Боже! Как же я была слепа. Ему изначально нужен был твой бизнес. Всё дело в деньгах. Что мне теперь делать? Подскажи мне, любимый, родной. Как же мне плохо без тебя. Нет никаких сил. Я одна против ветряных мельниц. Чувствую себя маленькой песчинкой в жестоком и циничном мире.

Я только намекнула ему, что знаю правду… теперь… я боюсь его. В его глазах я увидела такой холод… Он угрожал мне… Соне… Страх сковывает меня… Иногда мне кажется, что он даже может убить. Этот человек не остановится ни перед чем, чтобы спастись.

Как уберечь Сонечку от этой жестокой правды? Как теперь смотреть ей в глаза? Нет мне прощения. Нет…»

Последние страницы были в разводах и чернила кое-где поплыли — мамины слёзы. Я провела подушечками пальцев по строкам, и слеза, скатившаяся по щеке, упала на страницу дневника. Ещё одна и ещё. Мои слёзы капали, оставляя мокрые следы поверх маминых. Я прижала дневник к груди и упала на подушку.

Если подумать и последние слова воспринять как мамину психологическую неустойчивость, вызванную потрясением, чувством вины и безвыходностью ситуации, то всё это можно было списать на причину самоубийства, но я всё равно в это не верила. Мама бы так никогда не поступила, не бросила бы меня. Хотя… если только она была под действием препаратов, которыми её пичкал Соколовский. Теперь я была в этом уверена. В одной из маминых записей в дневнике, упоминается, что он давал ей таблетки, от которых ей сначала становилось легче, но эффект был коротким. Потом она впадала в тревожно-депрессивное состояние, как говорил психотерапевт, к которому она обращалась также по рекомендации отчима.

Пребывая в прострации, не заметила, что я читала весь день до глубокой ночи. Немного успокоившись, я стала думать. Мои догадки по поводу неслучайной гибели папы подтвердились, но доказательств никаких нет. Только маленькая зацепка — Павел, правая рука Соколовского, который после смерти мамы, уволился. А жив ли он ещё? Стала вспоминать его фамилию. По… По… Покровский… По… По… Голова уже начала болеть от переполнявших меня эмоций и слёз, но я не могла успокоиться и судорожно прокручивала все воспоминания. По… Полянский… Точно! Полянский! Но как найти человека столь непримечательного, да ещё в силу специфики его работы, скорее всего, засекреченного? Может быть, обратиться за помощью к Максу? Хотя шанс, что он жив ещё или захочет говорить, тем более свидетельствовать против человека, который имеет «крышу» в структурах и которым куплено полгорода, был практически мизерным. Это было маловероятно, но я должна попытаться. Этот подонок должен ответить по закону и… передо мной. Хочу увидеть его за решёткой.

Посмотрела на телефон. Звонить Максу уже поздно. Завтра наберу. Увидела сообщения от Стаса:

«Ты как? У тебя всё хорошо?»

«Девочка моя, сердце разрывается, как ты всё переносишь одна. Хочу тебя обнять».

«Ответь, пожалуйста, иначе я сейчас приеду».

Я улыбнулась. Невероятно грело ощущение его заботы, но сегодня я слишком устала. Уже не было никаких сил говорить. Хоть Стас и обладал уникальной способностью давать ощущение уверенности и защиты без слов, одним своим присутствием и объятиями, но ему тоже нужно отдохнуть.

Написала ему: «У меня всё хорошо».

Моментально пришёл ответ: «Люблю тебя, моё счастье».

«Спокойной ночи, мой рыцарь», — ответила любимым обращением, чтобы поднять ему настроение и успокоить.

«Сладких снов».

Таня согласилась на тест-ДНК — это уже начало. Стать снова отцом я совсем не боялся. Просто ненавижу неясности и обмана. Нужно прояснить данную ситуацию раз и навсегда, но я не позволю манипулировать мной, используя беременность. Видимо, она сама сомневалась в том, кто отец. Огорошив меня, позвонила в воскресенье, когда я вернулся от Сони, и дала согласие сделать тест уже на следующий день. Но омрачил эту новость в воскресный день выпуск светских новостей, в эфире которого был короткий репортаж с благотворительного вечера. Естественно, не обошли стороной упоминание моего имени с нелицеприятными высказываниями по поводу развода и намёками на интимную связь с моей спутницей на вечере, которая являлась ещё и подчинённой. Всегда избегал именно вот этого. Терпеть не мог, когда СМИ вмешиваются в личную жизнь. Продажные проститутки за деньги охотно исполняли роль инструмента в конкурентной войне. Не задумываясь, легко портили жизнь, находили грязь там, где её не было. И всем было похрен на истину, все слепо верили тому, что пишут в интернете и показывают на телевидении.

При встрече в клинике жена была вежлива и ласкова до невозможности. Сразу заподозрил неладное. Готовит почву для примирения, если тест окажется положительным?

— Катёна всё время тебя ждёт, — положив, ладонь на предплечье, мягким голосом проворковала. — Может, навестишь её сегодня?

— Ты же знаешь, что я всегда рад и готов видеть дочь, — с укором посмотрел на супругу, — это ты всегда находишь причины, чтобы я не появлялся дома.

— Стас… — вздохнула и, сведя брови в несчастном взгляде, заглянула в мои глаза, — я была на тебя очень зла и обижена, но сейчас…Сейчас я поняла, что хочу всё вернуть, хочу начать заново… Давай попробуем?

— Что попробуем? — скривил губы в пренебрежении. — Семья — не эксперимент, Таня. Это не неудавшаяся установка программы, когда можно всё стереть и установить заново, — серьёзно посмотрел в её глаза. — Слишком много багов осталось, которые будут отравлять жизнь, — отвернулся, провожая взглядом, вышедшего из кабинета, врача.

— Стас… — Таня обхватила ладонями мои щёки, вернув мой взгляд на неё, — как же чувства? Ведь мы любили друг друга. Ты сможешь вот так взять и всё вычеркнуть? Меня, Катёну?

— Не говори чушь, — заиграл желваками. — Я всё помню. Наши чувства и всё, что мы пережили в браке, останется здесь, — показал пальцем на висок. — Катёна — моя дочь. Я люблю её. То, что мы разводимся, никак не меняет этого.

— Меняет! — сорвалась она. — Ты нужен ей!

— Ты думаешь, что ребёнку будет лучше расти и видеть, что между нами нет любви, нет гармонии? Это будет мучение для обоих и травма для неё. Ты не сможешь смириться с тем, что я тебя больше не люблю.

— А я? Как же мои чувства? — перебила меня.

Усмехнулся.

— Какие чувства, Тань? Когда любят не тра… — понизил голос до шёпота, — не трахаются с любовником. Как? Как жить семьёй, если страсть прошла, любовь умерла, а нежностью даже не пахнет. Я пытался. Вспомни, сколько попыток я делал? — с раздражением добавил. — Ты же не шла навстречу, только усиливая свои претензии, — я стукнул себя кулаком в грудь. — Здесь ничего больше нет. Я не смогу с тобой жить.

— Стас, прости меня за всё, за… измену, — задрожал её голос.

— Я не держу зла, Тань, — вздохнув, ответил. — В том то и дело, что я даже не ревную, понимаешь?

— Ради детей можно… — предприняла последнюю попытку уговорить.

— Хватит! — перебил её. — Думаешь, детей можно обмануть? Рано или поздно они поймут и им будет ещё больнее от того, что мы заставили их жить в обмане. Им нужна любовь, а не фарс! Они всё считывают, чувствуют, когда нет любви между родителями, и принимают вину за это на себя.

Таня молчала. Я вглядывался в её светлые глаза, пытаясь найти там хоть каплю прежней теплоты. Тщетно. Не знаю какой мотив, кроме женской обиды и страха потерять стабильность, двигал ею в попытке сохранить наш брак, если она давно трахается с другим мужиком.

— Я уверена, что ребёнок твой, — сжав губы сказала она. — Как же дети? Ты хочешь сделать их несчастными?

— Перестань. Полная семья — это хорошо, — возразил я. — Но гораздо важнее любовь, забота и внимание. Если они не будут чувствовать себя одинокими, ощущать нехватку моего внимания, то у них не будет обид и, повзрослев, они поймут нас. Они могут чувствовать себя любимыми, нужными и не одинокими, даже если родители не вместе. Надеюсь, ты включишь голову и не станешь ради мести препятствовать моему общению с дочерью… детьми. И настраивать против меня.