Няня побагровела от ярости. На вид ей было около сорока. На домину она была не похожа, значит обычная наемная рабочая.

– Да как ты…

– Давайте договоримся, – прервала я начало ее гневной тирады, – мы не будем сообщать господину Гликерию, что вы заснули крепким сном, оставив его четырехлетнего сына одного на берегу моря, тем самым подвергая смертельной опасности, а вы ничего не скажете о нас своему хозяину.

Женщина побледнела.

– А если бы маленький Эмиль упал в воду и утонул? – Я дала ей немного времени переварить мои слова и проникнуться осознанием. А потом добила:

– Из-за вашей халатности род Гликериев мог бы лишиться единственного наследника.

– Что вы хотите? – похоже, женщина была на грани обморока.

– Вы не будете нам мешать встречаться с Эмилем… – я обернулась и посмотрела на две слепленные в одно целое фигурки, – каждый день. На этом месте.

Няня неуверенно кивнула. Я видела в ее глазах сотню вопросов. Кто мы? Как попали на Родос, если сюда не пускают обычных людей. Где живем и в каком статусе?

– Хозяин сейчас на острове? – поинтересовалась холодно.

– Нет. Он редко приезжает.

– Вот и отлично. Предупредите, когда он соберется нагрянуть.

– Хорошо, – пролепетала испуганно. Мой наглый вид и властный тон уничтожил последние капли возмущения. Женщина стала шелковой.

Я высокомерно кивнула и отошла к берегу, давая Авроре с сыном время пообщаться наедине. Я не чувствовала себя виноватой за шантаж. Не нужно было спать на работе.

Через час мы отправились назад, в поместье Лукрециев. Я ехала и удивлялась, как может поменяться человек за столь короткое время. Аврора даже внешне изменилась – из унылого бледного подобия женщины, которое я видела два месяца назад в доме Просперусов, стала ослепительной красавицей. Глаза блестели радостью и довольством, щеки разрумянились, мечтательная улыбка не сходила с пухлых ярких губ. Вся она была наполнена счастьем до краев.

Какой же идиот этот Гликерий, что упустил такую женщину. Не понимаю я этих доминов.

Аврора не умолкала всю дорогу, рассказывая, какой у нее замечательный сын, умный, красивый, талантливый. Он уже знает таблицу умножения, умеет рисовать акварелью и играть на кифаре. Я же в ответ порадовала девушку договоренностью с няней. Теперь она может приезжать в поместье каждый день и встречаться с сыном.

Вечером Аврора зашла ко мне в комнату.

– Спасибо, – она пылко меня обняла, – ты совершила невозможное…

– Да брось, – я немного смутилась, – было бы желание, а возможности найдутся. Не пригласил бы Фабий, нашли бы другой способ.

Она только неверующе покачала головой, но не стала со мной спорить. Села на кровать и задумчиво принялась гладить шелковое покрывало.

– Знаешь, даже одной встречи с сыном мне хватило. Я увидела, что он счастлив и доволен. Отец любит его…

– Так стоп… – нахмурилась я, – что значит одной встречи? Мы приехали в опасный момент – няня заснула, и ребенок был один на один с морем. Если бы ты была рядом, ничего бы не случилось. Это раз, – я загнула палец, – нужно еще разобраться, что за саксы и чем они вредны малышу. Это два.

Аврора смотрела на меня, как на мессию, сошедшую с небес и внимала каждому слову.

– Мама необходима ребенку. В нашем мире на этот счет есть много хороших высказываний. Например, знаменитый психолог Зиигмунд Фрейд говорил, что человек, которого искренне любила мать, обязательно станет победителем по жизни.

Я, конечно, немного упростила, но смысл сохранен.

– У нас тоже есть подобные, – отозвалась Аврора тихо и уточнила, – среди людей. Но что я могу? Пока ты здесь, я буду встречаться с Эмилем, а потом? Ты рано или поздно уйдешь в свой мир, а меня вышвырнут из острова.

Я уселась рядом и обняла ее за плечи.

– Мы подумаем над этим. Еще одна великая поговорка звучит так – большое путешествие начинается с первого шага.

– Да! – улыбнулась Аврора, – знаю такую! Любое сложное дело начинается с малого.

– Естественно. Лао-цзы жил еще до нашей эры, – согласилась я. – Поэтому революцию в умах доминов будем делать постепенно.

Аврора округлила глаза.

– Революцию?! – ахнула испуганно она.

– Иносказательно. Сейчас могу с уверенностью сказать следующее – даже после одной встречи с мамой твой сын уже не будет прежним. Сколько бы вы не пробыли вместе, мальчик запомнит тебя на всю жизнь. И будет искать, когда вырастит. А мы скажем, где.

Аврора благоговейно вздохнула, расслабившись. Иногда меня пугала ее слепая вера в мои слова, ведь я сама до конца не была уверена в том, что у нас получится. Пока нам везло, но это не значит, что так будет постоянно. Я вообразила себя крутым психологом, нахватавшись терминов от мамы, прочитав пару умных книг. На самом деле никаких глубоких знаний по психологии у меня не было, и не сделала бы я хуже Авроре своими дилетантскими советами.

Через пару дней я перестала ездить вместе с ней в поместье Гликериев. Толку? Я чувствовала себя балластом, да и с детьми плотно никогда не общалась и не знала, как с ними себя вести. Они вдвоем были самодостаточны, я была третьей лишней.

Растус доставал меня по-прежнему активно и нагло. Или я его? На обедах и ужинах мы перебрасывались злобными шутками, балансируя на грани ссоры.

Я сразу заметила разницу в обращении ко мне и к Авроре. Со мной Растус общался фривольно, лукаво, словно играл в какую-то игру. С Авророй он был холоден и высокомерен. Утреннее приветствие цедил сквозь зубы, почти никогда не разговаривал с ней напрямую. Я не понимала такого поведения. Неужели из-за того, что она была пари? Домины считают унизительным рожать от них детей? Тогда почему так настойчиво подталкивают к этому? Или это личное мнение Растуса? Аврора его явно опасалась, боялась лишний раз открыть рот и обратить на себя внимание.

Я тоже старалась с ним не пересекаться, но по другому поводу. Он просто безумно раздражал. Выводил на эмоции, в основном отрицательные, рассуждая, какие мы людишки жадные до денег, что в своем большинстве привыкли жить рабами и быть ведомыми. Что я обязательно рожу наследника Лукрециям, как только брат подберет ко мне ключик и нащупает слабое место. Я рычала, злилась, парировала словечками, которых нахваталась, читая психологические журналы, ловко подстраивая их под настоящие реалии.

– Вы вымираете, – в очередной раз насмешливо отвечала я, – еще не поняли? Природа не терпит отклонений, она избавляется от вас. Уже сейчас вы с трудом находите партнеров для рождения детей, а через сотню лет вы вообще не сможете это сделать.

– Через сотню лет мы будем делать людей искусственно, нам не понадобятся для этого женщины, – высокомерно заявил Растус, хитро улыбаясь.

– Во-первых, это еще неточно, – мы давно сидели за столом одни. Аврора с адвокатом сбежали еще до десерта, не в силах слушать наши пререкания, – во-вторых, может, действительно откажитесь от женщин? Зачем они вам? Все равно не умеете с ними обращаться. Создадите полностью автономное гомосексуальное общество…

На этих словах Растуса, наконец, проняло. Он вскочил из-за стола, яростно вцепился ладонями в столешницу, да так сильно, что поранил руку о нож, лежащий у тарелки. Странно, я четко видела царапину, но крови не было, лишь белесая жидкость вытекла наружу. Это еще что такое?!

Домин схватил салфетку и не глядя обмотал руку. Потом двинулся в мою сторону. Лицо было перекошено, глаза сверкали от бешенства. Я напряглась. Неужели, довела? Стараясь не показать испуга, встала и отступила за стул, оставляя между собой и разъяренным парнем преграду в виде хлипкой изогнутой спинки.

– Ты думаешь, я не умею обращаться с женщинами? – прошипел он, останавливаясь с другой стороны стула. Слово «обращаться» он произнес с такой двусмысленной интонацией, что у меня не осталось никаких сомнений в ее пошлости.