— Главное, Рыжика не забирайте. Сроднился я с ним. А причуды Петра Андреевича… так мне не привыкать. Прежний хозяин тоже чудаком-учёным был, такие фордыбачи порой учинял, что потом и сам диву давался. На том и сгинул. Но я теперь уже опытный, присмотрю.

Мы сидели во времянке и ждали Прасковью. Монстровидный сундук, заполненный под завязку нашими вещами, ждал своего часа посреди двора. Дождь прекратился, и даже солнышко проглядывало сквозь тучи, подсвечивая то дальний лес, то блестевшую от влаги траву.

— Смотрите, радуга! — ткнул пальцем в небо Аким.

— Двойная — к счастью, — прокомментировал явление Яр. — Хороший знак в дорогу.

Пока мы любовались радугой, к ограде подъехала телега, на которой сидела Прасковья. Рядом с ней на повозке стоял небольшой сундук, два узла и книги, связанные стопками.

— Тпру-у-у-у! Слезай, приехали! — объявил заросший по самые глаза мужик и спрыгнул на землю. — Куда носить прикажете, мадама?

Он окликнул Глафиру, и княгиня, не отводя взгляда от целительницы, показала в сторону сундука.

Прасковья, завидев нас, кивнула с грустной улыбкой и ухватила узел. Обе женщины тайком посматривали то на дом, то на теплицу. Должно быть, надеялись, что Пётр хотя бы проводить выйдет, но тот даже носа не показывал. Дамы страдали.

Грустный отъезд получается, — констатировала я, глядя на происходящее. — Надеюсь, что обживаться веселее будем.

Когда вещи всех отъезжающих были собраны в одну большую кучу, Глафира решила, что пора открывать портал.

Капелька силы, влитая для активации в амулет — и вот уже посреди двора световой овальной рамой зияет проход. В него, как в открытое окно, лёгкий ветерок задувает ароматный воздух, настоянный на цветах, травах, созревающих фруктах и сосновой хвое.

Даже глаза прикрыла, вдыхая горячий и вкусный, словно от свежеиспечённой сдобы, дух.

Резкий толчок и падение в непросохшую холодную лужу мгновенно приводит в чувство. Пока дамы суетились около поклажи, а я млела, предчувствуя возвращение, папенька потихоньку выбрался из дома и прокрался к порталу.

Кажется, Пётр решил не только воспользоваться переходом, но и перехитрить нас захотел. Уже нагнулся, чтобы амулет, лежащий на земле, схватить. Сейчас ещё один шаг — и он в моём поместье, щелчок артефакта, и проход закроет. Он там, а мы здесь… и что последует за этим, не известно.

Может быть, постарается документы на себя оформить, может, шантажировать начнёт. С этого человека всё станется.

Но в планы папеньки ворвалась поправка в виде оскаленной собачьей морды. Дружок внезапно появился на пути прохиндея и тихо, но очень убедительно зарычал, демонстрируя, что враг — каковым он считал Петра — не пройдёт.

Мужчина замер. Моего пса он недолюбливал с первого дня. Ворчал, что от него всюду шерсть, что мечеными углами воняет, что жрёт без меры, а толку от него нет, что кобель постоянно лежит на его пути, так что по двору не пройти, не наткнувшись на «облезлую шавку».

Дружок был мудрее. Не от страха, а ради спокойствия он выбирал для лёжки самые дальние и тихие места, на брань в свой адрес никак не реагировал. Разве что морщился и вздыхал, когда голос папеньки становился визгливым.

И вот они встретились по разные стороны неширокого портального прохода. Петру надо или напролом идти, или повернуть назад; он замер, не решаясь ни на одно, ни на другое. А время утекает, энергия амулета не бесконечна, застрять здесь желания нет. Поэтому встаю из лужи, подхожу к Петру, которого не могу больше даже мысленно называть отцом или папенькой, и спокойно забираю из его руки амулет.

— Уйди, а? Не доведи Триединый, пёс бросится. Порвёт же… — устало прошу его, и мужчина безропотно отходит.

Не знаю, как у нас сложатся отношения в дальнейшем, но сейчас даже «прощай» говорить не хочу.

Глафире с Прасковьей словно кто «отомри!» сказал. Разом засуетились, старательно не глядя в сторону уходящего Петра, принялись быстро перекидывать узлы, перекладывать книги и с помощью Акима левитировать сундуки.

И вот мы со всем скарбом по другую сторону перехода.

В закрывающийся проход видно голубое небо над деревней, омытую дождём крышу дома, из которого мы ушли, двор с примятой сундуками травой. Яр прощально машет у двери времянки с Рыжиком на руках, грустный Пётр, сидящий на крыльце, виновато — неужто искренне? — отводит взгляд.

Прощай, деревня! У нас начинается новая жизнь.

Конец второй части

«Новая жизнь разбежалась весенним ручьём,

Новая жизнь разлилась по ларькам, по вокзалам.

Новая жизнь посидим, помолчим ни о чём,

Новая жизнь никогда не даётся нам даром».

Слова из песни «Новая жизнь» группы «ДДТ» — Ю. Шевчук

Утро следующего дня началось с заливистого перезвона, словно громогласный будильник требовал немедленной побудки и подъёма всей семьи.

— Что это? — выглянула я в холл второго этажа, где располагались наши спальни.

— Похоже на сигнал магопочты. Наверное, какое-то срочное сообщение пришло, — едва сдерживая зевок, ответила Прасковья, выходя из своей кремовой комнаты.

— У нас есть собственная почтовая шкатулка? — я так удивилась, что моя сонливость мгновенно слетела. — Думала, что это государственная служба и такие сложные артефакты установлены только на почтовых станциях.

— Так и есть. Но владельцам богатых удалённых поместий разрешено за свой счет устанавливать порталы связи, передающие не более пятнадцати килограммов в месяц. Это могут быть письма или лёгкие посылки небольшого объёма. Похоже, в доме такая есть. А ты не знала? — подруга затянула пояс на лёгком халате, пригладила волосы и ждала, когда я проделаю то же самое.

— Я тебе, дорогая, больше скажу. До сих пор не знаю, что у нас на третьем этаже находится. Всё в бегах, всё в делах, всё в заботах и хлопотах. Так за день накручусь, что едва сил хватает помыться и зубы перед сном почистить, — призналась я целительнице, спускаясь в гостиную. — Заботу о доме бабушка взяла на себя, и она точно знает, где что у нас находится.

Мы с подругой остановились на последней ступеньке лестницы, глядя, как Глафира, отодвинув послание чуть дальше, чем надо, читает письмо на плотной гербовой бумаге.

— Попозже напомни, чтобы я ей зрение скорректировала, — шепнула Прасковья и направилась к княгине.

— Ба, что-то срочное? — вприпрыжку поскакала к дивану и я. Всё же иной раз энергия детского тела глушит солидность взрослого сознания.

— И срочное, и важное… — Глафира опустила руку на колено. — Нас приглашают на приём к наместнику.

Гиримский полуостров входит в состав Великорусской Империи как федеративный объект, в целом подчиняясь государственным законам, но имея и узаконенную автономию. К примеру, все земли изначально были и остаются собственностью семьи хана Кирима — наместника Императора. Должность эта, как титул и имя, передавалась в ханстве по наследству. Первенец правителя обязательно нарекался Киримом. Если же преемник по какой-то причине не доживал до вступления в должность, следующий в очереди наследования носил двойное имя — данное при рождении и дополненное родовым. Но на всех приёмах объявлялось и во всех документах писалось имя Кирим.

Земли полуострова ценились крайне высоко, одаривал ими хан своих приспешников очень редко и только за выдающиеся заслуги.

К примеру, батюшку тётушки Жени́ Льва Ивановича Романовского поместьем отблагодарил отец нынешнего хана за спасение жизни.

Случилось это, когда хан Кирим решил выйти из-под руки Султаната Османского. Устал терпеть, что и данью непомерной обложили, но даже призрачной воли не давали, аннулировав все местные законы и порядки. Ещё и слухи начали доходить, что хотят османы ликвидировать ханство Гиримское, отдав полуостров одному из союзников.