— Но ты боишься, что они этого не знали. И ты воздвиг в их честь святилище, хотя на самом деле не хочешь его видеть.

Он схватил Кару за руку, пытаясь заставить замолчать.

— Хватит этой психологической чуши. И вообще, ты что, специалист по святилищам?

Ветерок рассыпал ее волосы по его коже. Приятно. Даже слишком.

— Когда мама умерла, у меня остались ее вещи… всякая ерунда вроде заколок для волос. Ее зубной щетки. Я убрала их подальше и никогда на них не смотрела.

Всадник нахмурился:

— Потому что винишь себя в ее смерти?

— Потому что не помню, говорила ли маме, что люблю ее. Я была еще ребенком, так что, наверное, говорила, но не помню этого. Мне кажется, я не хотела хранить ее вещи, потому что они напоминали мне об этом, понимаешь?

Да уж, он прекрасно это понимал. Но ему не понравилось, что Кара видит его насквозь.

— Арес!

Мужчина рывком сел и закрыл собой Кару от Лимос, которая возникла в открытых дверях между патио и спальней.

— Арес, мы поймали… — Она осеклась, и на ее загорелых скулах проступил румянец. — Ой! Э-э-э… Привет, Кара!

— Лучше бы это было что-то важное, — пробурчал Арес.

— Ну еще бы, — надулась Ли. И тут же расплылась в улыбке. — Мы нашли Падшего ангела.

Сердце Ареса пропустило удар:

— Где?

— Тусуется в гостиной. Танатос поставил ему диск с «Армагеддоном». Намек такой, знаешь ли.

— Мы придем через минуту.

Лимос подмигнула Каре и исчезла.

— Это означает то, что я думаю? — спросила девушка, и настал черед Ареса улыбаться.

По многим причинам он не смел надеяться на это. Да, «конец света» беспокоил его больше всего, и так будет всегда. Перенос агимортуса на Падшего ангела не отменял того, что Аресу, его брату и сестре всё равно придется перейти в наступление, защищая этого парня. Но это означало, что Кара останется в живых.

И он больше не будет слабеть рядом с ней. Броня защитит его от эмоций, а как раз это Всаднику и нужно. Ведь они ему не понадобятся, верно? Если Кара перестанет быть носителем агимортуса, Аресу придется от нее избавиться, иначе она станет мишенью для Мора.

Эта мысль поразила его, точно удар в солнечное сплетение, выбив воздух из легких. Он ведь получил хорошие новости, так почему же чувствует себя так, будто кто-то умер?

Проклятие, придется сохранять присутствие духа. Нужно сосредоточиться и, во-первых, защитить мир от преждевременного Армагеддона, а во-вторых, уничтожить цербера, за которым он гоняется уже несколько сотен лет. Первая задача не обещала быть легкой, а вот вторая… впервые за долгое время у него появилась надежда. Кара может оказаться именно тем, что ему нужно для того, чтобы увидеть голову Хаоса у себя на стене.

— Арес?

Всадник моргнул и выкинул из головы все эти мысли.

— Да, — отрывисто сказал он. — Это значит именно то, о чем ты думаешь. Твоя жизнь спасена.

— Тужься! Еще разок! — Эйдолон, зять Кинана и главный врач Центральной больницы Преисподней, подбадривал в родильном зале Джем. Его голос заглушало прерывистое дыхание женщины. Темноволосая голова Эйдолона почти скрылась под складками простыни, покрывавшей бедра роженицы, но, когда он выпрямился, в его глазах светились уверенность и радостное возбуждение. Обычно он не принимал роды, но Джем больше никому не позволила бы коснуться себя. Кинан был с ней согласен. Для своей жены и ребенка он хотел только лучшего.

— Ненавижу вас всех! — простонала женщина, и Кинан улыбнулся. Но тут же поморщился — жена так стиснула ему руку, что он услышал, как трещат суставы.

Шейд, брат Эйдолона, посмотрел на него поверх раздутого живота Джем. Он сжимал ее запястье. Руны, цепочкой охватывавшие его предплечье, светились — Шейд снимал боль роженицы своим даром демона-Семинуса.

— Эй вылечит твою руку, — в его голосе сквозило веселье. Руна, его жена и сестра Эрика, родила тройню, так что Шейд хорошо понимал Кинана.

У колена Джем стояла слегка побледневшая Тэйла, воин Эгиды. Она была на шестом месяце беременности, носила дитя Эйдолона, и зрелище того, как рожает ее сестра-близнец, вовсе не прибавляло ей храбрости. Кинану это показалось забавным: зарубить кровожадного демона ей вполне по силам, а такая естественная вещь, как роды, заставляет дрожать.

Впрочем, Кинан не винил Тэйлу. Он бы с радостью предпочел получить пулю в живот, чем выдавливать из задницы шар для боулинга. Все-таки женщины — удивительные создания.

Джем резко приподнялась и натужилась. Из ее горла вырвался крик, и в комнате раздался самый прекрасный в мире звук — плач новорожденного младенца.

— Это девочка, — выдохнула Тэйла. — Джем, у тебя дочка!

Джем обессиленно опустилась на спину. Спутанные волосы падали ей на лицо, но ее зеленые глаза сияли.

— Малышка, ты сделала это! — Ки поцеловал жену. Следующие десять минут прошли как в тумане — он перерезал пуповину и наблюдал, как Шейд моет ребенка, а Эйдолон при помощи своего дара заживляет Джем разрывы, на которые обычной женщине пришлось бы накладывать швы.

Наконец Шейд завернул сопротивлявшегося ребенка в зеленое одеяльце и передал его матери.

— Красавица, — прошептала та.

— Вся в маму, — ответил Кинан шепотом. Его голос предательски прервался. — Такая особенная.

— Совершенно особенная, — пробормотала Тэйла. И была права. Его дочь — первый в истории Избранный страж, человек, зачарованный ангелами, и никто, кроме ангелов, не сможет причинить ей вреда. Кинана зачаровали около года назад, сделав хранителем Хеофона — ожерелья, которое он носил на шее. Его заверили, что дети у него родятся с таким же зачарованием.

Круто.

— Ребята, вы уже выбрали имя? — поинтересовался Эйдолон.

Ки покачал головой.

— Мы хотели сначала увидеть ее.

Тэйла наклонилась, чтобы поцеловать сестру в лоб.

— Мы оставим вас одних на пару минут. А потом ждите толпу гостей. Рейф[97], Серена, Руна, Син, Коналл, Люк, Кар, дети — все ждут в приемном покое.

— Ты что, позвонила всем?

Тэй ухмыльнулась:

— А то! Заставить всех мучиться ожиданием, пока кто-то рожает, гораздо веселей, чем устроить сюрприз. Так что я собираюсь отправить вас немного проветриться. Может быть, на несколько часов. — Она поморщилась и схватилась за живот. — Уже сейчас могу сказать, что этот ребенок упрямством пойдет в папочку.

— Ну да, — спокойно согласился Эйдолон, — упрямец у нас — это я.

Тэйла невинно заморгала.

— А я — белая и пушистая.

Шейд кашлянул в кулак:

— Вот уж враки!

Препираясь, шумная компания демонов вывалилась за дверь, оставив Кинана и Джем одних.

— Ну что, — сказала она, — как мы ее назовем?

Кинан погладил пальцем щечку девочки. У нее были его темные волосы, его глаза и вздернутый носик и полные губы Джем.

— Не забывай, никаких демонских имен, — Джем вовсе не хотелось заострять внимание на том, что ее дочь отчасти демон, и Кинан ее понимал. Время покажет, что четвертая часть крови Кромсателя Душ будет значить для их ребенка.

Его дочь улыбнулась… по крайней мере, он принял ее гримаску за улыбку, и — боже! — вся комната точно озарилась светом. Его точно озарило светом. Внутри разлилось тепло, и это казалось невероятным — он уже долгое время был здоров и счастлив и даже не помышлял о том, что его жизнь может стать еще лучше. Но это произошло.

— Ангелочек мой, — пробормотал он. — Твоя мама — моя вечерняя заря, а ты — заря утренняя.

Джем прислонилась головой к его плечу.

— Ты всегда меня удивляешь тем, какой ты замечательный. Ну, знаешь, когда ведешь себя как следует. — Она улыбнулась, услышав его хмыканье, и тут ее глаза широко открылись. — Дон[98]. Вот оно! Превосходно.

— Дон. — Кинан посмотрел на крохотный комочек, олицетворение спокойствия и счастья. Да, имя было превосходно. — Она — Дон.