Я лежала под боком у Ника. Было так хорошо, что не хотелось даже лишний раз шевелиться. Он неспешно перебирал локоны моих волос, пропуская их между пальцами.
— Я сейчас замурчу, — сказала, придвинувшись еще ближе, привычным движением положив голову ему на грудь. Он поцеловал меня куда-то в макушку и ответил:
— С удовольствием послушаю.
Мы молчали некоторое время, но я чувствовала, что Ник хотел что-то сказать. Приподнявшись на локтях и глядя в его глаза, я произнесла:
— Я люблю тебя!
Не знаю, эти ли слова он хотел услышать от меня, но мужчина заметно расслабился и ответил:
— Если так, может быть, поженимся на следующей неделе?
— Так быстро? — спросила удивленно.
Вот тебе и знаменитая греческая неторопливость. Хотя, о чем я? Ник наполовину итальянец, просто гремучая смесь.
— Я знаю тебя больше двух тысяч лет. По-моему, достаточно.
Он ждал моего ответа, не догадываясь, что для себя я уже все решила: только с ним хотела прожить всю жизнь, родить от него детей, вместе состариться, а потом, когда придет время, умереть, чтобы в следующей жизни снова обрести его.
— Твои слова можно считать, как "да"?
— Я что, сказала это вслух?
— Да, — улыбнулся он.
— Да! — подтвердила я, поудобнее устраиваясь у него на груди.
Потом будет разговор с моими родителями, без которых я не представляла свою свадьбу и жизнь в целом, подготовка к празднику, получение гражданства и много других вопросов, но это все потом, а сейчас мне просто хотелось быть рядом с любимым мужчиной, наслаждаться его объятиями, вдыхая запах его тела с нотками можжевельника.
ЭПИЛОГ
— Думаешь, теперь они будут счастливы? — спросила изящная юная девушка, подойдя сзади и обняв сидящего за столом мужчину.
Он отложил в сторону деревянную дощечку, покрытую воском, стилос, используемый для письма, и обернулся. Девушка охотно приняла протянутую руку и села рядом. Маленькая и хрупкая, супруга и мать его детей, она до сих пор будила в нем желание, не допуская даже мысли о других женщинах.
— Оба искупили свою вину, остальное зависит только от них, — ответил мужчина, целуя ее, но она не удовлетворилась этим ответом и спросила:
— Гай пострадал за то, что совершил убийство в священной роще и обманом, до срока проник в твое царство, но в чем вина Иолы? Потеряв надежду, она не видела смысла в жизни и рассталась с ней.
— Афродита пожелала наказать девушку.
— За что? Неужели она, покровительница влюбленных, не могла понять ту степень отчаяния, которое овладело ею?
— Что, по-твоему, может настолько разозлить женщину?
Грозный повелитель царства мертвых, внушавший ужас всем живым, давно стал для Персефоны любимым мужем, но только наедине она решалась спрашивать его о чем-то, не боясь навлечь на себя его гнев. Видя непонимание в ее глазах, Аид продолжил:
— Гай имел неосторожность предпочесть самой богине любви простую смертную. Именно за это он расплатился, когда его возлюбленная была отдана другому, а потом усугубил свое положение, осквернив священное место, и тогда уже Афина требовала возмездия.
— Значит, все осталось позади? Они выдержали испытание?
— Да, он искупил свою вину страданием, раз за разом теряя любимую женщину, а она вспомнила их первую встречу и его имя.
— Что? Имя?
Персефона не поверила своим ушам. Гнев овладел ею и только крепкие объятия супруга удержали ее на месте.
— Значит ли это, что они давно могли бы избавиться от проклятия, если бы она вспомнила такую мелочь? — уточнила богиня.
— Не сразу, но да. Афродите было мало наказать Гая при жизни. Эрида* подсказала ей эту мысль, утверждая, что смертные никогда не догадаются, как мало нужно для спасения.
— Это слишком жестоко! Нельзя играть чужими судьбами! — воскликнула Персефона.
— Тебе их жаль? Поэтому ты помогла им? Чтобы они больше не страдали?
— Вовсе нет, — ответила она, отвернувшись.
За несуществующей обидой богиня пыталась скрыть боязнь разоблачения. Едва ли кто-то из богов понял бы ее порыв дать двум любящим людям надежду, ведь они столько времени с нескрываемым интересом наблюдали за их поисками в каждом новом рождении. Аид усмехнулся ее словам, а девушка продолжила:
— Что будет с ними теперь, когда они свободны? В следующей жизни Гай и Иола смогут сами выбирать, кого им любить?
— Никто и никогда не лишал их этого права, но чувства этих мужчины и женщины оказались сильнее времени и пространства. В каждом воплощении их души стремятся друг к другу. Как оказалось, перед настоящей любовью бессильны даже боги, — добавил он, вновь целуя жену.