– Мерзавцы, – прошипела я свистящим голосом. Меня колотило так сильно, что зубы стучали друг о друга. – Как же я вас ненавижу…

– Нас или вас? – уточнил он ехидно. Голос был насмешливым, но в глазах не было ни веселья, ни радости. Он стоял вплотную ко мне, между нами, не осталось и миллиметра. Обнаженная грудь прижималась к тонкому халатику, который я набросила сверху на купальник. Пальцы сжимали предплечья, не давая ни малейшего шанса отодвинуться. Да и куда? Сзади каменная стена. В памяти всплыла похожая ситуация в клубе. Затрясло еще сильнее.

– Вас всех, – если бы он не держал мои руки, я бы уже влепила пощечину. Очень хотелось подпортить аристократическое личико. – И тебя, в частности. Подонок, мразь, урод…

Когда я в ярости, словарный запас суживается до коротких односложных слов, как правило, матерных.

– Осторожнее, детка, меня еще так никто не называл, – кажется, Растус прислонился еще ближе, я чувствовала всей кожей гулкий стук его сердца. Или это мое выскакивает из груди?

– Приятно быть первой… – все, что успела сказать до того, как домин впился мне в губы. Рука соскользнула с плеча и переместилась на затылок, жестко фиксируя. Я же изо всех сил сжала зубы, не давая возможности проникнуть внутрь языку. Он не стал настаивать, словно ему было все равно, что целовать. Прошелся цепочкой укусов вниз к шее, там и залип, выцеловывая кожу, горячо и жадно.

Я оцепенела, мурашки разбежались по телу. С одной стороны меня корежило от злости, с другой – отвращения не было. Наоборот, меня бросало то в жар, то в холод, кожа стала настолько чувствительной, что даже дыхание мужчины ощущалось, как прикосновение. Он не пытался коснуться губ, дотронуться до груди, бедер, ему было достаточно одного небольшого кусочка кожи за ухом и изгиба плеча. Он глубоко дышал, рвано, шумно, и меня омывало горячей волной от этой дикой непонятной страсти. В конце концов, даже его руки перестали удерживать меня.

Где-то вдалеке у бассейна громко завизжала девушка, я вздрогнула и очнулась от наваждения. Не стала медлить, впилась ногтями в грудь и изо всех оттолкнула домина от себя, а потом и пощечину влепила, напоследок. Отвела душу.

Глаза Растуса сузились, желваки проступили на скулах. Он тяжело смотрел, немигающе, исподлобья, стоял немного сгорбившись, словно на плечи давила непомерная тяжесть. Его возбуждение было физически ощутимо. Воздух вокруг нас уплотнился, наполнился странным ароматом, вязким и горьким, как гречишный мед. Я не понимала, что со мной происходит. Если бы я не была зла и испугана, то подумала бы, что страшно возбудилась. Ноги дрожали, сердце выскакивало из груди, внизу живота тянуло. Грудь стала настолько чувствительной, что лиф купальника болезненно врезался в кожу и мешал. Хотелось его сбросить, прильнуть к горячему полуобнаженному телу мужчины… Боже, о чем я думаю?!

Усилием воли я заставила себя успокоиться.

Некоторое время мы молча буравили друг друга пристальными взглядами. Я боялась дернуться, сделать лишний шаг, чтобы опять не спровоцировать хищника. Наконец лицо Растуса разгладилось. В глазах появились насмешливые огоньки, губы изогнулись в ухмылке.

– Ты придаешь слишком большое значение обычному перепихону, – заявил он весело, опять используя непонятное ирубари. В словаре я его не нашла, но думаю, перевела верно.

– Тело мой храм. Если я буду пускать в него кого попало, оно превратится в проходной двор, – огрызнулась хрипло.

Поняв, что угроза миновала, и Растус более не похож на спятившего маньяка, я развернулась и направилась внутрь дома. Хватит мне на сегодня развлечений.

С Фабием встретились на завтраке. Он был мрачен и неразговорчив, из-за братца или по другой причине, не знаю. И эта суровость ему очень шла, окутывая ореолом таинственности узкое хищное лицо. Аврора отсутствовала, как и поверенный. В последнее время Аврора перестала появляться не только на обеде, но и на ужине, а сейчас и завтрак пропустила. Вчера она жаловалась, что два домина за столом – перебор, уж слишком они давят на психику. Хотя в последнее время Растус ее не трогал, наоборот, вежливо здоровался, пару раз интересовался сыном. Но внимание домина было для Авроры таким же странным и противоестественным, как и презрение ранее. Так что она терялась еще больше.

Я тоже считала, что еда в спокойной обстановке в своих апартаментах более предпочтительна, но чувство противоречия и бунтарский характер заставлял переодеваться, накладывать макияж, выходить в помпезную столовую и вкушать пищу под пристальные взгляды господ.

Ну, еще, наверное, хотелось в очередной раз удивиться искусству поваров. Каждый раз я поражалась их извращенному меню. Вот зачем подавать на завтрак штук двадцать сортов рыбы, моллюсков, запеченного осьминога и десяток куропаток в разных соусах? На кой столько готовить на троих человек? Огромный стол был плотно заставлен блюдами. Некоторые напоминали настоящие произведения искусства. Трехслойные фонтаны из экзотических фруктов. Виноградные лозы спускались сверху, как струи воды. Медальоны из тунца, морского окуня, трески, украшенные зеленью и завитушками из лимонной цедры. Пирожные в виде маленьких птичек с ярким оперением. Изящные пирамидки ажурно нарезанных сыров и так далее. Куда все это девается потом? Я умудрялась попробовать не более двух, трех блюд, и то, вставала из-за стола, чувствуя себя колобком.

Растус вел себя обычно, доставал слуг, требуя принести ему то то, то другое, бесил старшего брата, лишь меня почему-то не трогал, лишь иногда бросал непонятные взгляды, от которых становилось неуютно. Меня охватывало нелепое смущение. Откуда оно взялось и что с ним делать, я не знала.

– Я запрещаю тебе устраивать оргии в моем поместье, – в конце концов, не выдержал Фабий.

– В твоем? – поднял бровь Растус.

– В нашем, – вынужден был исправиться наследник Лукрециев. Я поняла, что поместье куплено на семейные деньги. – Если хочешь развлекаться – отправляйся на материк или приглашай друзей на Эбусус, там сейчас никого нет. Отец с матерью в Риме.

– Что за интерес, когда никого нет? – фыркнул младшенький. Потом скорчил несчастное лицо и произнес:

– Ладно, больше не будет оргий. – Глянул на меня и добавил двусмысленно: – я достаточно развлекся.

Клоун, самый натуральный клоун. И что со мной вчера было? Помешательство какое-то. Вечером, перед сном, я проанализировала кратковременную ненормальность влечения к этому мажору. Разложила по полочкам так, как учила меня мама. Причин может быть несколько. То, что он красив и безумно сексуален, ясно и без анализа. Но этого мало. Я встречала в своей жизни красивых мужчин. Пусть не таких идеальных, но никакой ненормальной тяги к ним не испытывала. Гормоны взбунтовались? Мне двадцать три – самое время для создания семьи, рождения детей. Но я всегда в первую очередь думала головой, а не инстинктами, гордилась своим рационализмом, здравомыслием и холодностью. Так что опять мимо.

– Кстати, отец хочет тебя видеть, – прервал мои мысли Фабий, – род Кассиев предложил договор.

– Брачный? – уточнил саркастически Растус. Фабий проигнорировал выпад.

– Тебе пора принимать участие в семейных делах. У Кассиев всего одна дочь, а главе рода сто пятьдесят. Вряд ли он успеет заиметь еще одного наследника.

«До смерти» – цинично продолжила я, удивляясь, что Фабий при мне начал подобный личный разговор.

– Я еще не нагулялся, – на лице Растуса расцвела нахальная ухмылка, – это ты продолжатель династии. Вот сам и женись. Какой это будет раз? – младшенький пощелкал пальцами, словно подсчитывая, – четвертый, пятый?

Потом перевел взгляд на меня и произнес со смешком, глядя мне в глаза:

– Фаб примерный сыночек, делает все, что скажет отец. Ради благосостояния семьи даже однажды женился на домине старше себя на пятьдесят лет. Какая преданность делу…