"Им просто повезло, что я о них не подумала. Ну что ж, на войне, как на войне".

– Совершенно нет сил, – сказала Лиса слабым, "больным" голосом.

– И не мудрено, – усмехнулся влезший откуда-то сбоку Алекс. – Я столько живи сроду не видел. Просто цунами какое-то, ей богу! Нас достало уже на эскалаторе и било раз десять, честное слово! Не вру! Я такого никогда не чувствовал. Физически больно, но зато потом… Улет!

На этот раз, металл оказался не просто холодным, каким, собственно, и должна быть честная оружейная сталь, он излучал смертельную стужу. В нижней галерее стояла зима, пар от дыхания людей висел, не тая, в неподвижном мертвом воздухе, на стенах, полу и сводчатом потолке видны были белые пятна изморози. Но настоящий ужас преисподней ожидал их около самой двери. Мороз здесь был таким, что невозможно было дышать, а сама поверхность железной двери, казалось, светилась безжалостной голубизной вечных льдов.

Август чувствовал, как стужа вытягивает из тела тепло и жизнь. Кожа на лице натянулась и стала жесткой и ломкой, как высохший пергамент. Слезились глаза, и даже его воля, казалось, застыла в присутствии растворенной в тишине вечности. Он понимал, что мороз ударил неспроста, и что ожидание лишь множит страдание и уменьшает шансы на успех, но справиться с собой оказалось совсем непросто. Прошла долгая, томительная минута, пока он стоял перед закрытой дверью, не в силах ее открыть, но и не решаясь уйти. Позже он не смог даже вспомнить, что именно происходило тогда в его душе, но предполагал, что ему пришлось выдержать нешуточную борьбу с презрительным отвращением к тому, что лежало "за порогом", с внезапно вспыхнувшей в нем разрушительной ненавистью к миру, ожидавшему его на той стороне. Но, как бы то ни было, с этими ли предполагаемыми врагами сражался он в нижней галерее своего собственного замка, или с какими-то другими, принятое им решение оказалось сильнее их всех, и после минутной заминки Август все-таки положил руку на ручку двери и потянул ее на себя.

– Время! – крикнул он, распахивая дверь, и, следовательно, отдавая себя этим действием в руки Случая, который с одинаковой вероятностью мог оказаться, и промыслом божьим, и слепой игрой шансов на бесконечном поле неопределенности.

В клинику Лиса не пошла – у нее просто не было на это сил – послала Черта. Тот ее выслушал, кивнул, и, так и не задав ни одного, даже самого пустячного вопроса, пошел к стеклянным дверям неврологического корпуса. А она постояла немного на месте, глядя ему в спину, потом повернулась и пошла на все еще неверных ногах в другую сторону, туда, где около куста сирени приметила чуть раньше пустую скамейку. После скандинавской сырой и холодной осени, погода в южной Германии оказалась просто замечательной. Было солнечно, но не жарко, и воздух пах не столько привычными пылью и бензином, сколько созревшими плодами. Лиса улыбнулась своим "нейтральным" мыслям, но, уже садясь на скамейку, поняла, что ждать нечего. Потому и Черта вместо себя отправила, что подсознание уже обо всем догадалось. Потому, если разобраться, и думала сейчас совсем не о том, что найдет, или не найдет в клинике Черт, а о чем-то, никакого отношения к делу не имеющем.

"Ничего он не найдет", – признала Лиса очевидное и сразу же посмотрела на Алекса. Отсюда, с ее скамейки, были хорошо видны и вход в клинику, и другая скамейка на противоположной стороне обсаженной деревьями площади. Там расположились Алекс и Пика. Но, увы, расстояние и обстоятельства не позволяли ей сразу же спросить Алекса о том, о чем она вдруг подумала.

"Не страшно, – остановила себя Лиса. – Столько терпела, и еще сколько надо потерплю. А сделанного все равно не воротишь, не так ли?"

Она достала из сумки бутылку кока-колы и, свинтив крышечку, поднесла к губам. Ее все еще мучила жажда, но, с другой стороны, Лисе так же необходимо было просто чем-то себя занять, чтобы умерить внезапно возникшее чувство непокоя. Это не был страх, или ощущение опасности, и даже не вполне обоснованное в ее нынешнем поиске нетерпение. Это было что-то другое, смутное, но от того не менее тягостное, что ни с того, ни с сего, казалось, сжало сердце в томительном ожидании. Чего? Лиса этого не знала, однако, к тому времени, когда выпив почти всю колу, она освободила рот для сигареты, которую уже услужливо и почти без вмешательства воли приготовила ее левая рука, решила, что все дело в том, что ей открылось несколько минут назад, и в том, как это с ней произошло. Судя по всему, Лиса опять "проскочила вперед". Это не было обычное, то есть, знакомое ей – пусть, в основном, и понаслышке – прорицание или провиденье. Скорее, это было похоже на послезнание, которое, на самом деле, следовало бы называть предзнанием. Вот только вовремя обнаруживать это новое, неизвестно, как и откуда появлявшееся в голове знание Лиса не умела. Каждый раз она буквально спотыкалась об него, словно о брошенный на дороге камень, как случилось это несколько дней назад в доме Быка, и как произошло теперь, здесь и сейчас, буквально несколько минут назад.

"Допустим", – она попыталась актуализировать все, что объявилось теперь в ее бедной голове, но, увы, ничего нового там не нашла. Все, что она знала, сводилось к трем простым истинам. Гюнтер не тот человек, которого она ищет. В Западный Берлин ехать незачем, потому что и там их ничего не ждет. Оказывается, следовало сразу же ехать в Израиль, но и это уже было неактуально.

Это последнее знание оказалось самым странным. С одной стороны, еще тогда, когда Алекс впервые упомянул о "русском" пациенте больницы Ихилов, в ней что-то шелохнулось, несмотря на то, что по всем признакам это не мог быть Некто. Но что-то же Лису в нем заинтересовало? Что? У нее не было ответа. Разве что, можно было предположить, что она и тогда "проскочила вперед". Однако полной уверенности у нее в тот момент не было – лишь смутное ощущение ценности полученной от Алекса информации – и она не стала спешить. А теперь поздно.

"Почему?"

Но ответа на этот вопрос она из своего "черного ящика" не получила. Незачем, и все, потому что поздно. То ли умер уже, то ли его там нет, то ли… Лиса не успела додумать мысль до конца. Воздух дрогнул, и сердце пропустило удар. Где-то совсем рядом кто-то совершил короткое, но необычайной силы колдовство, буквально разорвав на мгновение "ткань мироздания".

"Черт?!"

Конечно, это мог быть и он – его Дара вполне хватило бы и не на такое чудо – но у Лисы, сидевшей на скамейке в тени сирени, появилось сейчас неприятное чувство, что она пропустила что-то очень важное, но что именно, узнать теперь было практически невозможно.

Выбор оказался совсем простым. Она и искала недолго, и решила сразу, как только увидела ее, медленно идущую по госпитальному коридору. Увидела, узнала, ощутила внутреннюю гармонию, и сразу стало неважно, какие у этой девушки документы, сколько ей лет, и откуда она родом. Все это было лишним теперь, лишенным смысла, потому что она увидела себя и сразу поняла, что другого выбора ей не надо, потому что не дано.

Ольга Эйнхорн споткнулась на ходу и чуть не упала, беспомощно взмахнув тонкими руками в попытке удержать равновесие. Ее мотнуло вперед. Закачалась маятником маленькая сумочка на длинном ремне, висевшая на плече, но Ольга все-таки не упала, удержавшись на ослабевших и задрожавших вдруг ногах.

– С вами все в порядке? – озабоченно посмотрел на нее шедший навстречу молодой мужчина в белом халате.

– Да, – растерянно ответила Ольга, пытаясь выровнять дыхание, сорвавшееся от пережитого мгновенного испуга. – Да, благодарю вас. Все в порядке. Я просто…

"Я просто только что умерла".