А чуть не убившаяся убийца направилась прочь от прилавка, потирая то тут, то там ушибленные места. Так что закупку овощей завершили без эксцессов. Кирилл потащил набитые пакеты в машину, а Юлька направилась к большому нарядному киоску с конфетами. Среди которых затерялись трюфели, которые она любила самозабвенно. Не виси над ней дамокловым мечом угроза накопления жировых запасов, перешла бы на стопроцентную «свинячью» диету.

Ткань фоновых бессодержательных мыслишек прорвал сигнал тревоги из подсознания. Холодок сквозанул по спине, объявляя полную мобилизацию организма. Причина обнаружилась тут же: молодой парень интеллигентного вида с мёртвыми глазами. И развинченной походкой марионетки в руках новичка кукольного мастерства.

— Бедолага, — сочувственно пробормотала Юлька, оглядевшись.

В рыночной субботней толпе «спасение» ожидаемо толклось рядом с опасностью. Парочка мужиков средних лет и средней комплекции набивали пакеты у прилавка напротив шоколадного киоска. Юлька сконцентрировалась, подпустила убийцу поближе. И юркнула за спину одного из спасителей, не подозревавших о своей великой роли в её загубленной жизни.

Зомби и в этот раз не успел за её манёвром: врезался в мужика, добросовестно простирая руки в сторону беспринципной жертвы. Врезался и отлетел назад, плюхнувшись на пол. Подвергшийся внезапному нападению мужик всего лишь развернулся. Всего лишь чуток двинул локтем чьё-то навалившееся со спины тело. А результат его протеста превзошёл все ожидания.

Победитель сумбурной скоротечной борьбы недоумённо разглядывал валяющееся перед ним тело. Тело таращилось на него с ещё большим недоумением.

— Ты чо, обкурился? — пренебрежительно процедил второй «участник обороны» жертвы травли нечистой силы.

— Н… не курю, — обалдело промямлил парень, занимая сидячее положение. — А что было-то?

Юлька решила, что некрасиво вмешиваться, когда мужчины выясняют отношения. Все трое не показались ей агрессивными — как-нибудь разойдутся без мордобоя. Так что она двинула к киоску, торопясь воспользоваться передышкой.

Сложив в сумку три мелкие коробочки с конфетами — всякой отрады по чуть-чуть — она потопала навстречу вернувшемуся Кириллу. Тот улыбался ей так светло, так по-домашнему ехидно, что на сердце потеплело. Она расставила руки и рухнула в его объятья. Обхватила мускулистый торс с отчаянием мартышки, которую пытаются стрясти с пальмы.

— Ты помнишь Андрюху Сироткина? — спросил Кирилл, целуя её в лоб.

— Это который? — рассеянно переспросила Юлька.

— Мой бывший однокашник. Он сейчас зав неврологии…

Ба-бах! Её всё-таки стряхнули с пальмы, как не цеплялась. И она рухнула со спасительной высоты, грохнувшись башкой о жёсткую неотвратимость реальности — аж в ушах зазвенело. Слушала, как Кирилл расписывал клёвого парня — и классного спеца по завинчиванию мозгов в нужную сторону — но не слышала.

Назло всему потянулась, было, снова вскарабкаться наверх. Открыла, было, рот: рассказать обо всех нынешних покушениях. Но губы лишь плотней сжались, подчиняясь неведомому командиру, засевшему в непознанных дебрях подсознания. Вот его они слушались. А благие намерения собственной хозяйки ни в грош не ставили.

— Хорошо, заедем, — абсолютно бездумно пообещала Юлька нанести визит козырному доктору. — Только не сегодня. И не завтра! — встрепенувшись, поторопилась исправиться она. — Не желаю тратить на это выходные.

Явилось ощущение, что ей не придётся побывать у Андрюхи Сироткина: ни в этой жизни, ни в любой другой. И это внезапно жутко обрадовало.

— Заскочим к Машке? — попросила она.

Он согласился. С виду легко — только улыбка чуть заметно потускнела. А Даянчик никогда не ревновал её к единственной задушевной подруге — прострелило голову остро царапнувшей мыслью. Никогда.

Птаха Маха — как первым обозвал её когда-то Даянчик — была дома. И с остервенением неистребимого фаната отдавалась любимой забаве: изменению обстановки в доме. Все шестеро её мужиков — супруг и пятеро сыновей — слиняли по такому делу из родного гнезда. Прихватили даже последыша — трёхлетнего Митьку — приобщив малого к национально-освободительному движению «Спасайся, кто может».

Подруга не заметила «потери бойцов». Бывшей тяжелоатлетке с баскетбольным ростом не составляло большого труда ворочать мебель. Инженерное образование тоже шло в дело: Машка безошибочно вычисляла точки приложения своей богатырской силушки. Как говаривал Даян: для облегчения неженского труда во имя бабских прихотей.

Глава семейства Машки был ниже её на полголовы, вдвое уже в плечах и к тому же программист. Обожая свою могучую лапушку, Славка, тем не менее, на поводу у неё шёл со скрипом. Особенно во всём, что касалось бесплодных усилий.

К каковым законно относилось ежегодное перетаскивание мебелей в их пятикомнатной «бобровой хатке». Где младшие спиногрызы «бардачили» стихийно и бездумно. А парочка старших идейно — как и безответственный отец, живущий в мире неподвластной нормальному разуму математической абракадабры.

Узнав, что у Машки очередной приступ «обновления», Кирилл взмолился о пощаде. Юлька с удовольствием отпустила его на волю: хотелось поболтать с подругой по душам, раз уж попытка с любимым провалилась. Так что на пороге «бобровой хатки» гостья нарисовалась в удобном одиночестве. Толкнула незапертую дверь, вошла и принялась разоблачаться.

— Ходи осторожно! — откуда-то из недр квартиры предупредило её музыкальное Машкино контральто.

Своевременное предупреждение: там же в недрах что-то рухнуло. Грохот и погребальный звон стекла накрыли решительное бормотание подруги: Машка всегда разговаривала с мебелью, объясняя той причины её переезда с места на место.

— Ты жива?! — уточнила Юлька, вешая парку на торчащий из стены громадный гвоздь.

Одна из стен прихожей была утыкана ими от пола до потолка. Многофункциональное изобретение старшеньких отпрысков: дескать, можно повесить что угодно куда угодно на любой высоте. Дорога не стена, дорого внимание — оценил отец их труды, спасая детей от расплаты: мама очень рассердилась.

Славка утвердил результат: пускай будет. С тех пор вся стена обросла выставкой неисчислимого барахла многодетной семьи. И отыскать свободный гвоздь удавалось не сразу. Но всегда. Юльке, честно говоря, идея Вячеславовичей понравилась: удобно же! Как бы не кривилась Машка. Ну, да на ту трудно угодить, если уж она записала твоё достижение в просчёты. С этим у неё строго: раз и навсегда — как не подлизывайся.

— Ещё как! — жизнерадостно заверила подруга, выплывая из супружеской спальни непобедимым ледоколом, только что располовинившим Антарктиду.

Несмотря на пятерых детишек и маячивший на горизонте сороковник, спортивной форме Птахи Махи мог позавидовать любой римский гладиатор. Максимально русская из пресловутых русских баб. Что и коня на скаку, и в горящую избу, и супостата на вилы. При этом красавица, умница и непобедимый оптимист.

Сейчас этот образчик всепобедной русской красоты и мощи напоминал селянку, согнанную с места половецким набегом. Прямо в чём застали: в трусах и майке. Казалось бы, дефилировать в таком виде и не запирать двери чревато: мало ли кто может вломиться в дом? Но в случае Машки её обнажённые длинные мускулистые ноги вызывали больше опасений, нежели эротически-насильственных фантазий.

— А трюмо всё равно собиралась менять, — оценила она мизерность потери. — Зато у Тришки с Гришкой теперь есть тумбочка под бельё. И даже одно зеркало осталось. Левое. Почти целое. Двигай на кухню. Там пока порядок. Ею завтра займусь.

— Как насчёт «смотреться в разбитое зеркало»? — уточнила Юлька, сунув ноги в гостевые тапки. — Говорят: к несчастью.

— А! — небрежно отмахнулась гордая мать, заплывая на кухню впереди гостьи. — Чушь собачья. Они в Деда Мороза не верят! — в дурашливом ужасе выкатила она свои большие обалденно синие глазюки. — А ты про какие-то дремучие бабкины суеверия. Плевать им на эти неконструктивные необоснованные басни. Ты чего вдруг соизволила? — осведомилась Машка, включив чайник и озадаченно уставившись на три пустые вазы для «вкусностей».