– Боже, за что?.. – прошептал я, открывая глаза.

Во мне была твердая уверенность – сверху на меня посмотрит Господь. Но там меня встретили лишь капли крови.

– Боже, скажи, почему? – спросил я, закрывая глаза. На лицо капнуло.

Я нащупал кинжал. Он лежал там, где я его оставил, когда вскрывал тело. Так даже лучше. В последний раз открыв глаза, я вновь увидел лишь потолок.

– Никакого Бога для меня, да? – усмехнулся я.

Резким движением вогнав лезвие кинжала себе в грудь, я сморщился, закрыв глаза.

Я ничего не почувствовал. Это из-за Смерти, сжавшей пальцы на моей душе?

Посмотрев на кинжал в груди, я окаменел. Лезвие не смогло пробить мое сердце. Оно замерло, воткнувшись в меня лишь самым кончиком. Выдернув клинок, я положил ладонь на то место, где должна быть рана. Но ничего не нащупал. Даже ребер.

Мои пальцы бегло обыскивали грудь.

Я лежу в темноте, а рядом сопит Акула. Некрос жива, а Алиса еще не полностью отошла от смерти. Новое сердце стучит в моей груди, говоря мне: «Перестройка». Паразит просит терпеть. Он убеждает, что это необходимо. Мое сердце уверено, что так можно решить проблемы.

Он знал, что я захочу убить себя?

Грифон во мне растягивает мои мышцы гарпунами. Судороги перестали тревожить мои конечности, но им на смену пришло нечто другое. Каяки расплывались по моему иссушенному телу, тревожа кости и кожу.

Паразит заставил мои ребра срастись между собой, чтобы его не смогли достать.

Я вцепился пальцами в то, что должно быть ребрами, а на деле является костяной пластиной. На второй удар мне не хватит решимости. Да и нужен ли он? Я не смогу проломить такую кость самому себе. Моя рука опустилась ниже, туда, где должна быть сквозная рана от меча – на живот. Но там уже все затянулось, и я нащупал лишь новый рубец.

Если сердце вынудило меня попробовать человеческую плоть, то оно сможет вынудить меня остаться в живых. Ведь этот грифон контролирует каждый мой орган. И мозг в том числе. Я в ловушке. Мне придется сосуществовать с этой тварью в самом себе. Такова цена за жизнь. Вот только стоит ли она того?..

Почувствовав внутри позыв голода, я вздохнул и зашептал:

– Хорошо, дружище, – я поднялся и схватился за нож. – Ты хочешь мяса? Черт возьми, ты не будешь трогать мой мозг ради этого. Я сам принесу тебе все на блюдечке.

Лезвие мягко вскрыло предплечье мертвеца. Вырезать кусок трупа – занятие не из приятных, но если я могу убить, то точно смогу справиться и с этим.

Вот, что было не так с тем вяленым мясом, которое я попробовал во время путешествия к Тласолтеотль.

Я жую, пытаясь преодолеть рвотные позывы. Вкус все тот же, но что-то внутри отвергает его.

Грифону нужна только человечина. Иронично – его тошнит от мяса зверей, а меня – от людского.

Очистив кусок мышц от кожи, я вгрызаюсь зубами в пищу.

– Жестковато, не находишь? – промычал я, пережевывая откушенное. – Думаю, свари мы это, было бы лучше.

Что-то внутри согласилось, но вяло, без особой охоты или желания. Так соглашается ребенок, поедая пряник и слушая рассуждения родителя о том, что к этому прянику нужно было добавить мед. Ему плевать, ему вкусно и без этого.

Проглотив последний кусок, я отер рот и выдохнул. Я чувствовал биение собственного сердца в груди, оно стучало, яростно и уверенно. И я понимал, почему. Все мои раны превратились в шрамы, в конечности прилила сила, ведь я дал сердцу пищу, а для него это самое главное. Сколько дней оно будет спокойным? Один? Два? Скорее всего, зависит именно от того, сколько ран я получу и сколько сердцу придется отдать, чтобы восстановить оболочку – тело. Поэтому, если я буду просто идти своей дорогой, не встревая в неприятности, можно будет некоторое время не искать новую пищу. А это меня полностью устраивает…

Что-то неприятно резануло по горлу. Я закашлялся, ухватившись за шею. Подняв взгляд, я увидел лицо, перекошенное от страха и злости. Крестьянин сжимал в руках серп. Им он, видимо, и освободился, подобрав где-то на полу.

– Да ты издеваешься? – прохрипел я; горло срасталось, но между пальцев все равно чувствовался танец горячей крови.

Мои руки опустились. Мужик вздрогнул, с ужасом наблюдая за тем, как рана стягивается, а я начинаю подниматься на ноги.

– С… стой! Подожди! – закричал он, выронив серп и пятясь от меня.

Я нагнулся, ухватившись за цепь, лежавшую на полу.

– Кого мне ждать? – спросил я, звякнув грозным инструментом избиения. – Ты хоть думаешь, что ты несешь, челядь?

Звенья свистнули в воздухе. Раздался крик, разбавляемый лишь хрустом, который тихо шептал всем остальным:

«Меня не заткнуть».

Глава 23: Первый шаг

Зеленоватое мерцание истеричного огня, чьи отблески пляшут по прячущимся стенам.

Я медленно опустил кинжал на стойку, а затем критически осмотрел обрезанные ногти на руках. «Сойдет», – решил я.

Тело дергается на холодных цепях, разогревающихся лишь кровью.

– Зачем вы это делаете? – истерично шептали за моей спиной.

Развернувшись, я с недоумением посмотрел на подвешенного парня. Пальцы на его правой руке распухли, и это было симптомом боли.

– Объясни, – попросил я, усаживаясь на стойку.

Глаза, замутненные болью, несмело посмотрели на меня.

– Убийцы…

«Здесь только я убийца», – захотелось мне поправить, но я промолчал, поджав ноги и обхватив их руками. Мой взгляд уперся в дверь, которая давно уже не открывалась. На улице стемнело.

– Как думаешь, нужно ли останавливаться, если один раз запачкал руки кровью? – неожиданно для себя спросил я, посмотрев на висящего парня. – Капля крови или пригоршня – так ли важно?

Сознание, истерзанное болью, еще не успевшее проснуться, тщетно пыталось ответить на мой вопрос, но это бессмысленно.

– Мне еще не поздно пожалеть обо всем. Но душу уже не спасти. Понимаешь? – закончил я свою мысль.

– Какое мне дело?.. – спросил парень, морщась и глядя на меня.

– Никакого, – пожал плечами я.

«Алисы долго нет. Все ли в порядке? – я почувствовал внутри беспокойство. – Может, стоит сходить за ней?» Но я понимал, что это бесполезно. Моя спутница выживала в таких ситуациях, в которых меня бы раскромсали на куски еще в самом начале. Чего стоит то, что она пережила уничтожение Альтстона. Если о чем-то и беспокоиться, так это о том, что в любой момент в кабак кто-то может заявиться.

Но никто не приходил.