"Вот же…!" – Лиса умерила заполошный бег сердца, вытерла выступившую на лбу испарину и снова ринулась в холодный мрак внутреннего Я.

На этот раз, едва оказавшись в тайном укрывище – "нигде и никогда", Лиса сразу же "развернула" вектор движения и опять увидела свой гостиничный номер, но не так, как видела его еще мгновение назад, когда пыталась справиться с сердцебиением и головокружением, а совершенно иначе. Сейчас она была "внутри" и "снаружи" одновременно и, хотя все это было для нее внове, каким-то шестым чувством ведьмы знала, что может сейчас колдовать безнаказанно, совершенно не опасаясь того, что ее волшбу ощутит кто-нибудь кроме нее. Миры, еще недавно казавшиеся абсолютно независимыми один от другого, смешались. Материальный мир гостиничного номера и внутреннее пространство Лисы причудливо сопряглись, проникнув один в другой, и где-то рядом, едва ли не за плечом, угадывались еще два мира: абстрактный – Звездного неба и иллюзорный – Чистилища. Оставалось только понять, что это новое, неизведанное еще состояние готово ей предложить.

"Посмотрим", – Лиса "прошла" сквозь дверь, одновременно твердо зная, что по-прежнему стоит посреди своего номера, и медленно "двинулась" по коридору, заглядывая – впрочем, без особого любопытства – в другие номера, где, разумеется, не происходило ровным счетом ничего интересного. На дворе была глухая ночь, и крепко спали даже вконец умаявшиеся от своей "африканской" страсти любовники из сорок шестого номера. Однако Лису они не интересовали. Ее занимало лишь исследование того, на что она теперь была способна. А способна Лиса оказалась на такое, о чем и помыслить не смела еще несколько минут назад. Она видела что происходит в коридорах отеля, на его лестницах, и в номерах, "слушала" телефонные кабели и могла проникнуть в компьютерные сети, ничего не трогая при этом в "заснувшем" на стойке портье "Пентиуме". Оставаясь незримой и, соответственно, никем незамеченной, Лиса покинула гостиницу и пошла по ночной улице в сторону центра, все еще не имея какой-либо определенной цели, но уже предчувствуя ее скорое появление. И цель пришла, возникла сама собой, воплотившись в более-менее четкий план, когда через минуту или вечность Лиса увидела перед собой здание "Швейцарского кредита". Ну что ж, все было логично: Дебора Варбург все еще оставалась тенью без плоти. У документов не было прошлого, а у их хозяйки оставалось совсем мало наличности.

Несколько мгновений Лиса рассматривала солидное и по ночному времени практически пустое здание, потом пожала плечами, как бы соглашаясь с тем, что, не погрузившись в реку, силы течения не узнать, и, проникнув внутрь, "прошла" мимо бдящего перед монитором охранника. Нужно ли было настолько усложнять задачу, она не знала. Возможно, все можно было сделать и как-то иначе, проще и изящней, но, не имея опыта, Лиса вынуждена была придерживаться хотя бы каких-нибудь знакомых ей по фильмам или книгам процедур. И рабочее место банковского клерка представлялось в этом смысле самым подходящим исходным пунктом для всех последующих действий. А действия эти были просты и незатейливы. Лиса не стала забивать голову изучением тонкостей и сложностей банковского дела, не стала вникать в значения разнообразных терминов и понятий, вроде депозита или типов вкладов. Она просто "покопалась" в картотеке и, найдя подходящий пример, стала создавать свою собственную банковскую историю, нечувствительно проникая в те самые институты и учреждения, которые – пусть даже вскользь – упоминались в документах Петера ван Хессе, "делом" которого она воспользовалась, как путеводной нитью.

Через какое-то время она совершенно перестала обращать внимание на такие мелочи, как наличие электронной связи между пунктами назначения, пароли доступа, системы контроля и множество других, подобных им, немаловажных для обычного человека – и даже для обычного оператора – вещей. Она просто делала, что должно, создавая какие-то электронные файлы или написанные от руки документы, перехватывая идущие из неоткуда в никуда денежные потоки, из которых вычерпывала свои крошечные наперстки, проливавшиеся дождем долларов, фунтов стерлингов или евро на ее крохотные поля, обретшие уже номера и реквизиты именных и номерных счетов. Все это оказалось совсем нетрудно, но ужасно хлопотно, потому что параллельно возникающим из небытия счетам должна была возникнуть и "бумажная" версия человека, именуемого Деборой Варбург. Однако когда работа была наконец завершена, Лиса имела не только девятнадцать миллионов швейцарских франков, распределенных между восьмью разными счетами, нашедшими приют в Швейцарии, Люксембурге, Германии и Швеции, но и подробную, "настоящую" до последней запятой в старой пожелтевшей от времени и давно уже никчемной бумажке, биографию и весь комплекс документов от свидетельства о рождении, основанного на старых медицинских записях, сделанных еще от руки в одной из клиник Бонна, и до отметок о благонадежности в полиции и контрразведке.

"Все".

Ничто не шелохнулось на рабочем столе так и оставшегося неизвестным Лисе клерка, и в электронных сетях не осталось даже самого незначительного следа ее присутствия, и сама она не стала проделывать обратный путь в том же порядке, как "прошла" его по дороге в банк. Лиса просто поняла, что работа окончена, и сразу же оказалась в своем номере и в своем теле. Но возвращение к себе оказалось совсем не таким простым, как можно было ожидать. Впрочем, ожидать можно было как раз всего, и то, что Лиса заранее этот момент не обдумала, объяснялось лишь ее преступной легкомысленностью, порожденной алкоголем и живью.

В глаза ударил чудовищно яркий свет, Лису качнуло, и в следующее мгновение она уже летела на ковер, рефлекторно закрыв глаза веками, из-под которых брызнули слезы. На ее удачу, упала она вполне прилично, ничего себе не сломав и не разбив, скажем, висок о спинку огромной кровати. Но еще добрых десять минут Лиса корчилась на ковре, борясь с дикой головной болью и совершенно невероятным головокружением. Как ей удалось при этом сдержать рвотные спазмы, оставалось только гадать. Но, когда она пришла в себя, весь банный халат был мокрым, причем не от воды, а от ее собственного пота. Тело было ватным, дыхание сорванным, а перед глазами плыли цветные круги. Голова все еще болела, но уже не так сильно, и головокружение почти сошло на нет. Однако ей стоило огромных усилий, чтобы освободиться от мокрого и липкого халата и с грехом пополам заползти на кровать. Здесь силы окончательно ее оставили и Лиса забылась, почти моментально провалившись в глубокий, но полный невнятных видений сон.

Ее разбудил звук проехавшего под окнами трамвая. С трудом разлепив веки, Лиса перевернулась на бок и долго вглядывалась в цифры электронных часов. Прошло не менее минуты, прежде чем она поняла, что означают эти зеленые электрические символы – девять двадцать утра – но еще какое-то время после этого Лиса не могла вспомнить, кто она сейчас и где находится. Лишь после того, как к ней пришло ощущение холода – оказалось, что спала она совершенно голая, не удосужившись даже залезть под одеяло – и сфокусировавшийся наконец взгляд уперся в сваленные кучей на прикроватном столике личные документы, разноцветные кредитные карточки и чековые книжки с реквизитами нескольких европейских банков, она вспомнила, чем занималась ночью, и на лбу у нее выступила испарина.

Он ходил в Город каждую ночь. И днем тоже наведывался, выбрав для этого самое подходящее, как представлялось, время: полдень и "five o'clock". Время выпить пинту пива или чашку чая…

"Как на работу хожу", – с усмешкой подумал Виктор, возвращаясь в отель, где лег спать в полночь. В этой усмешке нетрудно было заметить не малую долю самоиронии, но, на самом деле, ему было не до смеха.