– Кто это? – спросила она, сверившись с отражением в зеркале.

– Доминика Граф, – ответил от двери Алекс.

– И?

– Я выбрал тебе ее биографию, – пожал плечами Алекс. – Она из Мюнхена, сирота, последний родственник – дядя по материнской линии – умер два года назад, а она умерла шесть лет назад от передозировки наркотика. Ну я записи в полицейском управлении и больнице подправил, так что она вроде бы жива. Я там еще в базы данных аэропортов изменения внес, так что получается, что Доминика уезжала в Бразилию и жила там пять лет. И все остальное тоже, налоговое управление, социальная служба, водительская лицензия, регистрация при переходе на единый паспорт, номер, серия…

– А это что? – встряхнула Лиса картинкой.

– Она снялась в нескольких фотосессиях, – виновато сказал Алекс. – Лет семь назад, но я думаю, сейчас ее уже никто не помнит.

– Когда ты ее нашел?

– А черт его знает, – пожал плечами Алекс. – Утром.

– Утром?

– Ну не помню я, – огрызнулся Алекс. – Я одновременно в пяти разных сетях сидел… Постой! Точно! – он хлопнул себя по лбу и рассмеялся. – Я же тебя, ну, то есть ее регистрировал в аэропорту Франкфурта. Она вылетела девятичасовым рейсом, так что нашел я ее, скорее всего, как и обещал, часов в семь!

– В семь, – повторила за ним Лиса. – А в девять она вылетела из Франкфурта… Куда?

– В Хельсинки.

– Зачем? – спросила Лиса, стараясь, чтобы голос не выдал охватившего ее волнения.

– Извини, – виновато улыбнулся Алекс. – Голова дырявая. Я когда из "полета" возвращаюсь, всегда не совсем в себе.

Он покачал головой, достал из воздуха дымящуюся сигарету и затянулся.

– Ну! – поторопила его Лиса, которую снедало нетерпение.

– Так, – сказал Алекс, выпустив дым. – Значит, так. Махно назначил встречу послезавтра, ночью, в Пушкинском парке, это в Пушкине, под Питером…

– Я знаю, где это, – прервала его Лиса. – Дальше.

– Ну я и подумал, что там же финская граница недалеко…

– Ты начал говорить о Махно, – снова прервала его Лиса.

– Ах, да, Махно, – снова улыбнулся Алекс. – Вий, это его оператор,[16] сказал, что будет немецкий. Он у Махно в последнее время, вроде, легче всего идет. Вот я и побежал, искать нам немецкие биографии.

– Пика по-немецки средне говорит, – напомнила ему Лиса, думая, впрочем, о другом.

– А она у нас будет беглой чешкой, по-чешски-то она трепится дай бог всякому.

– Хорошо, – кивнула Лиса. – Замечательно. Сделай мне тоже, – кивнула она на сигарету в его руке.

– Крепкие, – предупредил Алекс, вытаскивая из ниоткуда новую зажженную сигарету. – Пожалуйста.

– Спасибо, – она взяла сигарету и сразу же затянулась, предполагая, впрочем, что на "голодный" желудок и на фоне общей слабости ничего хорошего из этого не выйдет. – Что Махно хочет взамен?

– Ничего, – усмехнулся в ответ Алекс, который, хотя и работал с ней уже пять лет, ничему в этом деле так и не научился. – Так всякие глупости, танцевать с тобой хочет.

"Я обещала Махно, и установила крайнюю дату. Полгода, – вспомнила она вдруг. – Так когда же я успела ему это пообещать?"

– Приглашает на танец, – уточнила Лиса.

– Да, – заулыбался Алекс. – Точно. Ты же его знаешь! Опять носится с идеей грохнуть кого-нибудь из Политбюро.

"Ох, какой же ты еще ребенок, – с тоской подумала она, глядя на толстенького, с круглым брюшком и розовыми щечками лысеющего юношу. – Но, может быть, оно и к лучшему! А долги надо возвращать".

– Хорошо, – сказала она вслух. – Передай, я согласна, но не раньше, чем через полгода. Что со вторым делом?

– С Израилем облом, – развел руками Алекс. – У них все базы данных на иврите. Ничего не прочесть, так что я пока в Германии ищу, но там этих больниц… Вот сейчас отдохну и снова "полечу".

– А что ты мне забыл рассказать про Израиль? – спросила она, почувствовав что-то, ненароком мелькнувшее в розовом тумане его сознания.

– Да, ерунда, – махнул рукой Алекс. – Там мелькнул один текст на русском, но это не тот, кто тебе нужен.

– Алекс, – тихо сказала Лиса, зная, что от такого ее голоса у многих сердце в пятки уходит. – Это я буду решать, кто мне нужен. Излагай!

– Да нечего излагать, – огрызнулся испуганный парень. – Письмо. Запрос в МВД СССР. Больница Ихилов разыскивает родственников одного больного эмигранта, но он под твое описание не подходит.

– Почему?

– Ему пятьдесят восемь, и он не кататоник, – объяснил Алекс.

– А кто?

– У него какая-то болезнь, я не понял, если честно. Называется "Лобный синдром".

– Сколько лет?

– Я же сказал, пятьдесят восемь.

– Сколько лет он болеет? – стараясь держать себя в руках и не раздражаться по пустякам, объяснила Лиса.

– Десять.

– А эмигрировал когда?

– Со второй волной, в восемьдесят седьмом. Я же тебе сказал, не наш клиент.

– Не наш, – повторила она за ним.

"Не наш?"

– Ну! – как бы подтверждая ее мысли, пожал плечами Алекс.

– В чем выражается болезнь? – все-таки спросила Лиса.

– Не знаю, – развел толстенькими ручками Алекс. – Я же не врач, Нота, а у них все этими их рыболовными крючками записано.

– Так иди и узнай, – приказала она. – И про него все узнай.

– Иди, – повторила Лиса и закрыла глаза.

День прошел, как не было. Просто из одной ночи она нечувствительно, не задерживаясь под солнцем, которое, на самом деле, из-за туч так и не появилось, перешла в следующую. В девять с копейками, приехал на своей старой "Ниве" Черт. Покрутился по дому, бесцельно и, казалось, бессмысленно, заглядывая во все дырки, сожрал все, что еще оставалось не съеденным в холодильнике, "понюхал" воздух своим длинным еврейским носом, и в конце концов заявил голосом, в котором не звучало ровным счетом ни одной человеческой ноты, что можно ехать. Но сразу выехать не получилось. Сначала, Пика подгримировала себя и Лису, заодно "сваяв" ей и Алексу по вполне приличному парику, Лисе – рыжий, а оператору – сивый. Затем прибрались в доме и запечатали вход в подвал, так что без очень специального оборудования или классного "нюхача" сразу и не найдешь, даже если знаешь, что искать. Еще потом, Лиса написала все еще безмятежно спящему Быку нежное письмецо в стиле тех записочек, которые могли оставить и оставляли Леве Конопенникову его многочисленные бляди, но, включив в него, как бы между делом, пару слов, которые объяснят проснувшемуся поутру кооператору, что они ушли надолго. Все это время, Черт бродил по дому, впрочем, никому особенно не мешая, а Алекс сидел с отрешенным видом в кресле напротив выключенного телевизора, гуляя, черт знает, в каких электронных сетях. Во всяком случае, находиться эти сети могли где угодно, Алекс легко доставал даже до Америки и Австралии.

– Куда поедем? – равнодушно спросил Черт, когда все расселись в салоне машины.

– В Питер, – коротко объяснила Лиса.

– У тебя скоро масло потечет, – сказала Дама Пик.

– Знаю, – Черт завел мотор и тронул машину с места. – Но до Ленинграда продержится, а там я другую угоню.

– Я подремлю? – спросил Алекс.

– Мне без разницы, – от интонаций Черта можно было на стенку полезть, но лучшего боевого мага в европейской части СССР по данным Лисы теперь не было.

– Я тоже отключусь, пожалуй, – сказала она, как бы размышляя вслух. – Как считаешь?

– Гуляй, – ответил он. – Два часа я тебе гарантирую. Встретишь Багиру, передай ей, что "все по-прежнему".

– Ладушки, – сразу же согласилась Лиса. – Пика ты меня за руку подержи, хорошо?

– А может быть, хватит? – но Дама Пик все-таки взяла ее за руку.

– Я ненадолго, – ответила Лиса и закрыла глаза.

Звездное небо, светлое небо… Дорога была проторена много лет назад и давно уже являлась всего лишь рутиной. Главное знать, когда и где, остальное – голая техника.