– Какая же ты грязная сучка, Марина! Голодная... 

Кай дразнит языком мои соски, покусывает. Они напрягаются сильнее, зазывно вздымаясь к потолку.

– Как же хочется трахнуть тебя как следует! Да сначала надо убедиться, что все в порядке, – мужчина снова делится своими умозаключениями со мной.

Глеб встаёт на колени около кровати, притягивая меня к краю. Я, наконец, могу рассмотреть его идеальное, как с картинки тело, совершенное и бесподобное, наяву оказавшееся ещё прекраснее, чем я себе его представляла.

Кай надавливает на мои бёдра, вынуждая развести ноги сильнее. Опускает голову и языком касается набухшей пульсирующей горошины, что заставляет меня выгнуться дугой и громко застонать. Влажные от смазки пальцы снова погружаются в меня, двигаясь в унисон с горячим языком, дразнящим то самое место, где сейчас сконцентрировано мое возбуждение. 

Невероятно яркие ощущения пронзают меня неожиданно и необычайно остро. Я снова выгибаюсь, но продолжаю тереться об умелый язык и губы, сумевшие подарить мне незабываемое наслаждение, а затем обессилено обмякаю на кровати, бессознательно закрывая глаза.

МАРИНА

сентябрь 2020 года – ноябрь 2020 года (наши дни)

Глеб практически не соврал. Конечно, на цепь он меня не посадил, но из комнаты выходить не позволял. Два месяца держал взаперти, выпуская на волю лишь под своим неусыпным контролем. Вечерами мы прогуливались по территории, и то лишь в те дни, когда Кайданов возвращался домой достаточно рано. Несколько раз ездили на осмотр, но уже ни в ту клинику, куда я обращалась сама. Эта была более дорогой и пафосной, персонал выполнял любую просьбу по щелчку пальцев, а доктор круглосуточно был со мной на связи.

Глеб, как обычно, перестраховывался. Зная мой мятежный норов, он видел в заточении единственную возможность предотвратить аборт. Охрана дежурила даже под окном, несмотря на то, что я не проявляла повадок суицидницы. Хотя нет, проявляла. Я грозилась вспороть себе живот, если Кай не выполнит мою просьбу: не оплатит лечение матери Максима, которая теперь осталась совсем одинокой больной женщиной. Наша перепалка продолжалась несколько дней. Глеб велел убрать из комнаты все бьющиеся предметы и иную утварь, которой можно было нанести вред, но в итоге все-таки согласился, и мать моего бывшего соседа перевели в отличную немецкую клинику, ту, о которой говорил Макс.

Естественно, я не собиралась накладывать на себя руки, но была очень убедительной даже для самой себя. Все это время Глеб был на удивление заботливым. Нет, местами его одолевала ярость, и он даже мог зло схватить меня, но быстро отпускал, вспоминая, что я ношу под сердцем его наследника. Он возился со мной, как с хрустальной вазой, чем дико бесил. Это тоже провоцировало конфликты, каждый из которых, заканчивался постелью.

Я ненавидела Кая днём и отдавалась ему без остатка ночью. И это были именно те часы, ради которых стоило посидеть немного взаперти. Даже его запах сводил с ума, забирался под кожу, въедаясь, и превращаясь в мой собственный, навсегда оставаясь со мной в напоминание о том, что случилось.

Помимо этого, со мной навечно должен был остаться другой подарок – наш ребёнок, избавиться от которого у меня теперь не было никакой возможности. Честно говоря, я не особо понимала эту тягу Глеба к отцовству, как и не понимаю до сих пор. При этом, одно знаю совершенно точно – счастливой семейной жизни нам все равно не добиться. Все это иллюзия, обман, закрепившийся в сознании, как идеальная картина мира, в которую хотелось верить.

К тому же, я все равно сбегу. Дело даже не в задании, хотя его, без сомнения, надо завершить, а в том, что ребёнку будет вполне достаточно одного неидеального родителя и никто, абсолютно никто не заслуживает отца-убийцу. Лучше уж никакого, чем безжалостного монстра, руки которого по локоть испачканы в чужой крови.

У меня было много свободного времени для того, чтобы как следует обшарить спальню объекта. В академии нам говорили, что преступники бывают крайне изобретательны в попытках спрятать улики и ценные данные. Я учла этот факт, не пропустив ни одного сантиметра комнаты. Простукивала пол и стены на предмет тайников, переставляла вещи, даже мебель двигала. Благо дело, Глеб отсутствовал практически целыми днями, решал насущные вопросы, что часто делал и в моем присутствии, гонялся за мифической Мариной Васнецовой, из-за которой постоянно ругался с кем-то по телефону.

Обычно после таких разговоров он становился чрезмерно раздражительным, а иногда просто набрасывался на меня и вполне мог бы разорвать, если бы не осторожничал по причине беременности.

– Глеб, – обращаюсь к мужчине, когда после очередной вспышки, внезапно возникшей ненависти к ситуации с фантастической девушкой, мы лежали на постели, а он крепко прижимал меня к себе, – расскажи мне о ней... Зачем ты ищешь эту Марину?

– Это не твоего ума дело. Спи! – отвечает он мне, уткнувшись носом в волосы.

Я не отстаю, потому что мне действительно интересно. И... Я ревную! Полное совпадение имени и фамилии очень меня смущает. Успокаивает лишь тот факт, что Глеб до сих пор гоняется за «мной» где-то там, хотя я постоянно нахожусь под самым его носом. Я не унимаюсь. Кайданов перестал видеть во мне врага с тех пор, как узнал о ребёнке, точно наличие плода внутри меня автоматически смывало все грехи перед ним.

– Нет, расскажи!

– Я уже дал ответ на твой вопрос. Он не изменится независимо от того, сколько раз ты его задашь, – Глеб снова становится недовольным. Размыкает крепкие объятья, отстраняется.

Я приподнимаюсь на локтях и поворачиваюсь в его строну:

– Что она сделала тебе, Глеб? Всякий раз, после разговоров о ней ты срываешься, ведёшь себя так, будто наказываешь меня вместо неё! Что будет, когда ты найдёшь ее? Что ты сделаешь?

Кай вскакивает с постели, окончательно разозлившись:

– Это не твоё дело, ясно? Не. Твоё. Дело. Тебя должен волновать сейчас лишь один вопрос: как выносить моего ребёнка! Все! 

– Так не создавай стрессовых ситуаций! Просто расскажи, – я тоже вскакиваю и встаю рядом.

Глеб скалится и хватает меня за волосы, притягивая ближе:

– Как же ты бесишь порой! – рычит мне в лицо, а затем пленяет мой рот, используя поцелуй, как единственно возможный способ заткнуть.

После этого случая я предпринимала ещё несколько попыток разобраться в этом деле, но ни одна из них так и не увенчалась успехом. И я решила, что сама займусь этим вопросом, когда все закончится. Попробую пробить по каналам своей структуры. Наверняка, наши люди работают лучше осведомителей Кайданова.

***

Каждый раз, когда я думаю о том, что мне придётся сдать Глеба, сердце обливается кровью. Мне кажется, я даже чувствую эту боль физически, как она ноет в груди, причиняя страдания. Но есть ли у меня варианты?! Я должна защитить ребёнка, защитить себя, выполнить свой долг, в конце концов, я здесь именно для этого.

Я постоянно убеждаю себя в том, что Глеб чудовище. Человек, не достойный того, чтоб его любили. И эта ненависть действительно до сих пор живет во мне, потому что я не даю себе возможности забыть о ней, по крайней мере в те минуты, когда Кая нет рядом. Но все исчезает в тот самый момент, когда крепкая мужская рука забирается в мои намокшие трусики. 

– С сегодняшнего дня можешь спокойно передвигаться по территории, – Глеб безразлично, даже как-то лениво, озвучивает мне своё решение, будто ему реально нет никакого дела до того, что я столько времени сидела в четырёх стенах.

– Спасибо, Господин, что прекратите держать меня в качестве комнатной собачки! – язвлю я, хотя такое положение дел меня даже устраивает.

– Ты сама выбрала этот путь, так что, будь добра, держи язык за зубами! – мужчина явно не оценил мой выпад.

– Не забудь предупредить своих громил, а то скрутят меня ненароком в бараний рог, когда захочу выйти. Вряд ли твоему малышу это понравится, – я давлю на уязвимое место, как делаю это обычно, вот уже два месяца: демонстративно укладываю ладонь на живот, которого у меня, если честно, ещё даже не видно.