– Значит нужно сказать Авроре, чтобы не приближалась к хозяину, – произнесла я и не удержалась от вопроса:

– А вы что-то почувствовали при встрече со мной?

Раст сразу сказал, еще в клубе, что я его притянула, а старший брат до сих пор не признался. Не то, чтобы мне нужно было подтверждение своей значимости для Лукрециев, но внутри зудело детское незрелое желание удовлетворить эго, убедиться в своей неотразимости.

– Конечно, – снисходительно улыбнулся Фабий, протягивая документы, – как же иначе? Я не мог не обратить внимания на такую красавицу.

Фу, как грубо и пошло. А то я не помню, с каким выражением на лице он смотрел на меня в первый раз в доме Просперусов. Как на ничтожество, свысока, презрительно и надменно. Я опустила голову, скрыв скептическую гримасу, и принялась внимательно читать досье.

Бумаги были на имя Юлии Весты, девушки двадцати двух лет. Фамилию Веста давали девочкам-сиротам, с младенчества воспитывавшимся в приюте и не знавшим своих родителей. Трагическая судьба умереть в столь юном возрасте.

Понятно, что документы временная мера. Вскроется обман, Гликерий ее узнает или Аврора сама захочет уехать – разницы нет. Долго она все равно с сыном быть не сможет, и она это понимала, и я. Мама говорила, что еще одной хорошей терапией выхода из депрессии была – жить одним днем. Не заглядывать в будущее – оно еще не наступило, не вспоминать прошлое – оно безвозвратно ушло, жить настоящим. А в настоящем у Авроры есть сын, он рядом, она видит его каждый день, дарит материнскую ласку и любовь. И пока этого достаточно.

Подруга вернулась рано, еще до обеда. На Родос приехал Маркус Гликерий с женой. Увидеть наследника или по другой причине, кто знает. Хорошо хоть завтра собирается обратно. Документам она обрадовалась, а вот моему ужину тет-а-тет с хозяином не очень.

– Да понимаю я, что он меня очаровывает, – мне было немного стыдно перед Авророй, – он привлекательный, вежливый, щедрый. Но вряд ли я успею влюбиться до своего ухода. У меня всегда были трудности с чувствами.

– Почему? Ты никогда не влюблялась?

Я пожала плечами.

– Раньше казалось, что влюблялась. Моя первая любовь сидела со мной за одной партой в школе, а на выпускном нас выбрали королем и королевой школы. – Я скривилась и пояснила, – это что-то вроде самой красивой пары. В универе наши пути разошлись. Я пошла на журналистику, он на программирование. Потом был Егор, Михаил, а последней любовью стал Александр…

– Это не любовь, – серьезно произнесла Аврора, – это увлечения. Не может быть столько любимых мужчин за такое короткое время.

И без ее слов понятно. Не дура же я, в самом деле. Да и мама постоянно обращала внимание на то, что после каждого расставания я грустила не более нескольких дней, сразу же отвлекаясь на что-то другое. Серьезные чувства так быстро не проходят.

– А ты любила?

Аврора надолго замолчала. И пусть мы были подругами, уже разговаривали на самые разные щекотливые темы, я догадалась, что случайно коснулась оголенной раны.

– Любила, – ответила она, – до всего…

Еще одна несчастливая история. По сравнению с подругой я чувствовала себя неженкой, беззаботной птичкой, легко порхающей по жизни, и даже трагедия с глазами не идет ни в какое сравнение с ее трагедией. А ведь Аврора старше меня всего на два года.

– И где он сейчас?

– Работает в «Альфе», охранником. Нет, не думай, – она горько усмехнулась, – он не бросил меня после того, как я согласилась выносить ребенка домина. Это я его бросила.

Меня одолело любопытство. Почему? Как? Он смирился или нет? Пытается встретиться или давно разлюбил и встречается с другой? Что она сама чувствует, забыла ли его?… И так далее. Конечно, я не озвучила ни одного. Будем решать проблемы постепенно. Сначала сын, а потом дело дойдет и до бывшей или настоящей любви. Черт… я же собираюсь уйти в свой мир.

– Ладно, давай посмотрим, что тебе подарил твой ненаглядный домин, – веселым тоном произнесла Аврора, вскакивая с кресла и откладывая документы в сторону.

Две коробки, лежащие на кушетке, привлекали внимание дорогой яркой оберткой с замысловатым золотым вензелем-замком в центре. Видимо это и были те обещанные Фабием подарки. Открыв первую, мы увидели белоснежное платье типа тоги с широкой бретелькой через одно плечо.

– Неужели настоящий шелк? – выдохнула девушка потрясенно. Я с недоумением на нее уставилась. Что значит, настоящий? А какой он бывает? Аврора благоговейно дотронулась кончиками пальцев до разложенного в длинной коробке платья.

– Однажды я увидела в магазине накидку из шелка. Цена была запредельной. Ткань делают из паутины шелкопрядов. Это паучки такие, – уточнила она, я согласно кивнула. Что-то подобное читала и у нас, только ни разу не видела, – привозят из далекой восточной провинции Поднебесной.

Китай, по-нашему, перевела я в голове. Касаться платья было приятно. Ткань скользила между пальцами, как растопленное масло, текучая, гладкая, плотная и в то же время невесомая. На первый взгляд платье выглядело простым. Ровное, без выточек, сшитое из двух прямоугольных кусков ткани, не длинное, всего чуть ниже колен. Через мгновенье я догадалась – сама ткань была украшением, да таким, что надевать драгоценности было бы кощунством. А они были, в другой коробке. Широкий, шириной не менее пяти сантиметров, браслет из белого золота. Полоски металла соединялись между собой на манер ортогонального греческого орнамента. В том же стиле длинные серьги, почти до плеч и неглубокое колье, больше похожее на ошейник. Его я надевать точно не собираюсь. С одной стороны – неприятные ассоциации, с другой – чем меньше украшений, тем лучше.

В итоге надела лишь серьги и браслет. Аврора помогла упаковать мою пушистую копну в аккуратный пучок на затылке. Мелкие кудряшки все-таки вырвались из прически и придавали лицу вид золотистого одуванчика.

– Могу пригладить гелем, – предложила она. Я отказалась, и так сойдет. Не на банкет же собираюсь, а Фабий видел меня всякую.

Платье холодило кожу, невесомо лаская бедра, грудь, живот, ноги. Я чувствовала себя голой, и лишь отражение в зеркале говорило о том, что это не так.

– Ты очень красивая, – почему-то встревоженно произнесла Аврора. Я привычно отмахнулась – в таком платье последняя замухрышка выглядела бы бесподобно. – Будь осторожна.

Серьезно кивнув, я надела босоножки на высоком каблуке, подходящие по цвету и орнаменту к украшениям, мазнула по губам блеском и отправилась на свидание с домином.

Фабий провел меня в одну из многочисленных комнат в хозяйском крыле. Перешагнув порог, увидев широкие мягкие диваны по периметру, белоснежный ковер в центре и картины откровенного содержания на стенах, я однозначно поняла, что комната предназначена для посиделок тет-а-тет. Крошечный столик на двух персон с трудом умещал две плоские тарелки и пару бокалов, если бы не сервировочная тележка на колесах, стоящая рядом, то блюда некуда было бы ставить. В комнате даже был камин, скорее для создания интимной атмосферы, чем для обогрева. Так как подойдя к нему достаточно близко никакого жара я не почувствовала – стеклянный экран с зеркальной поверхностью полностью отражал тепло.

Сегодня я ощущала себя не хуже высокородных домин. И не потому, что Аврора назвала меня красавицей, не потому, что сама в зеркале видела необычайно привлекательную девушку в великолепном платье и роскошных украшениях, а потому что заметила искреннее восхищение в глазах Фабия. Впервые за все время нашего знакомства.

Слуги расставили блюда, открыли вина и удалились, оставив нас вдвоем. Атмосфера пьянила ожиданием чуда и одновременно пугала. Слишком уж пристально смотрел на меня Фабий, словно собирался съесть вместо ужина.

– Вино из лучших виноградников императорского дома, – мужчина налил в бокалы густую рубиновую жидкость, – виноградникам Салерно более тысячи лет. Попробуй.