– Как ее зовут? – спросил Ян, с неуверенностью глянув на оставшуюся позади.

– Называй ее мамой.

Мы с южанином направлялись к домику. Он был расположен на холме неподалеку, в окружении мрачных сосен. Когда-то там, возможно, жил лесничий. А, может, мелкий торговец, из числа тех, что любили селиться вдоль крупных дорог, привлекая внимание не только путешественников, но и чего-то похуже. В любом случае, дома в таких местах быстро пустели.

Дверь была скрипучей, но что-то изнутри мешало открыть ее до конца, потому ночь осталась непотревоженной звуками ржавых петель. Я прошел первым, наступив в полумраке на хрустящее запястье. Кости высохли, разваливались. Видно, сюда давно никто не ходил. Может, сначала отпугивал запах мертвеца; а потом – вид костей в проеме двери. В любом случае, ее мешал открыть не труп. Кто-то перед смертью страстно хотел забаррикадироваться, потому сдвинул шкаф со старыми книгами.

– Что мы здесь будем делать?

– Разогреем камин, устроимся у огня, отогреем тела.

– Ты спать не хочешь?

Бросив взгляд на кольцо, я покачал головой.

Огонь весело затрещал на старых поленьях, иссушенных и поеденных термитами. А может, чем-нибудь еще. Пока Ян грел свою пищу, я оттащил мертвеца за ноги и оставил лежать в углу. Его череп сохранил на себе дыру от сильного удара.

Паук медленно спускался на нити перед моим лицом. Я подул, и волосатое тело загнуло лапки, затрещав среди углей. Запах подгоревшего картофеля смешался с вонью.

– Ты не голоден? – спросил Ян, проглатывая картошку вместе с почерневшей кожурой.

Я не ответил, уткнув взгляд в огонь.

– Не волнуешься за маму?

– Ее стерегут.

– Те статуи? Мне кажется, они ничего сделать не смогут.

Поведя плечом, на котором остались следы крови, я промолчал.

– Ты сегодня особенно молчаливый.

Огонь с треском рухнул вместе с переломившимся поленом.

– А я ведь даже и не поблагодарил тебя за спасение.

Ножка стула с хрустом разломилась. Я бросил ее в камин, наблюдая за тем, как осколки дерева чернеют.

– Ты меня поцеловал? Когда изгонял… его.

Холодный воздух охладил мое лицо. Перед тем, как уйти, я бросил через плечо:

– Выспись. И постарайся не попасться еще одному призраку. Их тут несколько. Один за шкафом с книгами прячется. Пойду искать другого.

– Что?!..

Снег мерно скрипел под моими сапогами. Сосны расступились, обнажив резкий обрыв холма. Под ним было неплохое местечко для рубки дров. Пенек с вонзенным в него топором. И скелет, лежащий среди сгнивших полен.

Прыгнув вниз, я встал над останками. Череп сохранил на себе тот же след. Выдернув топорик, я приложил его щербатое лезвие к пролому в голове.

– Чего и стоило ожидать, – вздохнул я.

Призрак прятался где-то в корнях деревьев, выползших из обрыва. Оглядевшись, я, было, сложил пальцы для крещения, но потом разжал их. Серебристая тень скользнула к снегу, прячась в его белизне.

– Твой друг скорее всего умрет… – прошептали сугробы.

Из домика раздался крик.

– Я знаю, – ответил я, отворачиваясь от тускло светящихся окон. Бросив топор в снег, я медленно направился к карете.

Глава 36: Буква на полене

Лютня вздрагивала в моих руках, струны тихонько поскрипывали, натягиваемые на колки. Я провел пальцем, вслушиваясь в тихий перезвон.

– Четвертую надо бы еще немного натянуть… – пробормотал я, хватаясь за колок и ввинчивая его. Вновь провел пальцем. – Теперь хорошо, да.

– Лютня в основном используется для аккомпанемента, но твой папка, Джо, любит подергать струны в тишине лесов. Вот, к примеру, слушай. Эту мелодию сочинил обративший меня вампир.

И я замер, затаив дыхание и внимательно вглядываясь в движения ловких отцовских пальцев. Мелодия прыгала от струны к струне, нарастала и стихала, звучала дивным перебором, легким и беззаботным, и тут же становилась грустной, молчаливой, стихала, звуча на грани слышимости, а потом вздымалась новой волной. Меня это впечатлило. Непостоянность тонких и нежных звуков.

– Я не стану тебе называть имя этого вампира, – прошептал отец, – но он прославился как композитор. Забавно, да, сын? Среди клыкастых музыкантов и творцов больше, чем хотелось бы думать людям.

– Знаешь, эта мелодия существует долго, – пробормотал я, наигрывая на лютне и мягко раскачиваясь в такт музыке. – Для нее не существует нот, в этом я уверен. Да что там, мало кто даже просто знает об этой композиции. Может быть, только я и мой отец… Он некоторое время учил меня игре на лютне. Для него это был самый чувственный инструмент. Не потому, что другие чем-то грубее. Но струны его завораживали, касания к металлу, извлечение мелодий кончиками пальцев, ногтей… И он объяснял, что если я хочу серьезно играть на лютне, то мне нужно научиться импровизации. В основном, потому что лютневый аккомпанемент не требует нот. Как-то так сложилось. Возможно, эта второсортность как инструмента зацепила моего отца. Может быть даже, в лютне он видел самого себя – слабого вампира, практически бесполезного, годного лишь как тень, идущая за кем-то…

– Джордан, мне плохо… – прошептал Ян, спотыкаясь в сугробах. – Зачем ты меня оставил?

– Лютня достаточно легкий инструмент, вряд ли будет толк, если ударить ею по голове, – пробормотал я. – Да и кощунственно это. Как-никак, музыка, искусство. Оно может идти рука об руку с грязью и вонью боя, но участвовать в этом – нет!..

– Джо… – Ян рухнул на четвереньки перед козлами, на которых я сидел.

– Я тебя слушаю, друг мой.

– Он внутри меня, он душит, я не могу его выгнать… Помоги мне!

– Помог бы, если бы ты сам справиться не мог. Дух твоего возлюбленного освободил внутри тебя какое-то место. Теперь его может занять кто угодно. Однажды одержимый будет одержимым до тех пор, пока его тело не будет запечатано крестом или ересью. В другой ситуации меня бы это устроило, но, учитывая открытие Лесов Силы, слишком опасно оставлять внутри тебя свободное место. Поэтому пусть в тебе будет этот дух. Он слаб и труслив, ты сможешь справиться с ним, если не начнешь допускать ошибки.

– Он шепчет в моей голове, Джордан! – зашипел Ян, зажимая уши руками. – Прекрати это, умоляю!!

– Прости, друг мой, – я отложил лютню и спрыгнул по другую сторону от южанина.

***

Человек кричал всю ночь. Я сидел в снегу недалеко от старой вампирихи. Статуи поворачивали свои головы, неусыпно следя за сидящим на цепи существом. Оно вперевалочку гуляло по сугробам, иногда произнося одно и то же слово: «Солнце».

Как только я почувствовал приближение восхода, старушка уснула, чуть-чуть не доползши до кареты. Подойдя к спящей, я осторожно поднял ее на руки и занес в темноту убежища. Хранительницы не препятствовали, молчаливо следя за мной. Заперев двери и позволив тонким деревянным пальцам вновь сплестись, я упрятал ключ в карман.

Ян сидел на козлах, рядом с ним была лютня. За ночь снег скрепился, нового не насыпало. И южанин, закутавшись в одеяла, выглядел относительно нормально. Только в глазах полнейший шок. И все то же пресловутое раздвоение, хотя в этот раз перевес был очевидно на стороне Яна.