Гадко признавать, но что было, то было: я опять вывалилась за рамки социальных приличий.

Каждый раз одно и то же.

В чем я была мастерицей — так это в умении грызть себя за все на свете.

Сорняки с такой скоростью погибали от моих рук, что вместе с ними едва не пала смертью храбрых и петрушка.

Он просил не гадать на него!

Да за кого он вообще меня принимает?

Что я ему там сказала?

Ступай с богом?

Чахни дальше над гробами?

Да он решил, что я пафосная истеричка, и правильно сделал.

Да сколько раз я обещала бабушке вести себя, как нормальная девочка.

Не получалось в школе, не получается и сейчас.

Рано или поздно люди пугаются и сбегают.

И Алеша сбежит.

И я снова останусь одна — наедине с изящно прорисованными фигурами, единственными моими собеседниками в последние годы.

И где я прокололась?

Это из-за пиона?

Виляния?

Не надо было включать снежную королеву, как будто мне есть дело до того, что он обо мне думает!

И когда я уже была готова слопать себя с потрохами, позвонил Алеша.

— Милая, спасибо, что уговорила Тоху, — весело сказал он. — Гроб доставили десять минут назад. Давай сходим куда-нибудь поужинать? Надень что-то красивое, ладно?

— Ладно, — печально согласилась я и поплелась переодеваться.

Это случилось, когда я уже открыла калитку соседки тети Нади и притормозила по ту сторону ограды, дослушивая ее рассуждения о преимуществах грунтовых томатов перед тепличными.

Прямо напротив моего дома остановился роскошный автомобиль, и из него вышла мама собственной персоной.

Здрасте-пожалуйста!

Я машинально юркнула обратно за калитку и спряталась в густой тени сирени, подглядывая между прутьями ограды.

— Батюшки, — близоруко щурясь, охнула тетя Надя, — уж не Машка ли явилась, душа пропащая?

— Никого нет дома, — зашептала я зловеще.

Тетя Надя с какой-то особой старческой жалостью посмотрела на меня и решительно двинула к моей матери, которая не спешила отходить от машины, а просто стояла и курила, прислонившись бедром к капоту.

Она была стройная, коротко стриженая, невероятно стильная.

Спорим, моя мама никогда не попадала впросак, и ей никто никогда не говорил «Маша, ни к чему нам лишние сложности, правда?»

— Маруся, — закричала тетя Надя, бодро ковыляя по неширокой двухполоске, отделяющей ее забор от моего, — приехала! А дома-то никого и нету!

Мама, явно не ожидавшая такого громкого приветствия, крупно вздрогнула и обернулась.

— Здрасть, теть Надь, — пробормотала она немного растерянно. — А Мирослава-то?

— А Славка наша замуж выскочила и — фьють! Укатила с чемоданами в город к мужу.

— Бросила дом? — нахмурилась мама.

Обалдеть, вот это упрек!

Что же я, по ее мнению, привязана была к этим стенам?

Между прочим, я ей писала о свадьбе, но у нее был чес по городам нашей родины, и в гастрольном пылу она не нашла времени приехать на торжество. Зато прислала цветы, это правда. Только на неделю позже, чем следовало.

И что-то тогда ее не интересовало, где я буду жить после замужества.

— Так дело-то молодое, — ответила тетя Надя.

— Ладно, — мама затушила сигарету, — я потом ей позвоню.

Звони, звони. Не думаю, что кто-то возьмет трубку.

У меня, может, медовый месяц на Бали.

Очень дорогой международный роуминг, так я ей и напишу.

Разговаривать с мамой словами через рот было тяжело — уж больно она была язвительна, остра на язык и как будто все время искала, на что нанизать новую шутку.

Приходилось держать язык за зубами и рассказывать о себе как можно меньше, чтобы потом не услышать вольную интерпретацию моих злоключений из ютуба.

Ветки сирени царапали мне шею, но я не спешила выходить из-под их защиты.

Налетели в мой мир гуси-лебеди и самое время было молить: яблоня, матушка, спрячь меня. Сирень то есть, но какая разница, главное, чтобы в печь лезть не пришлось.

Тетя Надя многословно прощалась, мама нетерпеливо слушала ее, уже заведя машину и норовя побыстрее поднять окно.

Я отвернулась, чтобы не видеть, как она, наконец, уезжает.

Тетя Надя, ругаясь себе под нос, вернулась ко мне.

— Ну и трусиха ты, Славка, — припечатала она. — Чего в кустах прячешься? Вышла бы да отчихвостила кукушку, тебе-то чего стесняться.

— Это не трусость, а принципиальность, — возразила я, с максимальным достоинством выбираясь из сирени. — Зачем чихвостить тех, кто тебе почти посторонний. Вот что ее вдруг принесло, теть Надь?

— Эх, Славушка, — соседка почесала меня за ухом, как глупого щенка. — Люди ведь бестолковые, все как один. И ты у меня бестолковка — живешь не пойми как, на два дома. А мужик ведь, он скотина такая, ему ласка нужна.

— Всем ласка нужна, — согласилась я отрешенно и пошла себе, не прощаясь. Солнцем палимая, ветром гонимая.

Возвращаться домой не хотелось — родные пенаты казались оскверненными этим неприятным визитом.

Я хотела, пожалуй, к Алеше.

Он был теплым и веселым, всегда умел поднять настроение, а обниматься с ним было невыразимо приятно.

У меня не оказалось при себе ни телефона, ни денег — я ведь выскочила к соседке на полчаса, а не собиралась в путешествие.

Так что я просто шла по знакомой с детства дороге, засунув руки в карманы стареньких шорт и загребая пыль потрепанными вьетнамками. На голове у меня красовалась (хах, нет, не могла она никого украсить) смешная панамка в цветочек, а майка, скажем честно, знавала и лучшие времена.

Сколько времени мне понадобится, чтобы дойти до центра пешком?

Час-полтора?

Долгие прогулки способствуют душевному равновесию и здоровому цвету лица.

Можно было зайти по пути на рынок и стрельнуть у Гамлета Ивановича денег на троллейбус, но разговаривать с ним было лень.

Это было бы надолго.

Поэтому я шагала и шагала, улочки с частными домишками, утопающими в зелени, остались позади. Рынок я обошла стороной, то и дело уворачиваясь от детворы на велосипедах. Солнце опускалось все ниже, припекая все сильнее.

Хорошо, что я была смуглой и никогда не обгорала, легко переносила жару и привыкла много времени проводить на свежем воздухе.

Дальше дорога вела через кладбище, которое служило нам и местом для прогулок, и зоной отдыха.

Оно было старым и вот уже несколько лет закрытым, теперь хоронили на поле через дорогу, а тут росли сосны, старенькие кресты чередовались с шикарными памятниками, и мне нравилось бродить между чужих могил, представляя себе, какими были эти люди на изображениях.

Но сейчас я целеустремленно миновала и кладбище, выбралась на трассу, мельком взглянула на суетное новое поле, где традиционно толпились легковушки и газели, стояли автобусы, продавались искусственные цветы. Вариантов не было, следовало пилить по обочине, а потом прокрасться ненавязчиво мимо похоронного бюро, куда я, конечно же, больше ни ногой, и добраться, наконец, до человеческих тротуаров.

Когда ты идешь по обочине трассы, это, конечно, вызывает у проезжающих мимо недоумение. К счастью, я была одета скорее как бродяжка, чем барышня легкого поведения, поэтому никаких пошлых предложений мне не прилетало. Но и подвозить никто не торопился, кто меня знает, вдруг я блохастая. Так, сигналили время от времени насмешливо, да и все.

Поэтому когда огромный черный автомобиль вдруг внезапно заскрежетал тормозами, я не сразу на это отреагировала. Просто попыталась обойти внезапно появившееся на обочине препятствие и очень удивилась, услышав свое имя.

— Мирослава?

Ах, да. Это я.

Первая жена моего мужа, богическая Римма Викторовна, смотрела на меня поверх изящных солнцезащитных очков.

Она сидела на заднем сиденье дорогого автомобиля и была похожа на Катрин Денев.

Каждая женщина этого мира знает, что стоит в бигудях и шлепках выйти вынести мусор, как ты встретишь примерно всех.