Когда в помещение, злобно рыча, ворвались несколько тварей, братья приняли удар на себя. Противников было гораздо больше, поэтому уже через несколько жутких по кровавой расправе секунд, к нам со Святославом подступили трое:

— Бабу взять, поганца убить! — распорядился один из них. Тот самый, медведе подобный. В душе похолодело, сердце зашлось безумным боем. Я сжала мальчика от безысходности, не зная, что делать и как его спасти.

Двое молчаливо шагнули глубже.

Непроизвольно задвинула Святку за спину и раскинула руки. Это было глупо, и, возможно, даже комично, но я не могла позволить вот так… без боя сдаться… и уж тем более позволить убить сына… Демьяна.

Ситуация была до невозможного нелепой и бесплодной — защитница из меня как из ежика подушка для иголок. Вроде и иголки есть и мягкий, вот только толку мало. В общем, мой зверь хоть и попытался огрызнуться, оскалиться, даже расцарапать кого-то, но чрезвычайно нелепо супротив троих взрослых, матерых оборотней, которых момент больше забавлял.

Меня, точно шелудивую кошку, рывком отшвырнули прочь. Но пока летела к противоположной стене, меня надсадным визгом Святки «Не-е-е-ет», накрыла настолько жутко давящая боль, что удар о стену даже на миг показался спасением. Последнее что запомнила, сына Градова, уверенно стоящего на ногах и мановением рук разбрасывающего тварей в стороны, словно порывы ветра листы бумаги.

Улыбка против воли растянула губы, а потом эта сила накрыла и меня. Лишь, ускользающим сознанием услышала приближающиеся мужские голоса, но моего отчаяния уже на возвращение к реальности не хватило. Мрак поглотил быстро и безжалостно.

— Тетя Мила, — вторгся молебный голос мальчика в мою блаженную тишину и темноту. Я силилась открыть глаза, что долго не получалось, а голос парня становился настойчивее и жалобней: — Тетя Мила…

Вместо ответа промычала. Губы не слушались, язык опух.

— Тетя Мила, — трясли меня. Пришлось вновь сделать попытку открыть глаза. Не с первого раза приоткрыла. Надо мной склонился напуганный Святка: — Тетя Мила! — взвизгнул обрадованно мальчик и прижался, не думая, что мне хреновей некуда. Хотела было обнять в ответ, но рук не ощущала, да и тела в целом.

— Ты… — все, что смогла прохрипеть. Мальчик всхлипнул на моей груди:

— Простите, — бормотал через слезы. — Я не хотел… Я не буду больше… только не умирайте.

— Мой… хороший, — выдавила через затяжную паузу, силясь вновь не окунуться в небытие. — Глупость… Ты… молодец, — зашлась надсадным кашлем, ощущая, как по горлу блуждают сладковатые сгустки.

— Тетя Мила, — зарыдал Святослав, обвивая сильнее руками. — Не умирайте… Я не хочу вас терять!

— Не… — больше не могла сказать ничего, мое горло жестоко першило, словно болела гнойной ангиной.

— Обернитесь, — проскулил мальчик. — Сразу полегчает, обещаю, — уставился на меня огромными влажными глазами. Шмыгнул, ловко утер нос и опять потряс: — Тетя, перекиньтесь, прошу…

Открыла рот, но ни звука не смогла выдавить. Я была настолько опустошена, что висела на грани провалиться во мрак. Где до сих пор был мой зверь и только человеческая сущность не позволяла окончательно уйти из жизни.

Издали раздались грубые крики, приближающийся топот, потом помещение напомнили мужские голоса.

— Свят, отойди! — громыхнул совсем рядом знакомый мерзкий рык Водина. Артем Викторович бесцеремонно отодвинул подрагивающего мальчика в сторону. Подхватил меня на руки и размашисто зашагал прочь.

От мирного покачивания я на время выпала из реальности, а когда пришла в себя, меня совершенно бесчеловечно бросили в сугроб. Никак по-другому — бросили! В обжигающе холодный сугроб!

— Женщина, — грозно оскалился Водин, окинув неприветливым взглядом. — Заканчивай прикидываться слабачкой. Оборачивайся немедленно, а то сдохнешь, как шавка подзаборная! Да к тому же голая… Позорно и недостойно! — последнее выплюнул с таким презрением, что задохнулась негодованием. Это было обидно до слез. Мне больно, тошно, мерзко, холодно, а меня пытаются уличить в слабости.

Водин нависал непрошибаемой горой с равнодушным видом, хотя и сам был одет для зимы легко. В темной футболке, синих джинсах и черных ботинках. Он стоял так, словно его не беспокоило данное обстоятельство.

— Мы не сможем помочь, если ты легкомысленно вздумала подохнуть, — рассуждал буднично Артем. — Либо обращаешь и выживаешь, либо мы тебя здесь бездыханной тушкой оставляем. Лучше я твоим детям скажу, что ты пропала, нежели покажу труп, — криво оскалился, демонстрируя полную степень брезгливости.

Вот это уже было нечестно — апеллировать таким аргументом.

Я даже попыталась упереться в снежную твердь. Из горла вырвался грозный рык и судя по взгляду Водина, оборотню это понравилось. Правда сил надолго не хватило — опять уткнулась в снег.

— Что такое? — нагло ухмыльнулся мужчина. — Детей отцу отдать? Или в детдом? Ты хоть намекни… — перебирал не то издеваясь, не то докапываясь до истины Артем.

— Что? Не слышу… — грубовато мотнул головой. — Может, сказать им, что их мать- шлюха и бросила, потому что они надоели? — это было уже чересчур. Меня затрясло от неуправляемого гнева, но язык не слушался, я натужно захрипела, сжимая кулаки. Водин ощерился сильнее: — Уж мы точно не будем воспитывать людскую шваль — вышвырнем на хрен, и пусть дохнут на улице!

От негодования и злости моя кровь закипела, тело прогнулось дугой, словно разряд тока получила. Кости затрещали, кожа забугрилась…

Плохо понимала что да как, но после затяжных, мучительных минут дикой ломки и боли, что пробегались по телу вверх-вниз, ощущения быстро сменились жаркими волнами неги и блаженства. Давно мне не было так хорошо… Словно окунулась в горячую пенную ванну с гидромассажем.

Несколько секунд приходила в себя, огляделась новым зрением, втянула яркие запахи полной грудью и неуверенно вскочила на лапы. Только глаза остановились на улыбающемся Водине, не скрывая бешенства, оскалила пасть, точно волчица, защищающая свое потомство. Рычала, готова я в любую секунду метнуться на врага.

— Совсем другое дело, — резюмировал кивком Артем. Только теперь поняла, что именно этого и добивалась тварь. Водин умело провоцировал, а так как дети — мое бесценное сокровище, вот и бил по самому больному.

Это сработало! Перестала щериться, неверующе огляделась, но уже в следующий миг опять распласталась на снегу. Как бы ни пыталась показывать силу, я все равно жутко истощена и устала.

В несколько секунд обернулась человеком и даже порадовалась жгучему ледяному настилу снега, который дал понять, что я жива.

Закрыла глаза, проваливаясь в сон.

В следующий раз, когда пришла в себя, уже была в светлой палате. На больничной койке. Рядом — никого, но на прикроватной тумбе стоял большой букет.

Пока оглядывалась, в палату вошел Роберт. О его приходе узнала по запаху, за несколько секунд до появления врача.

— Как себя чувствует наш пациент? — улыбнулся Вихгерев.

— Словно по нему бульдозер проехался, — отозвалась тихо.

— Опять? — изумился поддельно врач. — Девушка, вам бы избегать встречи с подобной строительной техникой!

— Мне бы не мешало избегать лишь одного, — парировала сухо. — Вас всех и особенно Градова!

Роберт заметно помрачнел. Это заметила, но промолчала.

— Ты же понимаешь, что я не смогу тебя выпустить, пока угроза выкидыша не минует? — присел напротив койки Роберт, глаза лихорадочно забегали.

— А кто сказал, что я хочу оставить ребенка? Мы в свободной стране, где право на аборт никто не отменял, — ощерилась тотчас.

— Мил, — совсем стал хмурым Вихгерев, — не делай глупости. Ты хоть представляешь, что значит этот ребенок? Не только для Градова, не только для тебя, для науки в целом для оборотней.

— Вот ты мне и скажи, как получилось, что я смогла зачать? — не сдавала позиций. Я была зла, и скрывать этого не желала. — С одного гребанного акта. Мимолетного, случайного, но тварь такая, настолько продуктивного? — да, зверь во мне заголосил, а человеческая часть решила отсидеться в сторонке. В таких вопросах лучше власть отдавать твари.