«Интересно, Полянский врал сознательно или просто был не в курсе? Союз приписал себе участие одного из членов в европейском конгрессе или же Павел по каким-то соображениям не стал говорить о частном характере поездки? На то, что таким образом он набивал себе цену как журналисту, не похоже; не тот человек был Козлов, да и шила в мешке не утаить…»

— Вы погостите у меня? — с надеждой в голосе спросила Алевтина Васильевна.

— Если можно, останусь до завтра.

— Ну конечно же, я постелю вам прямо здесь на раскладушке, не возражаете?

— Нет, но… нельзя ли мне переночевать в той комнате, которую Павел оборудовал в сарае? — опасаясь отказа, осторожно попросил Евгений.

Она снова улыбнулась:

— Так и знала, что вы попросите об этом. Только там холодно, придется наколоть дров.

Через час комната Павла ожила.

В низенькой, умело сложенной печке из огнеупорного кирпича загудело пламя. Отсветы огня играли на мореной шелевке, которой были обиты стены, воздух становился сухим и теплым. Маленькое оконце помещения с низким потолком выходило на берег. Деревянный стол, резная лавка, тахта и даже сенной матрац — все было сделано с любовью, на какую способен горожанин, истосковавшийся по простому ремеслу.

Евгений заглянул в навесной шкафчик. Одну из полок занимали лекарства, половина из которых уже не годилась к употреблению.

На второй полке хранились фотопринадлежности: старенькие «ФЭД» и «Киев-Вега» в картонной коробке из-под зубной пасты, десяток пакетиков проявителя, литровая банка с развесным фиксажем, проявочный бачок с насадкой для узкой пленки, фотовспышка со сгоревшей лампой и, в самой глубине шкафа, две черно-белые проявленные пленки — в фольге и кассете. На них вряд ли было что-нибудь интересное, коль скоро Павел держал их вот так — открыто, в шкафу, к тому же комнату посещали визитеры из прокуратуры и уж наверняка не оставили без внимания всего, что можно было приобщить к делу об убийстве. Городские виды, пейзажи, люди, лодки и прочее, что было зафиксировано на кадрах, относилось скорее к первым опытам Павла по фотографии. Некоторые снимки были уже отпечатаны и хранились теперь в альбомах, которые Евгений просматривал час тому назад, и россыпью — тут же, в шкафу.

Нижнюю полку занимали инструменты, принадлежавшие» пожалуй, еще деду Павла — молотки, стамески, клещи, угломер и уровень — то, что есть в каждом доме, а уж в каждом сарае и подавно.

С пола Евгений поднял красный шарик. Поднеся его к свету обнаружил, что это — бусинка размером с виноградину. Неточно проделанное отверстие для нити и едва заметная неравномерность окраски могли означать, что бусы были изготовлены кустарным способом.

На дне сундука у изголовья тахты были сложены увязанные шпагатом папки, тетрадки, купированные журналы, которые явно не имели ценности, однако выбрасывать их по какой-то причине хозяин не стал.

Больше в комнате ничего не было. А если что-то и было, то до того, как здесь побывала следственная группа и Нелли Грошевская. Евгений подложил дров, посидел на корточках у огня. Самочувствие было удивительным, такого он не помнил со времен своей дальневосточной жизни, когда они с Кимом и Ханом вот так же топили дровами печь, и точно также шум прибоя смешивался с гулом пламени.

Он выглянул в окно. Звезды еще не проявились на потемневшем небосклоне. Над окраиной поселка повисла ущербная луна.

Положив матрац на не успевшую прогреться лавку, Евгений придвинул лампу и открыл папку со статьями Козлова. Первым долом он попытался найти рукопись неопубликованной статьи о приватизации, но, как и предполагал, в папке ее не оказалось. Оставалось предположить, что либо она существовала в единственном экземпляре и находилась в редакции, либо ее изъял из папки Полянский.

Подборка была сделана в хронологическом порядке. К разочарованию Евгения, характеристика, данная Павлу «диск-жокеем», находила подтверждение в первых четырех статьях, написанных полемистом, задирой, бросавшим вызов всем и вся даже там, где без этого можно было обойтись. К ним относились упоминавшиеся Полянским «Фальсификаторы», а также «Блеф», «Смотрите, кто пришел» и «Конверсия или коррупция?». Отдельные фамилии и факты, упоминавшиеся в них, заслуживали внимания. Или, по крайней мере, так показалось Евгению. Вооружившись карандашом из деревянной китайской вазы на подоконнике, он надергал из хранившихся в сундуке ученических тетрадок чистых листов и погрузился в работу, стараясь уловить в разрозненных публикациях что-нибудь, способное привести к системе.

«Умел за малым увидеть тенденцию», — вспомнились ему слова Полянского о Павле.

В результате двухчасового труда ксерокопии покрылись густой сетью линий, скобок, восклицательных и вопросительных знаков; из числа выделенных фамилий, абзацев и предложений на листки выписывалось все, что переходило из статьи в статью и находилось в сфере постоянного интереса Козлова.

Статья, открывавшая папку, была, очевидно, программной. В ней Павел пытался доказать несостоятельность предвыборных обещаний Гридина. Называлась она «Блеф», и оставалось лишь подивиться терпимости губернатора и его лояльному отношению к «четвертой власти», коль скоро она увидела свет, а Козлов после ее публикации продолжал оставаться в штате «Ведомостей».

В 1992 году Гридин, баллотировавшийся на пост губернатора, пообещал электорату: 1. Добиться статуса свободной экономической зоны; 2. Искоренить преступность; 3. Дать работу нуждающимся; 4. Построить городок для военнослужащих и их семей. Средства для осуществления этой программы должны были дать: 1. Строительство трех «пятизвездочных» отелей совместно с американской и турецкой компаниями с последующей сдачей отелей в аренду на 10 лет. Строительство, по расчету Гридина, должно было обеспечить четыре тысячи рабочих мест и занятость тысячи человек в обслуживании отелей с начала эксплуатации; 2. Долговременная сдача в аренду здравниц и санаториев, а также земли под застройку вдоль побережья; 3. Пуск первой очереди нефтеперерабатывающего комплекса, что даст возможность экспорта дорогого бензина, а не дешевого сырья; 4. Строительство дополнительных цехов на заводе вертолетных двигателей совместно с «Геликоптерс ЛТД» (США) в счет 40 % готовой продукции; 5. Перепрофилирование химзавода, производство лекарственных препаратов из морепродуктов вместо сульфатов, что якобы позволит существенно увеличить прибыль и восстановить экологический баланс; 6. Переоснащение судоремонтного завода для захода иностранных судов всех типов и, соответственно, приток валюты в местную казну.

Все или почти все это сегодня было претворено в жизнь, и нападки со стороны корреспондента казались необоснованными. Приморск, каким видел его Гридин, Козлов саркастически именовал «нью-васюками», абстрактно утверждая, что ни Америка, ни Турция ничем не помогут, а выкачают последнее, что осталось от прежних времен. Подвергая сомнению возможность реализации программы, он с размахом бывалого экономиста пытался доказать, что до завершения приватизации и разгосударствления собственности на землю осуществить задуманное невозможно в принципе, и вся программа — блеф, пыль, которую Гридин бессовестно пускает в глаза доверчивым избирателям, чтобы прийти к власти, а сам приход его нужен не столько Приморску, сколько Москве. Достигнуть обещанного возможно разве что лет через десять, да и то при условии подлинной экономической независимости, а Приморск-де — лакомый кусочек с его промышленностью, нефтью, выходом к морю, и потому если свобода будет предоставлена, то исключительно мнимая. Поскольку Гридин не так глуп, чтобы не отдавать себе отчета в средствах, которые понадобятся для подобных преобразований, то он — ставленник Центра, и в его задачу входит подготовка Приморска к распродаже. Чуть ли не агент, заброшенный в Приморск дальновидными коммунистами в начале партийного распада. Пафос статьи сводился к чеховскому «этого не может быть, поскольку этого не может быть никогда».