После возвращения из Греции они с Лекси не общались несколько месяцев. Элеонора звонила, оставляла сообщения на автоответчике, отправляла по электронной почте длинные письма – и натыкалась на стену молчания. Она понимала: Лекси скорбит и злится, ей нет дела до того, что сестра ее жениха тоже грустит и чувствует себя виноватой.

Когда родилась Рэн, Элеонора отправила новоиспеченной матери открытку и музыкальную шкатулку, которая когда-то принадлежала Эду. Если открыть крышку, крохотная птичка начинала поворачиваться на насесте и радостно петь. В тот день, когда Лекси получила посылку, она позвонила и спросила:

– Хочешь познакомиться с племянницей?

Едва удерживая телефон в дрожащих руках, Элеонора серьезно ответила:

– Конечно! Я очень этого хочу.

Она понятия не имела, как обращаться с младенцами, зато отлично готовила. А для тех, кто только стал матерью, сложно придумать лучший подарок, чем пакет с отличной домашней едой и вложенной туда записочкой: «Разогревай в течение двадцати минут. Приятного аппетита. К этому блюду лучше всего подойдет вино».

Два раза в месяц Элеонора приезжала в Борнмут, чтобы навестить племянницу и привезти что-нибудь вкусненькое. Это стало ее способом извиниться и выразить то, что не получалось передать словами. Каждая из них по-своему переживала горе, и они решили не поднимать эту тему. Лекси и Элеонора говорили о других вещах: что Рэн научилась строить башню из цветных кубиков или начинала подскакивать, когда слышала музыку.

Элеонора позаботилась о финансовом обеспечении Лекси, разделив наследство Эда поровну между Люкой и Рэн. Это самое меньшее, что она могла сделать. Из-за нее двое детей никогда не увидят своего отца.

Жалела ли она, что толкнула Эда? Несомненно. Все-таки, несмотря ни на что, Элеонора любила брата.

Если бы парапет оказался повыше – он был бы с ними. Если бы Элеонора не впала в ярость – он был бы с ними. Если бы остальные удержали его, а не ее – он был бы с ними. Как и Сэм – если бы Бэлла взяла другой флакон.

Жизнь летит быстро и может оборваться в любой момент. Все, что ты можешь сделать, – окружить себя хорошими людьми и прилагать максимум усилий.

Заиграла музыка, гости встали. Элеонора обернулась и посмотрела на невесту.

Робин ждала в конце прохода. Ее ладони вспотели, сердце бешено стучало в груди, голова кружилась. Она нервничала. Неужели это происходит на самом деле?

Из-за облаков выглянуло солнце, обласкав теплом, – напоминание об ушедшем лете. Робин подумала о крошечном острове Эгос, где все и началось. В последнее время она часто возвращалась к нему в мыслях. Этот клочок земли всегда будет вызывать у нее противоречивые чувства. С одной стороны – смерть, ложь, ужас от того, что приходится врать полиции. С другой – сладкий поцелуй с той, в кого Робин влюбилась.

Зарождавшиеся чувства, еще не окрепшие, едва выдержали многочисленные испытания: смерть Эда, допросы в полиции… По возвращении из Греции Робин и Фэн решили, что им не стоит больше видеться. Зато завязалась переписка. Бумаге довериться легче. Слова изливались на лист и путешествовали в конверте. Робин рассказала, как съехала от родителей и арендовала небольшой коттедж рядом с национальным парком Нью-Форест. По субботам мама с папой присматривали за Джеком, а она отправлялась в горы, бродила по обдуваемым всеми ветрами скалам, пока ледяной январский холод пробирал ее до костей.

Через полгода Робин встретилась с Фэн. Она в жизни не испытывала ничего подобного. Их тянуло друг к другу, словно магнитом, Робин даже не представляла себе, что способна на такие чувства. Им предстояло так много узнать друг о друге, а ей – полностью перестроиться.

Робин посмотрела на небольшую группу гостей, собравшихся на освещенной солнцем лужайке. Искала родителей. Они сидели в первом ряду и, вероятно, пока еще чувствовали себя несколько скованно. И все же, когда мама повернулась к отцу, на ее лице играла улыбка.

Утром мать помогала ей делать прическу и, закрепляя в волосах орхидею, сжала плечо и прошептала: «Мы очень хотим, чтобы ты была счастлива».

И наконец-то Робин могла искренне ей ответить: «Ваше желание сбылось».

Кто-то легонько ткнул ее в бедро.

– Мамочка, – прошептал Джек с очень серьезным лицом, – нам пора.

Робин дала ему руку, и малыш вложил крохотные пальчики в ее ладонь. Она начали двигаться по проходу, в конце которого под аркой из цветов ждала Фэн.

Фэн услышала звуки музыки и поправила идеально отутюженную, накрахмаленную и застегнутую на все пуговицы белую рубашку. Вместе со строгими брюками она решила добавить в свой образ кожаные кеды, решив, что так будет выглядеть не слишком официально.

Краем глаза Фэн видела сидящую в первом ряду тетю в нарядном темно-синем платье без каких-либо ювелирных украшений. Вчера, ужиная с племянницей и Робин, родственница сообщила, что продажа виллы заняла несколько месяцев, но сделка наконец-то состоится. Собирая вещи, тетя обнаружила на дальней полке шкафа фотографию Фэн, забрала ее с собой и при встрече спросила:

– Может быть, ты хочешь оставить ее себе?

Фэн взяла снимок и внимательно посмотрела на него. Широкая улыбка, приветливое лицо. Полтора года назад она спрятала свой портрет, потому что, глядя на него, слышала слова Нико: «Никто и никогда тебя не захочет». Но теперь Фэн ясно слышала собственный голос. Он говорил, что перед ней одновременно и сильная, и уязвимая женщина, смелая и в то же время порой испытывающая страх, любящая и любимая.

– Спасибо, – произнесла она. – Я сохраню этот снимок на память.

За спиной послышались шепот и шум: гости поднимались на ноги. Фэн не могла больше ждать ни секунды и обернулась.

Робин плыла по проходу между рядами стульев, держа за руку Джека. Оба широко улыбались. Невеста остановила выбор на простом кремовом платье и туфлях без каблука, а волосы собрала в низкий пучок который украшала одна-единственная орхидея. Робин просто светилась от счастья.

«Единственная моя», – подумала Фэн. На глаза навернулись слезы.

Робин подошла к арке. Джек выдернул свою ручку из маминой и выставил вперед, чтобы Фэн хлопнула по ней. Та рассмеялась, когда их ладони соприкоснулись. Малыш побежал к бабушке с дедушкой, забрался на стул и принялся болтать ногами.

Девушки остались вдвоем, взялись за руки и посмотрели друг другу в глаза.

А потом Фэн поцеловала невесту.

«Обязательно так долго целоваться?» – думала Бэлла.

Хотя, сказать по правде, девчонки сейчас должны быть на седьмом небе. Бэлла – единственная из присутствующих, кто встречался с обеими, и точно это знает!

Ну вот, она начала шутить и улыбаться. И даже способна почти искренне порадоваться за подруг.

Для того чтобы изменить свою жизнь, требуется время. После возвращения из Греции Бэлла уволилась из ювелирного магазина и знала, что сделала правильный выбор. Она до сих пор не оправилась после смерти Сэма и не могла вернуться к работе медсестры, и все же нашла подходящее занятие: устроилась в дом престарелых. Старики ее обожали, и девушка отвечала им тем же. Два раза в месяц приезжала Элеонора. Она навещала Рэн и устраивала для дедушек и бабушек клуб по настольному теннису. Бэлла ненадолго оставляла работу, чтобы сыграть партию с мисс Толлок. Ей редко удавалось вырваться вперед – Элеонора славилась сокрушительным ударом слева, – только Бэллу это не останавливало.

Как странно! Она никогда не думала, что подружится с сестрой Эда. Жизнь подкидывает невероятные сюрпризы. Возможно, кому-то более умному удастся разгадать тайну бытия.

Сидевшая рядом Лекси взяла ее за руку и легонько сжала. Бэлла ответила тем же. Она обожала свою подругу. Материнство далось той весьма непросто. Сложные роды, внеплановое кесарево, два эпизода мастита… Первые месяцы в роли матери-одиночки стали особенно тяжелыми. Бэлла старалась пару раз в неделю ночевать у Лекси и привозила готовую еду, капустные листья и симпатичные наряды для Рэн: какой девочке захочется каждый день ползать в боди нейтральных расцветок?