Казалось, что откуда-то справа, но я боялся, как бы это не было игрой эха. Я спустил с плеча меч, ухватившись за место, которое было отведено под эфес. «Конечно, таким особо не подерешься, но хоть что-то я сделать смогу, в случае, если звук издает хищник».

– Акула, – прошептал я, – встань у меня за спиной.

– Да что случилось-то? – забеспокоился парень.

– Звон не слышишь, что ли?

Мой спутник ничего не ответил, напряженно дыша мне в затылок. Звук усиливался, я даже начал разбирать в его переливании какие-то отдельные тона. То, что я слышал, было неоднородным по структуре, звон будто состоял из разных компонентов. Часть звучала громче, часть – тише, но все они были объединены в нечто общее. Не такое, как, к примеру, звон колокола. Скорее, это напоминало пение какой-то небольшой птицы. Оно определенно имело какой-то смысл, вот только я сомневался, что смогу понять. Хотя чем больше я вслушивался, тем лучше осознавал: я начинаю улавливать. Отдельные звуки каким-то образом напоминали мне о чем-то из прошлого. Словно игра в ассоциации, только через связь звона и воспоминания. Легкий «взбрык» мелодии, едва не доведенный до грубого звучания, напомнил мне Грид. Звук был жаркий, наполненный зноем и отчаянием. И тут же следом раздался мелкий, истеричный, который напомнил мне о спасении собственной жизни, о необходимости действовать, сопротивляться…

Бежать.

– Быстрее, – буркнул я, ухватив Акулу за руку.

– Что такое?! – удивился он, шаркая ногами вслед за мной.

Я молча следовал сквозняку. Его дуновения несли в себе запах спасения от смерти, догоняющей нас. В темноте она находится повсюду. И в любой момент споткнувшись, я был готов почувствовать на теле клыки, когти, рога, копыта, что угодно. Поэтому я еще крепче сжимал руку Акулы, ведь что-то мне подсказывало – если он остановится, то это верная смерть для нас двоих. Его я бросить не смогу.

– Что происходит, Джордан? – задыхаясь, пытался выяснить Акула, но я не отвечал.

Мне не хотелось тратить ни силы, ни дыхание на разговоры. Тем более, что я и сам точно угрозу не ощущал.

Ее чувствовал мой меч.

Металл в руке звенел от ужаса, от ярости, от досады, от негодования. Он вибрировал, предупреждая меня обо всем сразу: о смерти и о жизни, о темноте и о свете, о зле и о добре.

Я протаранил плечом густую поросль чего-то вьющегося, что закрыло собой выход из пещеры. Руку ощутимо резануло, но я не стал тратить ни секунды – толкнув Акулу в сторону от злобного проема, сочащегося тьмой и смрадом, я развернулся, беря оружие двумя руками. В ярком свете, проникавшем через облысевшие деревья, на металле матово вспыхнуло имя.

Тласолтеотль.

– Готовься почувствовать то, что ты так хотела узнать обо мне, – прошептал я.

– Мне нужны их души.

– Тогда зазвучим в унисон.

Из пещеры поползли они: десятки мелких тварей, связанных единой частью тела – хвостом. Крысиный король, наряженный в шубу из своих крысят, посмотрел на меня, оскалившись резцами всех ртов. Крупный комок медленно вылезал, щурясь на свет. Его шерсть встопорщилась, а пронзительный визг проник в лоно пещеры, привлекая все остальное полчище тварей. Я напрягся. Крысиный король чувствовал меня, а я чувствовал его. Теперь нам необязательно было смотреть друг на друга. Я почти уверен, что мои намерения это существо чувствовало так же ясно, как и я его.

– Джордан, ты что, крыс испугался? – рассмеялся Акула, глядя на нелепую тварь.

«Крысиный король состоит из мертвых крыс, которые обвили хвостами глаз несправедливо убитого грешника. Злобный черт, живший в нем, обретает новую форму».

– Не мешайся, зубастый! – рявкнул я. – Если я не умею говорить так, как ты привык, то это еще не значит, что я стану махать мечом по пустякам!

– Успокойся, Джордан. Ты должен быть сосредоточен. Забудь об Акуле, нам нужны их души.

Я выдохнул, покрепче сжимая клинок.

Мертвец в корнях дерева. Его глазница была абсолютно пустая. Тогда я не вглядывался, но сейчас я почти уверен. Как я мог не обратить на это внимания?

Крысиный король медленно шел ко мне. За его спинами блестели глаза множества подопечных – больших и мелких, серых и черных. Я отступил назад. Единственный вариант – убить черта одним ударом, но что делать с крысами? Они постепенно окружали своего предводителя, явно планируя помешать мне подступиться. Акула стоял в стороне. Я глянул на него.

– Джордан!

Меч завибрировал, я отскочил назад, но поздно – крыса, до того идущая в авангарде, вцепилась в мой ботинок, одним прыжком преодолев несколько метров.

– Черт!

Остальные даже не думали медлить. Я рубанул клинком воздух – несколько тел распались на части, но большая часть прорвалась ко мне. Их острые резцы рвали мои сапоги, прогрызаясь к плоти. Я сцепил зубы.

Нужно идти вперед.

Я замахнулся. Внутри все взревело. В голове холодными огнями взрывались вспышки боли, и единственный способ спастись от них – сконцентрироваться на мече.

Баттута мерно бьет об сцену, раздражая весь строй композиции.

Нет, в этот раз музыкант – я.

– Симфония металла! – прорычал я, вцепившись в горячую сталь.

Тласолтеотль зажглась, вспыхнула яростным огнем жажды. Я почувствовал ее желание крови, я почувствовал собственную жажду смерти.

– Умрите! – закричал я, замахиваясь клинком.

По телу, вместе с кровью от ран, потекло торжество. Вторая часть, вторая история готовила всю свою злобу. То, что Тласолтеотль накопила в себе за десятилетия одиночества; то, что вызревало во мне с самого рождения, вытекало в клинок, обещая каждому существу: «Я заставлю тебя наслаждаться смертью». Эйфория и экстаз слились в моем клинке, накормив злость и ненависть. И все, что мне оставалось – лишь опустить лезвие.

Первая нота…

… это громкий звон ломающегося клинка.

Вторая нота…

… это тихий перелив перетирающегося в порошок металла.

Третья нота…

… это легкое жужжание пыли, проникающей в каждое тело.

Четвертая нота…

… это тяжелый крик.

Крик смерти.

Все вокруг меня взорвалось кровью. Мелкие тела слились с большими, серые с черными. Шерсть свалялась в сплошной комок, внутренности связались в узел, хвосты расплавились и слились воедино, глаза разрослись по кровавой массе, будто цветы ромашки среди алых роз.

Я соединил каждую жизнь, чтобы подарить ей единую смерть. Так Бог дал мошке крылья, чтобы та погибла в пламени свечи.

Комок тел извивался на земле передо мной.

Яйцо, внутри которого нежная и сочная добыча.

Медленно засовывая руку в него, я вскоре нахожу то, что мне нужно.