— Все готово, Веро, — вывел меня из задумчивости низкий голос.

Мужчина протянул мне руку. Я вложила пальцы в его ладонь. Рука его — большая, сильная — неожиданно мягко, даже бережно сжала мою. Так и не выпустив ее, он помог мне спуститься к причалу и сесть. Укрыл плечи пледом.

— Тепло, — я попыталась избавиться и от пледа, и от его заботы. Рядом с ним постоянно возникало желание сделать все наоборот, так несвойственное мне.

— Пожалуйста, не спорь, — ответил он, возвращая плед и слегка сжав мои плечи.

— Ваш парень прав: сегодня прохладно, и вы рискуете замерзнуть в таком легком платье.

Я молча взглянула в глаза грека, ожидая увидеть в них торжество, но снова не смогла прочесть его эмоции.

— Отправляемся! — произнес хозяин катера.

— Расскажешь о городе? — спросил мой спутник, присаживаясь рядом, но соблюдая дистанцию.

Я очень любила наш город, интересовалась его историей с тех пор, как мы переехали сюда. Это, конечно, не Афины, но нам есть, чем гордиться. Начала говорить и сама удивилась, как много всего знала. Неподдельный интерес в глазах Ника, одобрительные кивки хозяина судна, много раз возившего туристов и годами слушавшего рассказы гидов, придали мне уверенности. Я стала вспоминать малоизвестные подробности, курьезные случаи, героические моменты. Сама не заметила, как пролетело время.

Уже вечерело, когда катер повернул обратно. Мы плыли в молчании, каждый думал о чем-то своем. Плотнее запахнувшись в плед, мысленно поблагодарила своего собеседника. Обернулась к нему, чтобы тут же встретиться с ним взглядом. Лучше бы не делала этого. Некстати вспомнились строчки из стихотворения А. Ахматовой: " У него глаза такие, Что запомнить всякий должен. Мне же лучше, осторожной, в них и вовсе не смотреть". Нежность и страсть соединились в них в какой-то замысловатый коктейль. Я не могла отвести от них взгляд, словно тонула и не искала спасения.

Он потянулся ко мне, будто хотел поцеловать, но вместо этого внезапно отвернулся, разорвав возникшую связь.

— Замерз? — задала вопрос, чтобы скрыть возникшую неловкость. — У нас на Волге не так тепло, как в Греции.

— Спасибо, что спросила. Все нормально. Зимой у вас значительно холоднее, но и у нас выпадает снег, правда далеко не везде, и тут же тает.

Дальше разговор плавно перешел на тему Родины Ника. Он говорил бодрым голосом, но я видела, что ему не комфортно. Сколько можно мучить его и зачем? — спросила сама себя и, развернула плед, сказав:

— Не хочу, чтобы ты заболел по собственной глупости. Нежинский потом с меня три шкуры сдерет.

Сама не заметила, как перешла на "ты", но не стала извиняться. Грек то ли не понимал моих слов, то ли не решался принять предложение, только смотрел. В его глазах плескалось море — волнующее, притягательное и слишком опасное для тех, кто довериться ему. Пришлось настоять на своем.

— Я говорю: начальник будет сильно меня ругать за тебя, так что…

Уговаривать его больше не пришлось. Мужчина пересел ко мне и, взяв свободный край пледа, потянул на себя, накрыв нас обоих. Придвинулся, не оставив между нами свободного пространства, обнял меня за плечи и притянул к себе.

— Прежде, чем ты начнешь возмущаться, — прошептал он мне, наклонившись так близко, что я кожей ощутила его горячее дыхание, — скажу, что так теплее.

В этот момент мне захотелось высказать все, что я о нем думала: о наглости, фамильярности, внимании, в котором совершенно не нуждалась, но я промолчала, только вздрогнула. Видимо, решив, что я замерзла, он обнял меня еще крепче. Моя голова как-то незаметно оказалась на его плече, и все слова, которые я приготовилась сказать, вдруг показались мне такими глупыми и незначительными. Просто так сидеть рядом с малознакомым человеком и молчать, не испытывая неудобства, было странно и одновременно волнительно.

С прогулки я возвращалась со смешанными чувствами. Не столько поведение Ника вызвало замешательство — к вниманию мужчин, пусть и непродолжительному, я давно привыкла, — сколько мое собственное поведение: он стремительно ворвался в мою жизнь, а я позволила ему это.

Ник проводил меня до остановки и дождался, пока я села в автобус. Предлагал отвезти домой, но я категорически отказалась. Не хватало еще того, чтобы Андрей увидел меня с ним. Моему парню это точно не понравилось бы, как и любому мужчине, хотя он знал, как сильно я его любила, и поводов для ревности не было.

— Напиши, когда доберешься, — попросил Ник, протянув мне визитку в открытое окно автобуса.

— Это забота или способ получить мой номер телефона?

Зачем только спросила? Все было и так ясно, как день.

— Какой вариант тебе больше нравится?

Ответить я не успела: автобус тронулся с места, Ник махнул мне рукой. К лучшему, решила я, потому что вряд ли могла честно ответить на его вопрос.

***

— Ника, где ты пропадала? — спросил Андрей, едва я переступила порог квартиры.

— У врача, а затем гуляла, — ответила, практически не солгав. Мне претила эта недосказанность, но я опасалась новых сцен ревности.

— Ты на часы смотрела? Почему телефон отключила? Не думаешь, что я волновался за тебя?

Андрей мерил комнату широкими шагами, будто разъяренный лев.

— Прости, — я подошла и обняла его. — Наверно, он разрядился, а я не заметила. Я буду внимательнее.

Подняла голову, чтобы заглянуть в его глаза. Любимый еще злился, но постепенно приходил в себя. Коротко поцеловал меня и добавил:

— Иди в душ. Я проголодался и ждал тебя.

Я улыбнулась: мы не так давно стали парой, но у нас уже появилась традиция — всегда ужинать вместе. Со временем появятся и другие. Важно сохранить нашу любовь, уважение, а с проблемами мы всегда сможем разобраться.

Андрей практически сразу уснул, как бывало всегда, когда мы занимались любовью. Я еще долго лежала с открытыми глазами. Мне было хорошо с ним, даже очень, несмотря на то, что он был моим единственным мужчиной, и сравнивать было просто не с кем. В то же время я ощутила какое-то смутное беспокойство, будто совершила что-то неправильное. Наверно, так чувствует себя женщина, изменившая любимому человеку, вот только я Андрею была верна.

Около полуночи вспомнила о том, что так и не отправила смс Нику. Его просьба была, конечно, жестом вежливости, он ничего не ждал, и писать так поздно не имело смысла, но я написала "все хорошо". Убрала телефон, чтобы тут же взять в руки: ответ пришел почти сразу. "Доброй ночи. Светлых снов". Два предложения, четыре слова, от которых стало так тепло на душе.

С той прогулки что-то изменилось в наших с Ником отношениях. Мы по-прежнему виделись редко, решая только рабочие задачи, но я перестала сторониться его. Кажется, наше примирение пошло на пользу делу. Только одно меня смущало: проект я завершила, передала в другой отдел, но все равно постоянно была вынуждена отвечать на различные вопросы, которые возникали в связи с ним.

Началось все с этикетки для бутылки масла. Подозреваю, что именно мой навязчивый грек настоял на том, чтобы я занималась разработкой даже таких мелочей, а Нежинский ни в чем не мог отказать своим зарубежным партнерам.

— Ваш лозунг «Верность традициям», поэтому я изобразила гречанку в хитоне с кувшином, — пыталась донести до него очевидные истины.

Мужчина нахмурился, откинул назад голову, запустил руки в длинные волосы.

— Ты хочешь изобразить девушку с кувшином для воды или масла? — спросил он, раскритиковав очередной сделанный мной набросок.

— С кувшином для масла, конечно, — ответила я, не ожидая подвоха.

— Хорошо. Значит, тебя не смущает, что масло хранили в пифосах? Это такие большие сосуды размером с человека, которые изготавливали на Крите. Как думаешь, какой силой должна обладать твоя гречанка, чтобы поднять такой и легко нести на плече? То, что ты изобразила, это гидрия — сосуд для воды.