Выкидываю ноги вперёд и с силой отталкиваюсь от стены напротив, той, по которой располагаются раковины. Бугай, естественно, не ожидает такого поворота событий, и мы отлетаем к противоположной стенке с душевыми. Мужик охает от удара. Бью затылком назад. Попадаю в нос. Хруст. Его крик.

Сейчас я благодарна Владу за все, чему он научил меня. И это не только рукопашные приемы. Иногда мы проводили время в зале дополнительно, он учил меня анализировать противников, подмечать слабые места, показывал кучу других вариантов нападения и обороны, а это многое дало мне. Так и сблизились.

Боль огненной волной растекается от затылка к позвоночнику. Терплю. Мне хочется зарычать от того, как сильно я ненавижу этого придурка и таких, как он, таких, как наш детдомовский охранник, имевший наглость забрать мою девичью честь. Ярость разливается по венам и придаёт мне сил. Контролирует меня и мои движения, заставляет проявлять чрезмерную жестокость.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍***

Пока насильник дезориентирован, пятку со всей силы вбиваю ему в ступню, плюща мелкие кости, даря увечья. От недельной хромоты до месяца в гипсе. Так тебе и надо, урод!

– Ааа! СУКА! – дикий мужской крик разносится по ванной комнате. Хватка ослабевает, и он расцепляет руки, которыми удерживал меня, отпускает.

Значит, гипс обеспечен. Плюс, реабилитация после снятия. Месяц, не меньше. Головорез пытается оттолкнуться от стены, но оступается покалеченной ступней. Захватываю с раковины тяжелую керамическую мыльницу, впечатываю ребром в солнечное сплетение. Никакой пресс не поможет! Его скрючивает.

Хватаю обидчика за волосы, раз за разом прикладываю об раковину. Останавливаюсь, лишь когда замечаю, что все вокруг в крови, как и мое обнаженное тело. Нехитро обвязанное вокруг полотенце, слетело ещё в самом начале, и сейчас валялось на полу. Разворачиваю наглеца лицом к себе , пробиваю по шарам. Сдавленный стон, и мужчина с грохотом падает на кафель.

Разбиваю стеклянную бутылочку с жидким мылом о край умывальника. Присаживаюсь рядом с распластанным на полу телом, сжимая в руке острый осколок. Пару секунд смотрю в глаза противника, а затем оттягиваю резинку его трусов, подставляя к главному мужскому органу своё оружие. Его затуманенный взор мгновенно заполняется страхом.

– Ооо...! Какой малыш! – ехидно тяну я. – Скорее всего, тебе будет совсем не жалко его лишиться.

Мужчина нервно мотает головой, что-то мычит. По глазам понимаю, что все осознал.

– Каю нужны здоровые бойцы, – продолжаю свой монолог, – но если ты мне дашь хоть какой-то повод... Даже просто косо посмотришь в мою сторону, я проберусь ночью в твою спальню, оттяпаю твой стручок и запихну его тебе в рот, в то время, пока ты будешь орать от боли. Ты меня понял? – надавливаю склянкой и делаю лёгкий надрез. Мужчина дрожит, кивает головой, как может.

– Понял. Не надо, – сипит он.

– Это оставлю себе, вдруг пригодится, – показываю стекляшку.

Встаю, подхватываю с пола полотенце, оборачиваюсь им и выхожу из ванной с гордо поднятой головой. Напускная бесстрашность быстро сменяется истерическими порывами. Боль в затылке снова напоминает о себе, вновь ворвавшись в сознание. Облокачиваюсь о стену, чтобы дать организму возможность совладать с внутренней трясучкой. Чувствую себя отвратительно. И морально, и физически. Понимаю, что долго торчать в коридоре не стоит, тем более рядом с дверью в ванную, откуда в любой момент может появиться мой обидчик. 

Делаю несколько шагов в сторону своей комнаты и только сейчас понимаю, что пятка болит не меньше головы. Прихрамывая на одну ногу, добираюсь до места, а, закрыв за собой дверь, просто сползаю по ней вниз. «Все могло повториться!» - крутится в моей голове, как заевшая пластинка. «Все могло повториться». Меня снова отбрасывает к тем ужасным воспоминаниям, а на глаза наворачивался слёзы. Я уже давно не плакала. Так давно, что и не вспомнить, когда это было. Но сейчас меня прорывает. Буквально через минуту я начинаю сотрясаться от рыданий, таких сильных, точно выворачиваю наружу всю себя. Точно за один раз решила наплакаться за все то время, что держала эту горечь в себе. За детские страхи, за издевательства, которые терпела, за пропущенные таблетки, за увечья, которые пришлось принести незнакомому мне человеку.

Я подрываюсь с места в один миг, будто что-то неожиданно осознаю. Достаю влажные салфетки и рваными движениями начинаю стирать чужую кровь со своего тела, но больше лишь размазываю ее. Я так боюсь себя. Своего внутреннего мира. Личности, которую постоянно прячу. И вот я тру, тру следы, а они не смываются, остаются уродливыми пятнами, словно в наказание.

Максим входит в комнату, и его глаза округляются. Он бросает вещи у входа и подбегает ко мне. Трясёт. Пытается понять в чем дело. Убедившись, что со мной все в порядке в физическом смысле, прижимает к себе, защищая своими объятиями от внешнего мира, ставшего вдруг таким ненавистным мне.

МАРИНА

15 августа 2020 года (наши дни)

Проходит ещё два дня. Глеб появляется так же неожиданно, как и исчез. Но мужчина возвращается домой не один. Вслед за ним во двор въезжает автомобиль с братками, которые вытаскивают из салона двух женщин с мешками на голове.

Глеб выглядит отвратительно. Лицо осунулось, под глазами темными тенями легли синяки, волосы небрежно взъерошены. Хищный взгляд, игнорирующий все вокруг, горящий недобрыми огнями. На подходящих к нему людей, он лишь рычит и скалится, даёт понять, что настроение у него ещё хуже, чем внешний вид.

Гримаса на лице Кайданова исказила его черты, окончательно лишив мягкости и даже человечности в некотором смысле. Сейчас оно реально устрашало. Было достаточно лишь коротко взглянуть на мужчину, чтобы понять, кто именно стоит перед тобой. Бандит. Безжалостный и жестокий главарь банды.

Я наблюдаю за происходящим со стороны, не вмешиваюсь. Интересно, что это за женщины, и зачем Глеб привёз их. Мужчины заталкивают пленниц в дом. Те на удивление молчаливы. Скорее всего, их рты заткнуты кляпами или же заклеены.

Мне безумно интересно узнать, что происходит. Мало того, это реально может помочь завершению задания, которое я пока с треском проваливаю.

Когда все вновь прибывшие скрываются в доме, я не спеша подхожу ближе и тоже проскальзываю внутрь, оставшись незамеченной.

Как обычно принято в доме Кайданова, все происходит в гостиной. Я остаюсь в коридоре, напротив зеркала, в которое отлично видно происходящее в здоровенной комнате. Женщины сидят на стульях посередине помещения уже без мешков, но их рты до сих пор заклеены скотчем, а руки связаны позади спины.

– Я достаточно понятно изъясняюсь? – рычит Глеб в их сторону, а дамочки начинают быстро кивать головами. – Гора, – обращается Кай к одному из мужчин, а тот рывком сдирает с обоих скотч.

Пленницы похожи между собой. Скорее всего, это мать и дочь. Старшей около пятидесяти пяти лет, короткие завитые волосы, некогда идеально уложенные, строгая одежда: белая блузка и брюки. Могу предположить, что она работает в какой-нибудь конторе или в офисе, правда, во втором случае, не совсем понятно, зачем женщина понадобилась Глебу.

Ее дочь – длинноволосая блондинка с наращенными ресницами, такими длинными, что невооруженным глазом видно, как ей тяжело моргать. Она в свободных рваных джинсах и короткой футболке, являющей миру блестящую серьгу в пупке. Девчонка примерно моего возраста. Она поскуливает, в отличие от матери, которая держится достаточно сносно. Наверное, это очень страшно! Думаю, у любого нормального человека кровь в жилах стынуть должна.

***

Глеб подходит к женщине и встаёт напротив. Он напряжен. Я даже на расстоянии чувствую, как Кай зол, что может вспыхнуть от одного неверного движения или слова. Кайданов наклоняется к ней, опираясь руками о колени, так, чтобы смотреть пленнице в глаза.