– Пустите! – рявкнула я громко – ноль внимания. – Помогите! Кто-нибудь!

На меня пахнуло перегаром.

– Подойдешь к столику, я выпишу ремулу, – пробормотал он, едва выговаривая слова заплетающимся языком. Я с трудом поняла, что он имеет в виду. Походу чек или плату, от слова ремунеративо – вознаграждение.

Меня что, сейчас сравняли с проституткой, берущей деньги за секс?! Я принялась отпихиваться еще яростнее.

Я ненавидела его в этот момент. Безликого, чужого, чуждого мужчину. Он обращался со мной, как с вещью, его не интересовала ни моя красота, ни ум, ни очарование. На моем месте в коридоре могла оказаться любая. Я была просто безликой куклой, которую он собирался использовать, как ему заблагорассудится. И никто не придет на помощь! А если кто и увидит – в лучшем случае прошмыгнет мимо, в худшем поможет меня придержать, чтобы не дергалась. Они же боги…

Нет, я не была девственницей, понимала что, куда и зачем. Но меня выворачивала наизнанку собственная беспомощность и неспособность защититься от самого жуткого унижения на свете, которое только может испытать женщина.

Нужно было что-то предпринимать и срочно – я уже ощутила его пальцы у себя между ног только не для того, чтобы подготовить, совсем нет. Для того, чтобы сорвать трусы. Раздался треск белья. «Вот так, Ксюшенька, тебя поимеют прямо возле туалета», – от бешенства помутилось в голове.

Логичный в таких случаях удар коленом в пах, которому нас учили на курсах самообороны, сделать не было никакой возможности – ноги были прижаты бедрами, места для замаха не было. Значит, подходит второй вариант – руки то были свободны… почти… Правда, я никогда раньше этого не делала, но теоретически знала как. Юрий Петрович в таких случаях говорил: «Помните – никакой жалости к насильнику. Выбирая ударить сильнее или слабее, выбирайте – изо всей дури!» Я отвела руку как можно дальше и сильно, из последних сил, двинула снизу вверх основанием ладони в сторону носа. Благо он у него был выдающийся, не промахнусь. Раздался приятный сердцу хруст. Будем считать, нервные окончания у доминов такие же, как и у обычных людей. Парень отшатнулся, освободив меня, схватился за лицо и взвыл, как раненый зверь. Надеюсь, было больно. Очень больно. Юрий Петрович, показывая на манекене этот удар, предупреждал, что насильник вряд ли очухается в ближайшие минуты. Вот и отлично!

Я не стала ждать, пока на крик сбегутся люди, и бросилась на выход.

– Ничего не меняется, – сквозь зубы бормотала я, прячась за вьющейся лианой у входа. – Другой мир, другие люди. За две тысячи мироустройство осталось прежним. Богатым и сильным можно все. И насилие, в том числе.

Я быстро себя осмотрела, сдернула с пустующего столика салфетку и вытерла ладонь. Странно, она была влажной, но крови не было. Порванное белье, болтающееся на бедрах, дорвала и сунула в карман. Платье почти в порядке – благо натуральные ткани, распространенные здесь, плохо мнутся. Я пригладила растрепанные волосы и пошла к девчонкам.

– Долго ты, – Авила выглядела немного пьяной. Я бесцеремонно подвинула сидевшую рядом с ней Лорену и произнесла решительно:

– Нам пора домой.

– Уже? – разочарование в голосе подружки было неприкрытым.

– Ага, – кивнула я, – доминов увидели, клуб посмотрели… Дедушка волнуется, когда мы поздно приходим, – запрещенный прием, зато действенный.

Авила дулась всю дорогу. Я же, выбравшись из клуба, повеселела. Кто знает, что полагается за вред домину? Может быть, существует негласное правило, что девушка должна падать на колени и рыдать от счастья, если он обратил на нее внимание? И раздвигать ноги без разговоров? Очень надеюсь, что в темном коридоре он не разглядел моего лица. Да его вообще лицо не интересовало. Мерзавец.

– Кстати, – я вдруг вспомнила его обращение в коридоре клуба – «плебеечка», – у вас еще в ходу слова «плебеи» и «патриции»?

– Нет, – Авила пьяно хихикнула, – давно уже не используют. Иногда в ругательствах, если хотят задеть.

– Ясно, – буркнула злобно. Мало того, что хотел изнасиловать, так еще и оскорбил мимоходом. Негодяй, сукин сын, выродок… Я кипела, как перегретый чайник и никак не могла успокоиться.

О происшествии решила никому не говорить. Случилось и случилось. Я осталась невредимой, и единственным желанием было поскорей забыть этот злосчастный инцидент. Только вот ни за какие коврижки я больше не соглашусь подойти к доминам даже на расстояние выстрела. На всякий случай поискала в библиотеке законы об изнасилованиях. Здесь за подобные преступления наказывали, и строго. Это немного успокоило.

Два следующих дня прошли тихо и спокойно. А на третий случилось неприятное событие – к нам пожаловали гости. Странную колонну из автомобилей, так я по привычке называла местный аналог – летающие на высоте полуметра от земли повозки, здесь их называли когами, я увидела рано утром, только-только встав с кровати. С третьего этажа, на котором находилась моя спальня, ее было хорошо видно. Как и застывших в оцепенении случайных прохожих, таращивших глаза на это чудо.

Впереди плыла длинная изогнутая кога белого цвета, похожая на египетскую ладью, такая же вычурная и роскошно украшенная. Сзади нее – две черные повозки стандартной ширины и длины. По-моему, в подобных ездят местные полицаи, магистратусы. Сердце испуганно екнуло. Неужели происшествие в клубе заимело последствия? Не хотелось бы принести в дом, приютивший меня, неприятности.

В ванной комнате я несколько раз умылась холодной водой и кое-как пригладила вьющиеся волосы. Из зеркала на меня смотрела бледная светловолосая девушка истинно славянской внешности – с лицом сердечком, голубыми глазами и курносым носом. В глазах плескался страх. Я надела очки – лицо стало чуть серьезнее и старше. Затем осторожно вышла в коридор и шагнула на лестницу, ведущую в гостиную. Внизу уже раздавались голоса. Сердце стучало так громко, что я понимала одно слово из трех. Потихоньку, стараясь не производить шума, я спустилась на первый этаж и выглянула за угол. В комнате стояли Клавдий с Авророй, изогнутые в низком поклоне, а перед ними…

Домина я узнала сразу. Нет, лица насильника в темноте я не разглядела, но не трудно было догадаться, кто пожаловал в гости. Высокий, широкоплечий, одетый в белое… урод.

Честно признать, до урода ему было далеко, как до луны. Вблизи домин выглядел как ожившая статуя Аполлона – мощное с одной стороны, с другой – изящное телосложение, породистые черты лица, скорее хищные, резкие, чем очаровательно-карамельные, острые скулы, классический римский профиль с горбинкой… и безграничное нескрываемое высокомерие на физиономии.

– Хватит, – он небрежно взмахнул ладонью и Аврора с Клавдием, наконец, выпрямились. – Меня зовут Аврелий Растус Лукреций. Я могу назвать две тысячи девятьсот двадцать прямых предков… – его голос был таким же, как и он сам – мерзким и самовлюбленным.

«Ничего себе, и память не подведет?» – пробормотала я под нос. Каким-то невероятным способом он услышал и повернул голову в мою сторону. Я быстро спряталась за угол.

– Кто еще проживает в доме? – громко произнес другой голос, наверное, один из магистратусов, мужчин в темной форме, стоящих за спиной домина.

– Две мои внучки – Авила и Ксения, – тихо ответил Клавдий. Поняв, что меня раскрыли, я вышла из укрытия, прошла в комнату и встала рядом с Авророй. – Это Ксения, Авила сейчас спустится, ей скоро в школу.

– Задержится, – фыркнул полицай. Выглядел он так, словно собирался нас арестовывать – воинственно и злобно. На лице Клавдия проступила обеспокоенность

– Кто отвечает за эту девушку? – магистратус ткнул пальцем в мою сторону.

– Я, – только и успел ответить Клавдий, как раздался шум – в гостиную вихрем влетела Авила.

– Дедушка, что слу… – увидев домина, она поперхнулась вопросом и застыла в проеме. А затем, опомнившись, низко поклонилась, почти в пол. Получается, я единственная, кто им не кланялся? Блин! Это обязательная процедура или просто дань уважения? Не помню, чтобы о таком я читала в книжках.