— Кажется, все прошло весьма хорошо?

— Заткнись, Дьюк.

Я наблюдаю, как Саша исчезает из виду, её длинные шоколадные волосы раскачиваются из стороны в сторону, пока она идёт по улице, и я сжимаю челюсть. «О, ты была права, малышка. Мысль о тебе мне очень интересна».

— Ты вообще расскажешь мне, что это была за восхитительная девушка, или ты, как обычно, промолчишь и оставишь меня в раздумьях? — спрашивает Дьюк, делая глоток из своей чашки кофе. Его брови подняты так высоко, что практически касаются волос.

— Её зовут Саша Коннор.

Я отказываюсь без борьбы выдавать ему больше информации.

— Ммм. Она казалась очень злой, — отмечает он. — Что ты ей сделал?

— Вернул книгу, которую она потеряла. И принёс бутылку вина.

— Ужасно. Ужасные манеры, — мурчит Дьюк. — Как ты мог быть таким невеждой?

— Я считаю точно так же.

— Брось, мальчик. Садись. Если ты прожжёшь дыру в полу, сейчас это ничему не поможет, верно? Она уже ушла, и у меня устали ноги. Почему бы нам не отдохнуть, пока ты объясняешь мне этот интересный поворот событий чуть подробнее?

— Нет никаких подробностей. Я вернул книгу. Отнёс ей вино. Съел немного её сыра. Она накричала на меня и сказала уходить. Вот и всё, что было.

На лице Дьюка появляется понимающее выражение лица.

— Сыр. Ты не должен был трогать сыр.

— Смертельная ошибка с моей стороны, очевидно.

Джейк смотрит на меня так, будто я совершенно выжил из ума, когда я объясняю, что случилось после работы. Я сижу в баре отеля «Бикмэн», стуча коктейльной палочкой по холодному полированному мрамору, а он ходит из стороны в сторону, пытаясь не рассмеяться, судя по всему.

— Ты? Ты ходил в книжный клуб? По романтическим романам?

— Да.

— Я знал, что ты тогда задумал неладное. Я знал это, чёрт побери.

— Хорошо, хорошо. Иди к чёрту, приятель. Не нужно так сильно этим наслаждаться. Дай мне ещё двойной.

Я двигаю стакан по бару к нему. Он качает головой и усмехается, выливая остатки из бутылки виски в мой пустой стакан.

— Ты хитрый пёс, чувак. Так о каком багаже мы здесь говорим? Ты сказал, что с ней происходило «всякое». «Всякое» никогда не бывает хорошо.

— Её ребёнок умер.

Я быстро выпиваю виски, опуская стакан на стойку. Я не хочу смотреть на Джейка. Я уже предвкушаю выражение его лица и не хочу иметь с этим дело. Или защищать порядок действий, которые уже спланировал в своей голове.

— Рук…

— Я знаю, ладно. Это капец. Она, наверное, в шоке.

— Как она тебе сказала? Про ребёнка?

— Она не говорила. Я проверил её в сети. Это было по всему интернету.

— Нет. Ни за что, чёрт возьми. Ты никогда больше не увидишь эту женщину, чувак. Она слишком взрослая для тебя, и она даже не сказала тебе о главной тёмной хрени в её прошлом. Я не могу позволить тебе пойти на это. Уходи. Серьёзно, посмотри на меня. Я не шучу, чёрт побери. Уходи. Прочь.

— Ладно.

Я улыбаюсь ему до тошноты сладкой улыбкой, говорящей «иди к чёрту».

— Чёрт возьми. Ты такой ублюдок. Почему тебя вообще это интересует? Цыпочки раздвигают перед тобой ноги со всех сторон, каждый раз, когда ты выходишь из своего дома.

— Тебя когда-нибудь посещала мысль о том, что я могу не хотеть быть между ног, которые передо мной раздвигают?

Я стучу своим стаканом по стойке, прося ещё одной дозы.

— Какая неблагодарность. Некоторые из нас не могу заполучить ни одну киску, раскрытую или нет. А ты гоняешься за недоступной и испорченной. Это довольно-таки грубо, чувак. И я хочу сказать, как? Она сказала тебе, что этого никогда не будет. А ты всё равно планируешь вернуться в какой-то сексуальный книжный клуб за отчаянными домохозяйками? Ты больной на голову. Не знаю, как ты вообще можешь притворяться, что читаешь это дерьмо.

— Я не притворяюсь. Я читаю.

Джейк отходит от бара и поднимает руки вверх, снова качая головой.

— Тебе нужно проконсультироваться? Потому что я тебе это организую. Это моё любимое занятие. Обещаю, все пройдет хорошо.

— Что не так с тем, что парень читает роман?

— Всё не так с… — он прерывается, оглядывается, будто ища кого-то, кто поддержал бы его. К сожалению для Джейка, в баре отеля пусто. — Я просто хочу, чтобы ты на мгновение прислушался к себе. Послушай очень внимательно. Ты говоришь о тридцати четырёхлетней женщине. О женщине, которая была замужем. За кем-то другим. У неё был ребёнок от другого, и этот ребёнок, чёрт побери, умер. Как ты можешь думать, что бегать за этим человеком может быть хорошей идеей? Я очень стараюсь понять твой мыслительный процесс, но для меня это просто полностью и совершенно за гранью. Здесь ты должен мне помочь, приятель.

Я опускаю взгляд на свои руки, обхватившие стакан, который, кажется, светится изнутри от блестящей, сияющей янтарной жидкости.

— Всё просто, — говорю я ему. — Нет никакого мыслительного процесса. Это просто происходит, и я не против.

Я нервничаю. Я на самом деле странно нервничаю. Может, я и читаю романы уже годами, но я так давно не думала о своей личной жизни. Это никоим образом не идеальная ситуация для свидания; в конце концов, моему спутнику на вечер всего двадцать три года. Честно, всё это кажется отчасти шуткой. У меня такое чувство, что это розыгрыш, и по какой-то причине я действительно подыгрываю, хоть и вижу, как это всё нелепо.

Я выбираю платье с золотыми пайетками и свои любимые чёрные туфли, наношу достаточно макияжа, чтобы Кардашьян могли мною гордиться. Затем надеваю золотые серьги-кольца, удивляясь, когда обнаруживаю, что дырки в ушах ещё не заросли — прошло больше года с тех пор, как я носила украшения — и пока я осматриваю себя в зеркало в полный рост в своей спальне, я шокирована. Глядя на своё отражение, я вижу, как мало я изменилась за последние пять лет. Я другой человек с тех пор, как Кристофер умер. Совершенно другой. Я даже не тот человек, которым была до аварии. Кажется странным, что я должна выходить на улицу, для всех намерений и целей, будто я даже не постарела, не говоря уже о том, что преобразилась самым капитальным образом.

Я медленно заправляю свободную кудряшку за ухо, изучая себя взглядом. Что видит Рук, когда смотрит на меня? Незнакомку, которую нужно завоевать? Взрослую женщину, которую нужно очаровать? Вызов, который нужно преодолеть? Разбитую оболочку человека, которой легко воспользоваться? Я даже не знаю, что он видит, но его интерес кажется необычным.

Затем я делаю то, что заставляет меня задуматься над собственным здравомыслием. Я спускаюсь вниз, прямо к шкафчику с алкоголем, который Эндрю всегда держал запертым, и достаю бутылку водки. Я открываю крышку, подношу прохладное скошенное горлышко бутылки к губам и делаю глоток. Это не просто глоток смелости. Это даже не два или три глотка смелости. Это дефибриллятор для моего сердца; алкоголь обжигает, пока течёт по моему горлу, собираясь в бассейн огня на дне моего желудка.

У меня хорошо получается так пить. Действительно, чертовски хорошо. Когда Кристофер умер, я стала экспертом в этом деле. Долгие месяцы я стояла в маленькой ванной на первом этаже с бутылкой чего-нибудь крепкого и ненадлежащего, прижатой к губам, поглощая жидкость. Эндрю никогда ничего не говорил. Он никогда не отмечал тот факт, что я буквально тащилась через собственную жизнь как растрёпанная, полуживая странница. Однажды на шкафчике с алкоголем просто появился замок, и это был его не такой уж тонкий намёк, что я зашла слишком далеко.