— Это труднее, чем я думала. То есть, изначально карты говорили, что брак с Алешей долго не продержится, но тогда мне не было его жалко, а сейчас ужас, как жалко. Я поступила безжалостно с вами обоими — нельзя выходить замуж только ради эксперимента и нельзя соблазнять кого-то только на кураже. Карты обещали, что все это изменит меня и мою жизнь, но какое право я имела менять еще и ваши?

— У всех тарологов мания величия? — холодно уточнил Антон. — Кажется, ты говоришь не про пешек на доске, а про живых людей, обладающих собственной волей... Я буду рыбу, а ты?

— Все равно.

Антон сделал по интеркому заказ, а потом спросил:

— Что не так с прежней Мирославой? Отчего тебе так хотелось все поменять?

— С девочкой, у которой не было друзей даже в школе? А что с ней вообще было так? Весь мой мир состоял из сказок, роз и бабушек, а потом и бабушки тоже исчезли. И все стало таким маленьким, что очень захотелось посмотреть, как там, снаружи.

— Ты же мой хоббит, — он улыбался. Светло и очень искренне. — По крайней мере, ты вернулась из путешествия туда и обратно с добычей.

— Захомутала дракона, — я горделиво расправила плечи.

— Как минимум — гробовщика.

Я захохотала, запрокинув голову.

Вы замечали, что некоторые вещи почему-то получается сказать только шепотом под одеялом?

В те минуты, когда обнажены не только тела, но и души.

В те минуты, так и тянет выболтать все, что у тебя за душой, и послушать чужие откровения.

По старенькой шиферной крыше лил дождь.

Ветки яблони покачивались за окном.

Сквозь неплотно прикрытую форточку доносился запах влажной земли и черемухи.

Мои кудри давно распутались, все пуговицы оказались расстегнутыми, а дурные мысли смыло дождем.

— Вот уж не думала, что ты из тех мужчин, кто останавливает уходящую женщину.

— Да и ты, кажется, не ревнивая.

— Кстати, об этом!

Он смеялся, уворачиваясь от моих шутливых укусов, больше похожих на поцелуи.

Я смеялась, слушая сбивчивые объяснения, что Ольга вообще-то больше про Леху расспрашивала, чем на полном серьезе интересовалась Антоном.

— Мирослава, она же нормальная девушка! Ей куда интереснее мой брат.

— И очень хорошо! Не выношу конкуренции…

Переплелись, притихли, прислушались к дождю.

— Очень расстроился из-за Риммы?

— Сначала. А потом не очень.

— Да ну?

Приподнявшись на локте, я заглянула в его лицо. Было темно, но я видела — безмятежность и уверенность. Исчезнувшую морщинку между бровей. Легкую улыбку.

— Римма жалит, потому что ей нравится думать, что она сыграла в нашей с Лехой жизни роковую роль. Она воображает себя кем-то вроде главы семьи, строит новых жен, распоряжается налево-направо. Но в одном она права, Мирослава.

— В том, что нужно закрывать дверь?

— В том, что мы не сможем вечно прятаться.

Это был разговор, к которому я не была готова.

— Принести тебе воды?

Встав с кровати, я прошла босыми ногами по теплым половицам. Мне не нужно было включать свет, чтобы не налететь на углы или шкафчики, я знала здесь каждый миллиметр.

Почему нельзя оставить, как есть?

Почему нужно выбирать сложный и ужасно проблемный путь?

Я только что ушла от мужа, это Решительный Поступок на несколько лет вперед.

Никаких новых подвигов в ближайшую пятилетку не планировалось.

Есть я. Есть Антон. Есть дом, в котором мы счастливы.

При чем тут какие-то другие люди, их суждения и их печали?

Так будем радоваться тому, что есть.

Наши отношения никого, кроме нас двоих, не касались.

Я не хотела быть женщиной, рассорившей двух братьев. Мне не нужно было это чувство вины перед Антоном, да и Алешей тоже.

Кто из вас сейчас подумал, что поздновато я одумалась?

Эх вы, неприятные личности! Где ваш оптимизм? Вдруг все как-нибудь обойдется? Ведь может такое быть?

Если уж Антон соглашался на участь тайного любовника, то мне и подавно жаловаться не приходилось. В конце концов, я всегда предпочитала жить в крохотном мире и не нуждалась в каких-то общественных статусах. Публичность — это к моей маменьке, пожалуйста.

— Мирослава? — Антон появился на кухне, и я поняла, что надолго замерла, гипнотизируя открытый холодильник.

Захлопнув дверцу, я погрузила нас в темноту.

— Пойдем спать.

Злопамятная Римма Викторовна все-таки добавила меня в чатик «Клуб бывших жен», где Саша снова принялась извиняться, а бледная Лиза жаловаться на то, как надоел ей Алеша.

Римма Викторовна подливала масла в огонь, предлагая устроить дежурство по общему питомцу.

Я отключила уведомления, так и не решившись молча выйти из чатика, и села перекраивать свой график. Теперь, когда у меня освободились выходные, было логично чередовать рабочие субботы и воскресенья, потому что моим клиенткам, конечно, удобнее приходить в нерабочие дни.

Как всегда на майские праздники, нагрузка была низкая. Все взволнованные своей судьбой дамочки или разъехались по дачам, или свинтили на отдых. Поэтому день выдался свободным, и я собиралась провести его с пользой.

Маме я не стала звонить, а просто отправила сообщение, что подала на развод. Она перезвонила почти сразу:

— Меньше года, Слава, — сказала насмешливо, — ну ты даешь. Мне действительно интересно, ты выбрала себе такого немолодого мужа потому, что тебе не хватало отца в детстве?

— Ну, я бы и сейчас от него не отказалась, — ответила я исключительно ей назло.

— Кафедра биологии в местном университете, — вдруг отчеканила она, — Стравинский Олег Дмитриевич.

— А?

— Рот закрой, — засмеялась мама с такой уверенностью, как будто могла видеть сейчас. — Стравинский, мой препод. Твой непутевый папаша. Привет ему.

И повесила трубку.

Я немедленно набрала ее снова, не с первого раза попав на нужный значок.

— Какой еще Олег? — закричала я. — Я же Мироновна по паспорту!

— Ну, это же лучше звучит, чем Олеговна. Чем ты недовольна?

Слышали? Вы все это слышали?

Да у меня даже отчество липовое!

Заревев от обиды, я некоторое время пометалась по дому, а потом бросилась на интернет-страницу университета.

Открыла ее.

Закрыла.

Выскочила в сад и начала перекапывать длинную грядку под зелень.

Бросила лопату и, усевшись, прямо на землю, снова достала телефон.

Стравинский, Стравинский…

Вот он, голубчик.

Почему качество фото такое невнятное?

Обычный мужчина. Лысоватый. Нос довольно длинный. Лицо… ну лицо. С той самой натянутой улыбкой, когда человека ставят у белой стенки и заставляют фотографироваться.

Мда.

В моем воображении отец представлялся невероятным красавцем. Дядей Степой милиционером и Антонио Бандеросом в одном лице.

А это что такое?

Подождите-подождите. Что сказала мама? Что он бы ее преподом?

Мой отец спал с собственной студенткой?

Да что же это такое делается-то!

Тут я еще немного поплакала, а потом приняла душ, переоделась и поехала в университет. Там как раз проходили дни открытых дверей для будущих абитуриентов, и я надеялась, что мой случайный папочка не отлынивает от этой повинности.

Не сказать, что я знала, как именно собираюсь поступить.

Вроде бы неуместно сваливаться на человека, как снег на голову, с воплем «здравствуйте, я ваша тетя», да? То есть, дочь, конечно.

Просто мне было интересно взглянуть на него поближе.

Я же имею на это право?

Или нет?

Что такое «отец»? Человек, который однажды оплодотворил мою маму или плоть от плоти моей? Почувствую ли я зов крови и все такое?

Ехала я на автобусе, потому что так и не поняла, хочу успеть или опоздать.

В фойе скучали студенты-волонтеры. Мне они обрадовались, как родной: ура, человек! Все-какое-то занятие.