе и в ночное время: «По ночам неприятель делал иногда фальшивые тревоги, и когда вызываемы были наши люди на банкеты, их встречал усиленный огонь осадной артиллерии. Так в одну ночь, часу в 11-м, в английских траншеях был подан сигнал тремя ракетами, и вслед затем, вместе с канонадою против 8-го бастиона раздались крики: “Ура!” Наши отозвали цепь; но, как в неприятельских траншеях крики и барабанный бой усилились, и в темноте нельзя было разобрать, что англичане оставались на месте, то у нас вызвали людей на банкеты. Неприятель между тем, предвидя что мы примем меры для его встречи, открыл по бастиону самый частый огонь. Здесь, в числе прочих, был поражен в голову осколком бомбы отважный строитель Камчатского люнета, генерал-майор И.П. Голев».^{627}

Четвертой задачей союзников стало прикрытие собственных инженерных работ, от интенсивности и эффективности которых зависело — скоро или не скоро будет взят Севастополь. Каждый кубический метр выработанного грунта сокращал число возможных потерь. Обычная лопата наряду с киркой и ломом определяли в этот момент судьбу Севастополя.

Не менее важным стало создание возможности назначенным для штурмовых действий войскам выйти как можно ближе к русским позициям — буквально на дистанцию одного броска. Для этого все инженерные подразделения союзников, сменяя друг друга, сутками удлиняли траншеи, готовили выходы из них, набрасывали эполементы, прикрывавшие изготовившуюся к броску пехоту от огня русских пушек. Число лопат, ломов и кирок сравнялось по важности с числом орудий.

Пятой задачей было обеспечение скрытного подхода назначенных для штурма войск на максимально близкое расстояние к заранее определенным объектам атаки. Линейная пехота, назначенная к штурму, концентрировалась в отдалении от осадных позиций. Все лишние люди, за исключением стрелков, прикрывавших работы саперов, были удалены. Это, с одной стороны, обеспечивало скрытность подготовки, с другой — помогало избежать лишних потерь от ответного огня русской артиллерии. Кроме того, войска могли не переутомлять себя изматывающим ожиданием под огнем.

По существовавшей в середине XIX в. доктрине взятия крепостей и укрепленных позиций, огонь артиллерии следовало массировать на одном или нескольких пунктах неприятельской оборонительной линии. Один из них назначался основным, остальные носили, как правило, вспомогательный или отвлекающий характер. Союзное командование понимало, что оборона города потеряла свою устойчивость и для окончательного ее разрушения достаточно взятия нескольких ключевых позиций. С этого момента любая самая упорная и самая самоотверженная оборона других позиций теряла смысл.

Вид наведенного русскими саперами моста через Севастопольскую бухту подтверждал уверенность союзников в готовности русских оставить крепость и перейти на Северную сторону.

В последние месяцы обороны Севастополя для сообщения между Северной и Южной сторонами построили наплавной мост через Севастопольскую бухту. Строили его сто моряков и сто плотников, которым помогали ратники 45-й дружины Курского ополчения и саперы 4-го батальона с 14 июля по 15 августа 1855 г. Мост по проекту начальника инженеров Крымской армии генерал-лейтенанта А.Е. Бухмейера навели из 86 плотов, каждый длиной 13 метров, шириной проезжей части более пяти метров. Общая ширина моста была 11 метров, длина — 960 метров, на плаву удерживался якорями.^{628}

Союзное командование деятельно готовилось к генеральному штурму. Ему предшествовали две бомбардировки: первая из 800 орудий, которая велась с 5(17) по 8(20) августа и вторая с 24 по 27 августа (5–8 сентября) из 807 орудий.

Первые выстрелы бомбардировки раздались утром 5 августа, когда «…неприятель открыл по Корабельной стороне артиллерийский огонь, навесной и прицельный, продолжавшийся 20 суток».^{629}

В этот день «…в пять часов утра началась канонада, превосходившая силою все прежние. Весь Севастополь покрылся густым облаком дыма, которое с этой поры три дня кряду висело над городом. Солнце светило; но его не было видно. Громовые, потрясающие всю окрестность, залпы сменялись беспрерывным ровным гулом орудий и потом снова раздавались с прежнею силою. Сперва огонь осадных батарей был преимущественно обращен на Городскую сторону против 4-го и 5-го бастионов; а в 2 часа пополудни, неприятель, почти совершенно прекратив канонаду по Городской стороне, стал действовать еще сильнее по нашему левому флангу, и в особенности по Малахову кургану и 2-му бастиону, осыпая их градом бомб, гранатной картечи и ружейных пуль. Это был — по выражению одного из участников побоища — ад, пожиравший защитников кургана в продолжение двух часов. В 4 часа неприятель опять усилил канонаду против Городской стороны, а с 6-ти часов вечера возобновил жесточайший огонь против Корабельной. В продолжение этой ужасной канонады, Союзники с умыслом иногда прекращали ее на несколько минут, заметив, что мы в эти паузы из опасения штурма, сосредоточивали на бастионах войска, пользуясь чем, неприятель внезапно громил их еще с большею силою».^{630}

С началом обстрела города стало очевидным главное намерение союзников — нанести последний удар по крепости, вынудив гарнизон оставить ее.

Второй день бомбардировки мало чем отличался от предыдущего: «…боевых припасов не щадили и стреляли сколько можно более».^{631}

6 августа артиллерийский обстрел значительно усилился. Ощущалась его планомерность и строгое соответствие ставившимся союзным командованием задачам. Попробуем более детально остановиться на них.

Начатый союзниками артиллерийский обстрел крепости можно с уверенностью назвать самым мощным за все время кампании в Крыму. От его силы впечатлились все. Итальянец Манфреди, наблюдавший его с позиций сардинских войск, отмечал, что «…против Севастопольской крепости был организован и открыт самый мощный артобстрел за время Крымской войны. Все батареи союзников били в открытую, прямой наводкой…».^{632}

Нужно сказать, что в соответствии с теорией военного искусства по взятию крепостей середины XIX в., артиллерийский обстрел крепости уже являл собой начало штурма Севастополя. Союзники проводили так называемую «постепенную атаку», при которой «…желательно свою первую артиллерийскую позицию занять по возможности ближе к крепости».^{633}