Кстати, интересно, как они удерживали власть? Ведь любой народ стремится к самостоятельности. Убивали правителей? Или, наоборот, предлагали им роскошь, благополучие, стабильность? Тут одних феромонов мало. Значит, они умеют кое-что еще?

Прошла неделя. Я чувствовала спинным мозгом, как утекают дни. К Гликериям уйти не получилось, поговорить с Авророй, соответственно, тоже. Не то, чтобы я начала паниковать, но иногда сердце сжималось от тревоги.

Мы с Растом стали если не друзьями, то хорошими приятелями. За неимением другого собеседника я дергала его постоянно, расспрашивала о доминах, их способностях, о пари, семье императора, его дворце. И он отвечал, охотно, подробно и обстоятельно. Он забыл о вечеринках, попойках, даже перестал делать двусмысленные намеки. Он словно чего-то ждал…

А я ждала лишь одного – открывшегося прохода в свой мир.

Часто мы молча сидели у бассейна. Я читала, он или дремал, или рисовал, или просто смотрел на меня, подперев голову ладонью. Однажды, когда Раст отправился в очередной раз бить олимпийские рекорды по плаванью, я заглянула в его блокнот и обнаружила около десятка портретов. Своих. Я и не подозревала, что такая красивая. Тонкое одухотворенное лицо, закушенная губа, и улыбка, иногда хмурая, иногда озорная. В первое мгновенье я даже себя не узнала, так рисунок был не похож на то, что я каждый день видела в зеркале.

Я не удивилась, что Раст профессионально рисует, в свои тридцать он умел многое. Играл на арфе и кифаре, разбирался в технике, медицине, даже однажды рассказал, как летал на Марс, один, на семейном корабле, в шестнадцать лет. Удивительно, но здесь Марс тоже назывался Марсом. А вот Сатурн был Хроносом, а Юпитер Гадесом. В космос я не хотела углубляться, мне бы с Землей разобраться. Но вынужденно узнала, что здешние корабли летают с огромной скоростью, так как разгоняются от гравитации Земли и Солнца. Что на Марсе построили большую исследовательскую станцию, и юноши-домины во время учебы в обязательном порядке живут и работают там некоторое время. Что космопорт империи находится в центре Тихого океана, где отсутствует электа.

– А что по поводу клонирования? – поинтересовалась я, прервав увлеченного домина. – Вы действительно собираетесь искусственно делать детей?

Растус откинулся на спинку шезлонга и громко рассмеялся.

– Это шутка, – выдохнул он через время, – ее пустили в народ специально. На самом деле десять лет назад император личным указом запретил разработки в этой сфере, хотя у нас уже начало получаться.

– Почему?

– Слишком много «но», – Раст стал серьезнее, – клоны не являются полноценными наследниками императора. Не в биологическом, а в юридическом виде. До сих пор существует правило «Парисирдем», – дословно я перевела его как родить наследника, – при родах в императорских семьях должны присутствовать мать, отец и наблюдатель, подтверждающий состоявшийся акт. Сейчас эта традиция устарела, отец может находиться в другой комнате, наблюдателем выступает врач или повитуха. А мать… – домин хохотнул, – и так никуда не денется. Исследование ДНК быстрее и точнее, но закон, тем не менее, не убрали. Плюс еще много других архаичных традиций, от которых Юстиниан не хочет избавляться. Он у нас приверженец патриархальных нравов.

– Тогда… – я сглотнула, – вы вымираете?

– Ага, – легко согласился Раст со смешком, – если любимый император в ближайшее время не примет или не отменит парочку законов, то твои слова о том, что природа от нас избавляется, станут пророческими.

Не знаю, радоваться мне или огорчаться.

Я шла к дому и глупо улыбалась. В кармане лежал сегодняшний рисунок Раста. Заметив, что его раскрыли, он теперь рисовал открыто, нагло требуя позировать то так, то этак. А когда я спросила – почему он рисует именно меня, он ответил сокрушенно: «От безысходности… Вокруг же больше нет ничего интересного».

Повернув в свое крыло, я столкнулась с Фабием. Как он там оказался и что делал в гостевом крыле – неизвестно, но он не дал мне спокойно пройти мимо, схватил за локоть и развернул к себе.

– Если ты рассчитываешь на помощь Раста, то можешь сразу выбросить эту мысль из головы, – мужчина смотрел на меня, как на грязь под ногами, – самая большая проблема людей – это доверчивость. Ты решила, что нравишься ему? Да, он любит человеческих девок, но вот только… – опять это ирупа… дурацкий сленг.

– Я ни на что не рассчитываю, – ответила ровно, – просто он единственный в доме, с кем мне еще не противно разговаривать.

Вырвала руку и пошагала в сторону своих апартаментов, чувствуя спинным мозгом, как Фаб стоит и смотрит мне вслед. Чудесное настроение, которое подарил Растус, рисуя мой портрет, испарилось. Обломщик этот старшенький. Интересно, а что он умеет в свои девяносто? Думаю, гораздо больше, чем Раст, но интересоваться и проверять нет никакого желания.

Пойду-ка посмотрю имагори. В последнее время я часто спускалась в подвал, где находился пассим, аналог нашего кинотеатра. Магнитная рамка там была огромной, шириной более двух метров, а высотой под потолок. Имагори в ней смотрелись так, словно я не фильм смотрела, а настоящую театральную постановку с живыми актерами. Получалось круче аймакса.

У Просперусов пассим был небольшим. В нашем мире цена телевизора зависела от размера экрана и качества матрицы. А здесь, как я поняла, от мощности антенны и магнитной рамки.

С Фабием наступил период вооруженного нейтралитета. На совместных обедах и ужинах он пытался меня разговорить, спрашивал об увлечениях, книгах, приглашал на прогулки. Я больше не рисковала отказывать, но и заинтересованности не проявляла. Частенько мы гуляли по пляжу, за пару часов сказав друг другу два-три слова.

Вот так и повелось. Утро и вечер были отданы старшему брату, а младшему оставалось довольствоваться сиестой у бассейна. Точнее не ему, мне. Именно я открыто наслаждалась этими разговорами по душам. Ну и узнавать о доминах было интересно. Оказывается, они не только умели делать тело легче или тяжелее, но также немного перемещать внутри органы, сдвигать вправо сердце или опускать почки. Еще выделять определенный запах, генерировать ультра и инфразвук и много всего другого.

Свидания с Фабием напрягали все больше. Его вид так и кричал о том, что он уже победил. Самомнение, возведенное в высшую степень. На совместных ужинах я не пила спиртного, хотя очень хотелось. Иначе как выдерживать эту тягостную атмосферу? И видимо Фабий не рисковал использовать флер, так как знал, что я его почувствую.

Опять позади еще один бесполезный вечер, нудный ужин и пустой разговор ни о чем. Я уже встала из-за стола и намеревалась уйти, как Фабий громко хлопнул ладонью по столешнице. Подобные выражения гнева бывали с ним очень редко, я испуганно вздрогнула и обернулась. В глазах домина бушевал шторм.

– Эээ… спокойной ночи, – голос почему-то сел.

– Ты надеешься, что я отступлю? – произнес он жестко. То ли ему надоели наши бестолковые вечера, то ли плохое настроение разыгралось. В ответ я молча пожала плечами. – Ты единственная женщина в мире, которая может родить мне ребенка, мое продолжение. Сына, которому я передам знания, опыт, богатства… все…

– И сделаете его таким, как и вы. Бездушным роботом, – не удержалась от сарказма я. – Обречете на вечное одиночество.

– Почему одиночество? – Фабий откинулся на спинку стула, – у меня было много женщин. И сейчас, стоит мне только позвать, сотни захотят разделить со мной постель.

Как цинично и пошло. Бесполезно спрашивать любил ли он одну из них. Знала, что не достучаться, знала, что он закостенел в своем эгоизме, традициях и гордыне. Но не могла смолчать.

– Откуда это у вас? Жестокость, холод, цинизм? Пусть ваш отец был домином, но мать… Она же обычный человек. Вы помните ее?