Старая бабушкина шаль служила плохим одеялом, но в доме было тепло, а вязаные половики скрадывали прохладу деревянных половиц.

А ведь у меня была кровать, а ведь до нее было рукой подать, но здесь, на полу между рабочим столом и порогом, тоже оказалось весьма уютно.

— И как мне теперь принимать тут клиентов и не краснеть при этом? — задалась я риторическим вопросом, взирая на потолок.

Антон чуть повернул голову, которая приятной тяжестью давила мне на живот, чтобы посмотреть на меня. Чуть приглушенный свет настенных бра скрадывал его мимические морщины вокруг глаз и легкую седину в волосах, добавлял искорок в глаза.

— Я бы на твоем месте сменил стол, — с ухмылкой проговорил он.

Я закрыла глаза, чтобы отогнать удушливое смущение. О, да. Удивительно, какие крепкие столы клепали в прошлом веке.

Больше всего на свете я боялась, что Антон сейчас снова натянет на себя рубище холодности и отчужденности. Что заговорит об ошибке или обвинит меня в чем-нибудь.

Наверняка, его терзали самые разные мысли, а совесть грызла изо всех сил. Поцелуй Иуды закономерно завершился полным и подлым предательством. Но Антон больше не позволял себе перекладывать свою ношу на мои плечи. Каждому из нас предстояло сразиться с демонами вины самостоятельно. Может быть, утром. Может быть, на той неделе.

Но точно не сию минуту.

Пока царила ночь — тихая зимняя ночь на окраине. Где-то далеко брехала собака, вот и все, что было слышно.

— Я знала, что это произойдет, с первой нашей встречи, — пробормотала я. — Представь себе: невеста, ЗАГС, брат жениха, который тебе даже не нравится. И карты, которые не оставляют фантазии при трактовке.

— Так вот что это за мордовская традиция, по которой невеста должна поплакать в кустах, иначе не видать ей семейного счастья. Неудивительно, что ты была так взвинчена — только-только вышла замуж за красавчика Леху, как получила его зануду-брата в нагрузку.

Мне послышалась застарелая уязвленность в его словах, и я поспешно села, придерживая шаль на груди, склонилась над Антоном. Выбившиеся из косы пряди упали ему на лицо. Он слабо улыбнулся мне, но эта улыбка так и не коснулась его глаз.

— Ты всегда такой чопорный, такой спокойный, — сказала я, — прячешь очень много за этим фасадом. Двойственный, — вот что я подумала, как только увидела тебя. Фальшивый, — вот что я поняла, когда узнала тебя чуть ближе. Так интересно разглядывать все эти маски. Это может увлечь меня еще надолго, поэтому не называй себя больше занудой. И уж тем более не после того, что испытал этот стол.

Антон притянул меня ниже, к себе, целовал так долго, что я снова поплыла, оплавилась свечой, обернулась теплым воском.

Долгая вышла ночь, бесконечная, безраздельная. Но проснувшись утром в одиночестве, я запоздало задалась вопросом: а что же дальше?

На пятницу у Алеши и Риммы Викторовны была назначена премьера их спектакля для двух актеров. Я собиралась в театр с тяжелым сердцем, не зная, как теперь вообще смотреть в глаза мужу.

Казалось, по мне сразу всем будет понятно: перед вами — женщина, которая спит со своим деверем. Хуже обычной измены может быть только измена с членом семьи.

Прежде, чем выйти из дома, я долго сидела, опустив руки, перед зеркалом и разглядывала себя. В отражении была все та же Мирослава, и кто, кроме меня, мог заметить шальной, дурной блеск в самой глубине черных глаз?

Как бы то ни было, я ни о чем не жалела и не собиралась останавливаться.

Алеша был так увлечен постановкой, что заманил на нее всю семью. В маленьком зале мы были похожи на табор, разбивший кибитки в центре тесной улицы.

Интеллектуалка Саша пришла сразу после работы, уставшая и сонная. Бледная Лиза с дочерью Ариной снова находились в ссоре, и девочка висла на Антоне, сердито зыркая на мать. Олег со своей девушкой все время шушукались и хихикали.

Без своей новой подружки Риммы Викторовны я чувствовала себя неуверенно, а когда я чувствовала себя неуверенно, то становилась особенно непредсказуемой.

К счастью, у меня под рукой оказался моложавый любовник нашей богини, которого при первом знакомстве я приняла за жиголо. С огромным букетом в руках, он явно чувствовал себя не в своей тарелке и моей компании обрадовался.

Я же всего лишь старалась держаться как можно дальше и от Алешиных бывших жен, и от его детей, да и от Антона тоже. Слишком свежи и горячи были разные бесстыжие воспоминания. Не спрашивайте, я все равно не в силах доверить бумаге все узоры, которые его язык начертал на моей коже.

Моего спутника на этот вечер звали Вадимом, и он оказался — тут я обомлела — директором детского сада. С этим бритым затылком и мускулами, и мощной челюстью он скорее походил на нарцисса-физкультурника.

— Батюшки, — воскликнула я, потрясенная таким откровением, — вам же поди воспиталки прохода не дают!

На нас оглядывались — уж очень громко у меня получилось.

Вадим застенчиво кивнул, чем сразу расположил меня к себе. Обожаю людей, которые чутко реагируют на заслуженные комплименты.

— А вы, Мирослава?

— Потомственная ведунья, — произнесла я с достоинством.

— А?

Я расхохоталась — так простодушно он на меня вытаращился.

Внешность обманчива.

Надо полагать, что в Римме Викторовне этот мужчина души не чаял. Интересно, а она-то как заинтересовалась человеком столь невысоких доходов? Я вспомнила роскошный автомобиль, на котором меня в образе бродяжки подобрали с трассы. Может, он сын миллионера?

— Мы с вами в одной лодке, Вадим, — доверительно проговорила я, понизив голос. — Сегодня наши вторые половины будут блистать на сцене, а потом ждать от нас восхвалений. Вы уже придумали цветистые эпитеты, которыми одарите богическую Римму?

— Богическую Римму? — он по-детски улыбнулся. — Да она же чистая сатана! — заверил меня Вадим восторженно, совсем не обидно.

Болтая, мы расположились с краю зрительного ряда. Высокой и широкой горой он прикрывал меня от остальной родни, что меня полностью устраивало.

Сегодня я не хотела привлекать к себе внимания — посмотрите только на это серое трикотажное платье с высоким горлом. Никаких украшений, ничего яркого.

Прозвенел третий звонок, свет в зале погас.

Я поудобнее устроилась в кресле, готовясь насладиться нашими талантливыми и великолепными артистами.

Ничто не предвещало в то мгновение, что этот вечер завершится грандиозным скандалом.

Моя бабушка очень любила театр, а я от него все время отлынивала. В детстве мне было скучно сидеть так долго без движения, а происходящее на сцене казалось неестественным. На выручку охотно приходил Гамлет Иванович — он появлялся на нашем пороге, благоухая праздничным одеколоном, гладко выбритый и в белоснежной рубашке.

Я же оставалась на попечении бабушки Ануш, а это означало уютный вечер, полный чудесных историй. Старушка все время что-то шила, вязала или пекла, мы придумывали для меня необыкновенные наряды, вязали пестрые шарфы и беретки, плели сложные колоски и косички.

В школе я считалась модницей, но оставалась сама по себе. Нелюдимая смуглая девочка, которая после уроков бежала к своим бабушкам, возвращалась в мир сказок и роз, пирогов и варенья, в мир, где ее обожали.

После того, как бабушка умерла, я купила билет в театр от тоски по ней. Гамлет Иванович, разбитый и постаревший, категорически отказался сопровождать меня — слишком много воспоминаний.

Так я впервые увидела Алешу. Он играл Глумова в комедии Островского «На всякого мудреца довольно простоты». Его персонаж льстил, угождал, обманывал, верил и отчаивался, был живым, летящим, невероятно привлекательным прохиндеем.

Вскоре я поняла, что подсознательно хожу именно на те спектакли, где задействован Алеша, снова и снова, по второму кругу, по десятому. В театре я примелькалась, со мной начали здороваться, все прекрасно понимали, ради кого я туда возвращалась.