Нордманн: Это текст Молотова?

Председатель (читает): Молотов на 18-ом съезде… третья пятилетка… крупное предприятие…

Мэтр Гейцман: Мэтр Изар ответит вам на это. Вы вызываете этот инцидент, когда он отсутствует, для того, чтобы протянуть время: ваших свидетелей нет!

Председатель соглашается с Гейцманом и прерывает спор. Он принужден объявить перерыв, так как свидетели защиты не явились.

Перерыв длится час.

Внезапно проходит слух, что явился генерал Говоров. Белый? Красный?.. Заседание возобновляется.

Генерал Говоров, эмигрант, с 1923 года — шофер такси, член центрального комитета Союза советских патриотов, появляется у барьера. Это желтолицый, лысый человек 63-х лет.

Говоров с места в карьер начинает ругать Кравченко: он предатель, дезертир, преступник перед родиной, грязная личность.

— Мы хотим, чтобы французы знали о наших эмигрантских разномыслиях, — говорит Говоров, — «настоящее высокое учреждение» (так называет Говоров суд) должно пригвоздить этого субъекта. Немцы использовали его интервью. Он в нем предал не только свою страну, но и всех союзников. Могли быть замедлены поставки. Измена — очевидна. Все свидетели это подтверждают. Какое может быть доверие к его инсинуациям?

Говоров не говорит по-французски, но и в русском языке он не слишком силен: бутылки с эссансом, к сожалению, не могут быть по достоинству оценены французами. Он говорит о том, что Россия была приговорена к войне.

Председатель: Он не был в России. Обо всем этом уже было сказано.

Мэтр Блюмель: Да, но важно, что он русский белый!

Мэтр Гейцман: Мы можем привести десять человек белых, которые будут говорить как раз обратное.

Говоров: Кравченко не внушает доверия. И вообще он не писал своей книги.

Гейцман: Вы говорите, что вы генерал? Как и где вы сражались в последнюю войну?

Говоров: Я предложил советскому правительству, когда началась война, отправить меня на родину.

Гейцман: Ну, и что же?

Говоров: Мне сказали, что это невозможно. (Смех).

Гейцман: Почему вы не возвращаетесь в СССР?

Говоров: Я уже назначен в очередь и скоро уеду.

Кравченко (по-русски) и Гейцман (по-французски) одновременно: Он зарабатывает себе на будущее!

Гейцман: На каком языке вы читали книгу Кравченко?

Говоров: По-французски. (Смех в публике).

Гейцман: Суд оценит знание французского языка свидетелем.

Говорова отпускают. Он проходит в публику и садится рядом с советским свидетелем Романовым.

Нам удалось узнать следующие подробности о генерале Говорове: во время гражданской войны он был начальником штаба Донского корпуса в Крыму. Затем у него была небольшая неприятность на о. Лемносе, после которой его в должности заменил ген. Есевич. С 1923 г. Говоров живет в Париже. Когда он узнал, что в финской войне отличился советский генерал Говоров, то он стал выдавать себя за его брата. Сейчас же после войны, в 1944-45 гг., он стал членом центрального комитета Союза советских патриотов, откуда был после первой же чистки вычищен за антисемитизм. Его сделали членом ревизионной комиссии. Сейчас он один из немногих членов этого Союза, оставленных во Франции, остальные почти все высланы в СССР. Он служит в советском учреждении на улице Фезандери № 49.

Следующий свидетель «Лэттр Франсэз», комбатант Тома, рассказывает, как в лагерях в Германии, во время войны, русские себя вели геройски и как мечтали попасть обратно к себе домой.

Тома встречался с власовцами. Все это были смелые люди, многие перешли во французский резистанс, — говорит он, — а когда кончилась война, с радостью репатриировались. Власовцы, — говорит свидетель, — были силой мобилизованы немцами и это были все — настоящие патриоты.

Комитет, в котором работал Тома, занимался водворением пленных русских и власовцев, а также их семей на родину. Все они были верны своей стране, ни один не дезертировал, все вернулись назад! Работал г. Тома вместе с грузинским «патриотом» Гегелия.

Председатель: Мы здесь говорим о процессе Кравченко.

Тома: Мы благодарны русской армии. Она спасла мир. Те люди, которых я видел, все с энтузиастом ехали к себе домой. Из всех лагерей, и из Борегара, и вообще — все вернулись, никто не остался.

Мэтр Блюмель: Вы были в России. Расскажите нам об этом.

Тома: Я был в 1929 году. Коллективизация очень удалась. Строили большие дома. Все были очень довольны.

Свидетеля отпускают и вызывают следующего: это доктор Фишез, который был в лагере Матаузен и видел там русских пленных.

Он тоже подтверждает героизм, жертвенность, храбрость русских и так же, как и предыдущий свидетель, утверждает, что все до одного, пленные и депортированные, с радостью вернулись к себе домой.

Мэтр Изар, появившийся во время заседания, протестует против того, что свидетели «Лэттр Франсэз» не явились.

На часах — 5 час. 45 мин.

Мэтр Нордманн: Я хотел бы выяснить, Молотов или не Молотов назначил Кравченко директором завода?

Председатель: Мы сейчас говорим о неприбытии ваших свидетелей, а не о Молотове.

Мэтр Нордманн: Я хочу знать, кто назначал Кравченко директором в Кемерово? Молотов ничего не говорил про Кравченко. Это газета «Индустрия» писала о назначении его на завод.

Мэтр Изар: Свидетели ваши не пришли. У вас оказалось время и вы ищете инцидентов. Мною уже была сделана демонстрация и я могу ее повторить: Молотов говорил на 18-ом съезде партии о заводе в Кемерово. Наркомтяжпром назначил Кравченко директором этого завода. Завод был включен в третью пятилетку. Но вы говорили о все время о проблематическом строительстве, и свидетели ваши, как я уже сказал в прошлый раз, под присягой врали нам о несостоявшемся строительстве. Между тем, завод был выстроен.

Председатель: Мы все так и поняли в прошлый раз. Мэтр Нордманн ломится в открытые двери.

Мэтр Изар: Вам мешает то, что мы показали, что Кравченко был крупной величиной.

Но мэтр Нордманн старается парировать удары, наносимые адвокатами Кравченко.

В общем шуме председатель требует, чтобы на завтра были приведены обещанные свидетели. Адвокаты «Л. Ф.» сообщают, что от некоторых своих свидетелей они откажутся.

На скамьях прессы движение: будет ли показывать Руденко, приехавший из Москвы в субботу, 11 февраля?

Заседание закрывается в 5 часов 50 минут.

После полупустого дня понедельника, этот одиннадцатый день, вторник, 15 февраля, был насыщен инцидентами: показания генерала Руденко и четыре свидетеля со стороны «Лэттр Франсэз» заполнили заседание суда, продлившееся около шести часов.

Появление Руденко, в военном мундире, в сопровождении адъютанта, с которым он не пожелал расстаться даже у свидетельского барьера, произвело некоторое впечатление на публику. Весь в орденах, с мрачным, бледным лицом, генерал Руденко был тотчас отрекомендован одним из адвокатов «Л. Ф.»: герой Сталинграда, кавалер более десяти орденов, в том числе два раза — ордена Ленина, генерал-лейтенант, депутат верховного совета СССР и пр. и пр. и пр.

— Прежде, чем давать показания, — так начал свою речь Руденко, — я хотел бы высказать суду свое мнение о деле. Этого человека, неизвестно какого подданного, я считаю изменником. Это — офицер, нарушивший присягу. Он не только военный преступник, он и уголовный преступник. Он должен бы был по настоящему предстать перед трибуналом СССР. Не было прецедентов в истории суда, чтобы такой человек становился истцом в деле, в каком он должен был бы быть подсудимым. Перед всем демократическим человечеством я хочу помочь французскому суду вынести справедливое решение.

В конце 1943 года, — продолжает Руденко, рассказав сначала, как он воевал с немцами, — я был вызван с северо-западного фронта в Москву. Там мне дали поручение: ехать главой закупочной комиссии в Соединенные Штаты. На самолете, 21 декабря, я прибыл в Вашингтон. Под моим началом находилось более 1 000 человек служащих комиссии. Из них я должен был вскоре отправить в СССР всех военнообязанных. Я был главой всех офицеров и генералов СССР в Америке. Мне подчинены были филиалы в Портланде и Фербенксе, авиаполк на Аляске и морская группа. Комиссия насчитывала несколько отделов: танковый, металлов, авиационный и т. д.