Делаю несколько шагов вперёд и выставляю руку за спину, жестом показывая девушке оставаться на месте. Тихо ступаю по скользкому полу, боюсь спугнуть опасность, мерещащуюся мне. Минуя длинный коридор оказываюсь в гостиной, где своими глазами вижу причину поселившегося во мне страха.

Замираю на месте и чувствую, как почва уходит из-под ног, как представшее передо мной смазывается в большое бесцветное пятно, все, кроме моих родителей, лежащих в лужах собственной крови на полу гостиной. Яркие алые пятна рябят перед глазами, точно мелькают вспышками, засоряя сознание. Чувствую, что горло сдавливает спазм, а конечности холодеют, немея от увиденного.

Но уже через секунду возвращаю контроль над разумом, бросаюсь в сторону отца и падаю на колени прямо в кровавое месиво. Пытаюсь нащупать пульс в подтверждение теплящейся в нем жизни, но лишь удостоверяю свои догадки – батя мёртв, а все происходящее настолько реально, что даже запах смерти бьет в нос, заполнив собой весь воздух вокруг.

Хватаю отца за рубашку и кладу голову на безжизненную отцовскую грудь, готовый разрыдаться от горечи и необратимости событий с которыми я столкнулся.

Внезапно дикий визг раздаётся позади меня. Юля так пронзительно визжит, что ее вопли забираются под кожу, пробирают насквозь, усиливая мои собственные ощущения.

– Заткнись! – рычу на неё, а девушка так и стоит при входе в комнату, продолжая истошно кричать. – Заткнись, дура! – повторяю снова, поднимаясь с колен.

Мои слова никак не действуют на подругу. В шоке от увиденного, она зажимает рот, сотрясаясь всем телом от дикого ужаса. Ее поведение раздражает, заставляет испытать внезапно возникшие гнев и презрение. Хлестко ударяю Юлю по щеке, в надежде привести ее в чувство и прекратить разрезающий слух крик. Но, похоже, перебарщиваю. Девушка хватается за горящий на коже след и начинает пятиться назад, как героиня фильма ужасов, убегающая от маньяка. Я наступаю следом. Двигаюсь шаг в шаг. 

Внезапно Юлия оступается и падает назад, продолжая теперь уже ползти в сторону выхода. Смотрит на меня огромными от страха глазами, точно это я родичей порешил, а сейчас готов прийти и по ее душу.

Во мне реально что-то щёлкает, ломается, пуская по венам желание убивать. Неконтролируемый приступ агрессии рвётся наружу, сжимая сознание до размеров грецкого ореха, возбужденного от необходимости пустить чью-то кровь. Я сам не знаю зачем иду за Юлей походкой хищника и почему молчу как психованный маньяк.

Меня отвлекает возникший из неоткуда шорох, доносящийся из заполненной трупами комнаты.

– Юля, – я с сожалением смотрю в сторону подруги, но у меня нет времени на объяснения, необходимо найти источник шума.

Забегаю в гостиную, замечаю как один из охранников шевелится, негромко издавая хлюпающие звуки горлом.

– Сокол! – хватаю его за руку, тем самым давая понять, что я рядом. – Держись, брат! Все будет хорошо, – обещаю невозможное, потому что острая коса смерти уже висит прямо над его головой. – Скажи, кто это сделал? Что за гнида предала отца? Уничтожу, уничтожу всех причастных к этой бойне, – хриплю не своим голосом, сильнее сдавливая руку отцовского телохранителя.

Мужчина шевелит губами, но беззвучно, хочет сказать, но не может. Я силюсь понять, но тоже не получается. Сокол делает последнюю попытку заговорить, собирая оставшиеся силы, но вдруг замирает с открытым ртом, и его голова заваливается на бок.

Я разжимаю безвольную мужскую руку и издаю истошный вопль, задрав подбородок к потолку. Мой мир перевернулся, опрокинулся так сильно, что поменял местами все, даже самые незначительные вещи. Жизнь разделилась на «до» и «после». Я умер вместе с родителями, переродившись совсем другим человеком. Не знакомым мне. Живущим лишь одним заселившим душу чувством – местью.

МАРИНА (6 лет)

июль 2006 года

– Мама? – тихо говорю я, едва шевеля пересохшими губами.

Мне очень страшно. Нахожусь в незнакомом месте с неприятным больничным запахом.

– Мама? – снова повторяю, не услышав ответа на свой вопрос.

Я хочу пошевелиться, подняться с кровати, на которой лежу, и пойти на поиски мамочки, моей мамули, которая определенно должна быть где-то здесь. Тело не слушается меня, не могу двинуться с места. 

Из одной руки торчит трубка, уходящая куда-то вверх к большому прозрачному пакету с бесцветной жидкостью. Где я нахожусь? Почему я одна? Зачем мама привезла меня сюда? Рядом пикает экран, показывающий какие-то цифры и движущиеся линии. Голова, будто в шапке, сильно сдавливающей лоб. Болит. 

Вожу взглядом по комнате. Никого нет. Где же мама? Я так боюсь, что глаза мгновенно наполняются слезами, и они текут нескончаемым потоком, увлажняя щеки, шею и даже подушку под головой. Мне хочется зарыдать сильнее и крикнуть громче, но не выходит. Все что получается – это тихонечко пускать слёзы из глаз.

– Мама? – делаю очередную попытку докричаться, но даже сама не слышу свой голос.

Через некоторое время удаётся пошевелить пальцами на свободной руке. Медленно перебираю ими по кровати, притягиваю ручку ближе к себе. Чувствительность потихоньку возвращается, и мне удаётся доползти рукой до головы. Она плотно затянута бинтами, словно каской.

Неприятное чувство в носу оказалось ещё одной мягкой трубочкой, которую непонятно зачем кто-то засунул прямо в ноздри. Со мной наверняка что-то случилось, но я не помню что. Вокруг светлое помещение с тусклыми желтыми стенами, белой мебелью и странными приборами с множеством проводков, мигающих лампочек и других предметов, которые я никогда в жизни не видела.

И этот запах... Резкий, бьющий в нос. Я знаю его. Так пахло в больнице, когда заболел дедушка. Мы навещали его каждый день, мамочка ухаживала за дедом, а я ей помогала. Так было до тех пор, пока он не умер, а его душа не отправилась на небо. А вдруг и я умираю? Что, если совсем скоро, я тоже попаду на небеса и буду наблюдать за родными с облаков? Внутри меня что-то сжимается, так сильно давит и щекочет, что даже кончики пальцев начинают зудеть. Я не хочу умирать, не хочу на небо! Мне бы только увидеть мамочку... Она поможет. Ведь мамы не бросают детей, правда? Уверена, с минуты на минуту она войдёт в эту комнату, и мне тут же станет легче. Мамины улыбка и объятья совершенно точно исцелят меня.

Мы поедем домой, где Фернанда, помощница по хозяйству, приготовит чай с мятой мне и с апельсиновыми корочками маме. Потом мамуля искупает меня, как делает это обычно перед сном, вымоет голову душистым шампунем с ароматом клубники и укутает тёплым воздушным одеялом, когда придёт время укладываться спать, подоткнув его с одной стороны, как я люблю.

А ещё вечером мама всегда читает мне книжки. У меня много книг – несколько больших полок и ящик рядом с кроваткой. Я и сама уже умею читать. Родители говорят, что гордятся. Особенно папа. 

Иногда, очень редко, если папуля возвращается домой до того, как я лягу спать, он подменяет мамочку и сам укладывает меня. Я люблю эти дни, ведь папы почти не бывает с нами.

Мама называет наш дом крепостью. Наверное, так и есть. Мне кажется, он похож на дворец, такой же большой и красивый. Снаружи территория огорожена высоким забором, он даже выше папы, если на него поставить ещё два папы, или четыре... Даже тогда невозможно будет дотянуться до края кирпичной стены.

Ворота и участок постоянно охраняют. Папочка говорит, это потому, что для него нет ничего более ценного, чем мы с мамой, и ради нас ему ничего не жалко. Охранники в основном суровые мужчины с грозными лицами, и я побаиваюсь подходить к ним. Хотя, есть несколько человек, которые с удовольствием общаются со мной. Например, дядя Олег подкармливает конфетами, пока родители не видят, а его напарник, молодой парень по имени Костя, знает много анекдотов, которые я с удовольствием слушаю. 

Больше всего боюсь дядю Колю. Здоровенного мужчину с золотыми зубами и короткими темными волосами. Он наводит на меня ужас одним своим видом, поэтому в его смену я даже близко к воротам не подхожу.