Джорем метнул на них быстрый взгляд прежде, чем затворить врата в круге тремя стремительными движениями меча. Затем он вновь положил клинок на пол и вернулся на свое место с южной стороны.

— Ну вот, — продолжил Кверон, по-прежнему стоявший слева от Джавана между ним и Джоремом, — чтобы как можно точнее восстановить происшедшее той ночью, я намерен использовать один способ, которому Джорем некогда уже был свидетелем, много лет назад. Надеюсь, на сей раз это не покажется ему столь поразительным. Однако, вас, мой принц, это может сильно потрясти.

Прежде, чем Джаван успел отреагировать, Кверон протянул руку и коснулся его лба, одновременно взяв контроль над его сознанием. Джаван и без того уже находился в легком трансе благодаря снадобью в чаше и собственным усилиям, но теперь Кверон повел его глубже и глубже.

— Равновесие и покой, мой принц, это залог всего, — прошептал Кверон ему на ухо.

И безмолвие воцарилось вокруг. И словно сторонний наблюдатель, он увидел, как Кверон повернулся к Джорему.

Несмотря на то, что он доверял Кверону безгранично, Джорем ощутил мгновенную неловкость, когда гавриилитский Целитель подошел к нему и положил руки на плечи. Кверон заранее объяснил ему, что именно должно произойти и заверил, что на протяжении всего обряда Джорем будет в точности сознавать, что с ним происходит, несмотря даже на то, что Кверон так глубоко погрузится в его воспоминания. Однако призрак давно минувших времен продолжал тревожить Джорема, хотя страх этот был совершенно необъяснимым.

— Не нужно ничего бояться, — прошептал ему Кверон и поднял руки, удерживая Джорема за шею и за затылок. Большие пальцы легли ему на виски. — Когда вы видели, что я делал это в последний раз, у вас были причины для опасений, но на сей раз все по-другому.

«Расслабьтесь и откройтесь передо мной, Джорем», — продолжил он, переходя на мысленную речь, и Джорем опустил свои защиты.

«Хорошо, — подбодрил его Кверон. — А теперь пойдем глубже. Вернемся к воспоминаниям той ночи… Вот вы стоите в маленькой часовенке рядом с опочивальней Синхила… Вы, Синхил, Ивейн и Элистер… Сейчас вы в этой часовне…»

И Джорем действительно оказался там. Как и обещал Кверон, за происходящим он продолжал наблюдать отстраненной частью сознания, но воспоминания о пережитом возникли словно сами по себе, заполонив большую часть его рассудка. Он действительно вернулся в ту ночь в часовню Синхила и узрел перед собой тех, кто были давно мертвы — своего отца, сестру, мужа сестры и несчастного короля.

Кверон стал по правую руку от него и чуть позади, продолжая удерживать руку на плече у Джорема, и теперь этот мысленный образ возник и перед той частью рассудка священника, что прежде являлась простым наблюдателем. Совсем рядом, как зачарованный, стоял, взирая на происходящее, Джаван. И внезапно бок о бок с ним начала принимать очертания смутная фигура.

Это был совсем не тот образ, который вызывал Кверон в прошлый раз, в доме заседаний капитула в Валорете. То, что он сделал тогда, невольно подтвердило иллюзию явления недавно скончавшегося Камбера Мак-Рори и укрепило веру в его святость. Теперь перед ними должен был предстать тот же самый человек, но под личиной Элистера Келлена, Alter Ego Камбера, а не самого Камбера.

Одновременно возникали образы и прочих участников действа. Совершенно зачарованный, Джорем наблюдал, как на востоке, рядом с сыном, постепенно формируется фигура Синхила Халдейна, выглядевшего точно так же, как в ту роковую ночь, когда он поставил свою печать в душах Алроя, Райса-Майкла и Джавана. В руках покойный король держал чашу, подобную той, что стояла сейчас на алтарном столике.

Но Джаван смотрел не на него, а куда-то напротив, в другую часть круга, где внезапно начала проявляться другая фигура. Его удивление и радость невозможно было скрыть, даже несмотря на принятые снадобья и контроль, который Кверон осуществлял над его сознанием. Джорем, бросив взгляд налево, узрел там очертания фигуры Ивейн в темном плаще и в капюшоне, из-под которого поблескивали золотистые волосы. И наконец напротив него начала формироваться фигура человека, которого Джорем и Кверон знали в двух обличьях, хотя сейчас он предстал перед ними только как Элистер Келлен, в пурпурном облачении, подобающем епископу. Воспоминания Джорема сделались невыносимо яркими и отчетливыми, когда призрак скрестил руки на груди и устремил взор на большой алтарь, точно так же, как он сделал той ночью. В ту же сторону обернулся и призрачный Синхил, и поднял в приветствии свою призрачную чашу. В тот миг Джорем и впрямь целиком и полностью вернулся в ту часовню у королевской опочивальни в Валорете, заново переживая момент, когда Синхил заговорил:

— О, Господи, святы деяния твои. С дрожью и смирением предстаем мы пред тобой с нашими мольбами. Благослови и защити нас в том, что должны мы совершить этой ночью.

Голос звучал точь-в-точь, как голос Синхила, хотя частью сознания Джорем понимал, что слова эти исходят из уст Кверона, но когда Синхил повернулся к потрясенному Джавану и опустил чашу, коснувшись ободка ее ладонью правой руки, реальность и иллюзия окончательно смешались, и теперь именно Синхил устанавливал границы дальнейшего обряда, взывая к Владыке Воздуха, чтобы освятить содержимое чаши.

— Пошли своего Архангела Рафаила, о Господи, чтобы дыханием своим освятил эту воду, дабы пьющие ее могли по праву владеть воздухом. Аминь.

И в тот миг, когда он протянул руку вперед, словно ветерок подул на востоке, сперва едва заметно, но затем набирая силу. Он трепал волосы и платья, сдул капюшон, и волосы Ивейн рассыпались золотым водопадом. Он задел даже Джавана и Джорема, однако не тронул ни волоска на голове у Кверона. В самом деле, Кверон словно бы и не сознавал, какие силы он вызывает. Он стоял, склонив голову, полуприкрыв глаза, по-прежнему держа левую руку на плече у Джорема.

Ветер превратился в смерч, поглотивший вьющийся синеватый дымок кадильницы, которая на самом деле почти не источала дыма. Он закружился над призрачной чашей в призрачных руках Синхила, и словно бы сжался, едва колыхая поверхность воды, а затем стих.

Призрак Синхила на миг прикрыл глаза и передал чашу Джорему. Михайлинцу, окончательно утратившему грань реальности и воспоминаний, показалось, будто призрачная чаша вполне весома. Он взял ее в руки и протянул правую ладонь над ободком, точно так же, как делал той ночью, повторяя прежние слова с тем же самым намерением.

— О, Господи, святы деяния твои. Молим тебя, пошли Архангела Огня, благословенного Михаила, чтобы вода эта зажглась Твоей любовью и стала священной, чтобы все, кто пьет ее, могли управлять огнем. Аминь.

Он отвел руку немного в сторону, в точности, как в прошлый раз, и, сложив ладонь лодочкой, поднял ее повыше, но огонь, возжегшийся в руке его, был создан не им. Скорее, он возник из воспоминаний, вызванных Квероном, — однако сейчас он казался столь же реальным, как если бы Джорем создал его только что.

Он наклонил руку над чашей, и огненная сфера медленно поплыла вниз. Пар с шипением поднялся вверх, как только огонь проник в воду. Синее холодное пламя озарило поверхность, отражаясь в ободке чаши. С тем же благоговением, что и в первый раз, Джорем повернулся, дабы передать призрачный кубок своей сестре, стоявшей по левую руку от него. Она тряхнула взлохмаченными ветром волосами и изящным движением приняла чашу. Пальцы их соприкоснулись, теплые и живые, и Джорем поймал себя на том, что не может отвести от сестры глаз. Она на мгновение склонила голову над чашей, затем подняла ее к небесам.

— О, Господи, святы деяния твои. Позволь своему Архангелу Гавриилу, властелину бурных вод, обрушить на эту чашу дождь Твоей мудрости, дабы те, кто пьют из нее, могли по праву повелевать водой. Аминь.