Тогда вместо деревьев неожиданно серебряной дугой из горы поднялся столб воды и обрушился на огонь. Огонь исчез…

И через мгновение перед глазами изумленного рыбака встали две горы одна прежняя, зеленая, а другая — новая, бурая, голая, и она раскрылась, чтобы выпить рушащийся водопад. Случилось это так быстро, что Бирт моргнул, а моргнув, моргнул ещё раз и застонал, потому что то, что он увидел, оказалось страшней всего. На месте водопада возвышался дракон. Черные крылья заслонили собой гору, по земле шарили стальные когти, а из черной корявой зияющей пасти вырывались огонь и дым.

Перед чудовищем стоял пришелец и улыбался.

— Превращайтесь во что вам угодно, маленький мистер Подгоркинз! — сказал он насмешливо. — Я все равно с вами справлюсь. Но мне надоела эта игра. Я хочу поскорей взглянуть на свои сокровища, на Иналькиль. Так что теперь, огромный дракон, маленький колдунишка, примите-ка свой настоящий облик… Я приказываю тебе властью твоего имени, стань сам собой, — Йевад!

Бирт не смел ни моргнуть, ни вздохнуть. Он съежился от страха, гадая, что ещё сделает мистер Подгоркинз. Он увидел, как черный дракон поднялся над Черной Бородой. Он увидел, как пыхнуло из корявой пасти пламя, а из красных ноздрей вырвалось облако дыма. Он увидел, как побелел Черная Борода, побелел, как мел, и как задрожали его окаймленные бородой губы.

— Твое имя — Йевад!

— Да! — произнес оглушительный сиплый, свистящий голос. — Да, моё имя — Йевад, и облик этот — мой!

— Но ведь дракон убит. Его кости нашли на Удрате…

— Это был другой дракон, — сказал дракон и упал как ястреб, вытянув вперед когти. И Бирт закрыл глаза.

Когда он снова открыл их, светило солнце, склон был пуст, и Бирт увидел лишь несколько втоптанных в траву черно-красных угольков да следы от стальных когтей.

Рыбак Бирт поднялся на ноги и кинулся бежать. Он бежал через выгон, разгоняя направо и налево овец, потом по улице, прямиком к домику отца Палани. Палани полола в саду грядку с настурциями. «Бежим!» — выдохнул Бирт. Она широко распахнула глаза. Бирт схватил её за руку и потащил за собой. Палани только вскрикнула и не стала сопротивляться. Они побежали прямехонько к молу, Бирт втолкнул её в рыбачью лодку «Куини», отвязал канат, поднял весла, отчалил и принялся грести как сумасшедший. С острова лишь увидели удалявшийся к западу, в направлении ближайшего островка, парус «Куини», и Бирт с Палани навсегда исчезли из виду.

Жители деревни думали, что им на всю жизнь хватит разговоров о том, как спятил племянник тетушки Гульд и уплыл, прихватив с собой школьную учительницу, и как в тот же день бесследно исчез, бросив все свои перья и бусы, бродячий торговец Черная Борода. Но через три дня они забыли об этом. Через три дня, когда наконец из пещеры вышел мистер Подгоркинз, им было ещё о чём поговорить.

Мистер Подгоркинз решил, что раз его настоящее имя теперь все равно известно, прятаться нет никакого смысла. Ходить ему было трудней, чем летать, а кроме того, он давно не обедал как следует.

По мягкому песку морской отмели шел, не оставляя следов, маленький мальчик. В ярком бессолнечном небе кричали чайки, в пресной воде бескрайнего океана резвилась форель. Вдалеке, у кромки горизонта, на мгновение встал семью огромными дугами морской змей и тотчас, распрямившись, ушел под воду. Мальчик свистнул, но змей, занятый охотой на китов, больше не появлялся. Ребенок шел по песчаной полоске между морем и скалами, не отбрасывая тени и не оставляя следов. Перед ним поднимался зеленый мыс, где стояла избушка на четырех лапах. И когда он взошел по тропинке наверх, избушка подпрыгнула на месте и потерла передние лапки, как адвокат или муха. А стрелки часов внутри домика показывали, как всегда, без десяти минут десять и не шевелились.

— Что там у тебя, Дикки? — спросила его мать, бросая петрушку и перец в прозрачный куо, где кипела и булькала тушившаяся крольчатина.

— Сундучок, ма.

— Где же ты его подобрал?

Матушкин домовой спрыгнул с увешанных луковыми гирляндами балок, обвился вокруг её шеи вроде лисьего воротника и сказал:

— На берегу.

Дикки кивнул:

— Правильно. Его вынесло море.

— А что там?

Домовой мурлыкнул и ничего не сказал. Колдунья повернула голову, посмотрела в круглое личико сына и повторила вопрос:

— Что в нем, Дикки?

— Там темнота.

— Да-а? Дай-ка я посмотрю.

Она наклонилась, чтобы заглянуть в сундучок, а домовой зажмурил глаза и продолжал мурлыкать. Малыш, осторожно прижимая сундучок к груди, чуть-чуть приоткрыл крышку.

— Да, ты прав, — сказала мать. — А теперь убери, и смотри, чтоб она не выскочила. Интересно, а где же ключ? Беги, сынок, вымой руки. А ну-ка, стол, ставь посуду! — И пока малыш пыхтел над тяжелой ручкой насоса и брызгался под струей воды, вся избушка наполнилась звяканьем неведомо откуда взявшихся тарелок и вилок.

После завтрака мать прилегла отдохнуть, а Дикки достал из шкафчика со своими сокровищами побелевший от воды облепленный песком сундучок и отправился с ним к дюнам, в глубь берега. Сзади, не отставая ни на шаг, по песку, единственной тенью, семенил в жесткой траве черный домовой.

На перевале принц Рикард оглянулся в седле и поверх флажков и плюмажей своих солдат, поверх длинной крутой дороги посмотрел на стены и башни отцовского города. Под бессолнечным небом город мерцал, как жемчужина, хрупкий, лишенный тени. Принц знал — никому не взять этот город. Принц смотрел, и его сердце пело от гордости. Он подал сигнал командирам к быстрому броску и пришпорил коня. Тот взвился на дыбы и пустился галопом, и тотчас же над их головами закричал и завыл грифон принца. Он играл, падая вниз, щелкая клювом и успевая всякий раз вовремя увернуться. Белый конь, без поводьев, вставал на дыбы, бил серебряными копытами по воздуху или дико храпел, когда перед ним проносился длинный голый хвост. Грифон гоготал и кудахтал, поднимался над дюнами и с пронзительным визгом повторял всю забаву сначала. Рикард, не желая, чтобы грифон устал до начала битвы, взял его наконец на поводок, после чего тот присмирел и спокойно летел сбоку, попискивая и мурлыча.

Перед принцем открылось море. Где-то внизу, за скалами, притаилось вражеское войско, во главе которого стоял его брат. Дорога петляла и все глубже уходила в песок. Море, появляясь то справа, то слева, становилось все ближе и ближе. Вдруг дорога исчезла. Белый конь взмыл над десятифунтовой кручей и галопом понесся по песку. Обогнув подножие дюны, Рикард увидел длинную цепь воинов, выстроившихся вдоль воды, и за их спинами — черные носы трех кораблей. Солдаты принца спускались с кручи, карабкались на дюны, морской ветер хлопал голубыми знаменами, и гул моря заглушал людские голоса. Не было ни вызова, ни переговоров. Два войска сошлись грудь в грудь, меч в меч. С пронзительным визгом взмыл вверх грифон и камнем упал, как сокол, стараясь достать когтями и клювом высокого, одетого в серый плащ, человека, предводителя вражьего войска.

Но тот держал меч наготове. Железный клюв щелкнул над плечом, потянувшись к горлу, железный меч сверкнул раз, другой — и рассек грифоново брюхо, и оно развалилось пополам. Грифон с воплем упал, сбив врага ударом огромного крыла, заливая песок черной кровью. Шатаясь, поднялся серый воин, срубил грифону голову и крылья и, почти ослепнув от песка и крови, успел повернуться лицом к Рикарду, когда тот налетел на него. Он повернулся и, не сказав ни слова, поднял свой дымящийся от крови меч, чтобы отразить нападение. Он попытался попасть по ногам коня, но промахнулся, а конь встал на дыбы, ринулся вперед, и в воздухе засверкал меч принца. Руки серого воина отяжелели, он еле дышал. А Рикард не знал пощады. Еще раз поднял серый воин оружие; он собрался с силами, но просвистел меч, и брат ударил его по поднятому лицу. Он упал, не сказав ни слова. Рикард пришпорил коня, направил его в гущу битвы, и копыта белого жеребца взметнули фонтаны коричневого песка, осыпав тело погибшего брата.