— Ты убил Фои Миоре! — воскликнула Медб. — Значит, с ними могут справиться и другие, а не только черный бык?

— Мне помогли справиться, — улыбнулся Корум, — лишь с самым маленьким и очень больным. Но если бы не Илбрек, я бы так и скончался, раздавленный чудовищем.

— Я перед тобой в неоплатном долгу, великий Илбрек, — сказала Медб, склонив голову перед сидом. Ее густые рыжие волосы упали на лицо, и, откинув их, она посмотрела в смеющиеся глаза гиганта. — Если бы не ты, я бы сейчас скорбела.

— Он и сам отважен, этот маленький вадаг, — засмеялся златобородый юноша, осторожно присаживаясь на плоскую крышу соседнего дома.

— Да, он храбр, — согласилась Медб.

— Идем же. — Король Маннах торопливо взял Корума за руку. — Ты должен увидеть Амергина и сказать мне, что ты думаешь о его состоянии. — Задрав голову, король Маннах посмотрел на Илбрека. — Боюсь, что ты не пройдешь в наши низкие двери, великий сид.

— С удовольствием подожду здесь, пока не понадоблюсь, — сказал Илбрек. — Но если тебе надо, Гофанон, ты иди.

— Я хочу увидеть, что случилось с великим друидом, которого мы с таким трудом спасли. — Он поставил топор рядом с правой ногой Илбрека и последовал вслед за королем Маннахом, Медб, Джери-а-Конелом и Корумом.

Войдя в королевский зал, они пересекли его и стали ждать, пока король Маннах распахнет перед ними другую дверь.

Комната была ярко освещена факелами. Не было предпринято никаких попыток снять с Амергина его овечью шкуру, но, по крайней мере, ее почистили. Верховный король лежал рядом с вереницей блюд, на которых были разложены различные растения.

— Мы тщетно искали травы, которые устроят его, но ни одна из них не в состоянии продлить жизнь Амергина хоть на несколько часов, — сказал король Маннах. Он открыл шкатулку, которую вручил ему Корум, и нахмурился, рассматривая два изящных изображения. — Как их использовать?

Корум покачал головой.

— Не знаю.

— Он не сказал нам, — уточнил Джери-а-Конел.

— Значит, ваш поход оказался бесплодным? — спросила Медб.

— Думаю, что нет. — Гофанон вышел вперед. — Я кое-что знаю о свойствах Дуба и Овна. В нашем народе ходит легенда, что их сделали для определенной цели, когда расе мабденов угрожала большая опасность, и кое-кто из сидов помогал им в борьбе. Я припоминаю, что была одна из сидов, звавшаяся Девой Дуба, она дала обещание мабденам, но сути его я не знаю. Мы должны отнести Дуб и Овна в то место, которое обладает силой, например в Крайг Дон…

— Это слишком далеко, — рассудительно сказал Корум. — Посмотри… пока мы говорим, жизнь в Амергине еле теплится.

— Это верно, — согласилась Медб.

Дыхание верховного короля было слабым и прерывистым, а бледность кожи сливалась с шерстью покрова. Лицо стало старым и морщинистым, хотя раньше оно было куда моложе — может, потому, что его никто не беспокоил в облике овцы.

— Курган Кремма, — сказал Джери-а-Конел. — Чем вам не средоточие силы?

— Да, — со слабой улыбкой поддержал его король Маннах. — Так и есть. У этого кургана мы просили тебя, принц Корум, прийти к нам на помощь.

— Может, там и дадут себя знать магические силы Дуба и Овна, — нахмурившись и теребя свою лохматую черную бороду, сказал Гофанон. — Джери-а-Конел, спроси у Амергина, устраивает ли его это место?

Но Джери отрицательно покачал головой.

— Мой кот сообщает, что великий друид слишком слаб. И разговор может стать для него таким потрясением, что он лишится последних жизненных сил.

— Ирония судьбы, которая мне не нравится, — сказал король Маннах. — Совершить столько подвигов — и потерпеть поражение на пороге победы.

И, словно соглашаясь с королем, лежащая на полу фигура издала слабое жалобное блеяние.

Содрогнувшись от переполняющих его чувств, король Маннах отвернулся.

— Верховный король! Наш верховный король!

Гофанон положил Маннаху на плечо огромную узловатую руку.

— Как бы там ни было, давайте отнесем его на курган Кремма, в место, обладающее силой. Кто знает, что там может произойти? Сегодня будет полнолуние, и свет луны упадет на омелы и дубы. Мне говорили, это самая лучшая ночь для заклятий и молитв, ибо полнолуние показывает, что Пятнадцать плоскостей соприкасаются теснее всего.

— Поэтому и считается, что полная луна обладает особыми свойствами? — спросила Медб, уже слышавшая о плоскостях Земли Корума. — Это не просто суеверие?

— Сама по себе луна не обладает никакими свойствами, — объяснил Гофанон. — В данном случае она всего лишь инструмент. Она приблизительно сообщает нам, как разные плоскости Земли соотносятся с другими.

— Странно, — произнес король Маннах, — как мы склонны отбрасывать эти знания лишь потому, что они искажены примитивными умами. Еще год назад я не верил ни в легенды о сидах, ни в легенды о Кремм Кройхе, ни в сказания нашего народа, ни во многие другие суеверия. В определенной мере я был прав, потому что есть такие представители рода человеческого, которые пытаются использовать легенды и суеверия лишь себе во благо. Они лелеют их не ради подлинного содержания, а лишь ради того, что могут извлечь из них. Бедные измученные люди, они не способны любить жизнь, а ищут в ней нечто, что будет для них лучше, чем сама жизнь, и в результате искажают открывающиеся им знания и считают, что их слабости — это и есть подлинные знания, по крайней мере, для всех прочих — таких, как мы. Но то знание, что ты принес нам, Корум, соответствует нашему пониманию жизни. Оно говорит о множественности миров, в которых процветает человечество. Ты снабдил нас сведениями, которые пролили свет на наше понимание мира, где растерянные и потерявшиеся люди говорят лишь о тайнах и темных предрассудках, стараясь возвыситься в своих собственных глазах и в глазах ближних.

— Я понимаю тебя, — сказал Корум, которому и самому довелось испытать нечто подобное тому, о чем говорил король Маннах. — Но если даже мышление примитивно, а знания искажены, они могут обладать огромной уродливой силой. Разве может власть света существовать без власти тьмы? Может ли благородство жить без алчности, а знание — без невежества?

— Это вечная загадка снов мабденов, — как бы про себя сказал Джери-а-Конел, — и, без сомнения, именно потому я и предпочел остаться во сне, который во всех Пятнадцати плоскостях ярче всего заявил о себе. — Теперь он говорил четко и коротко. — Но этот сон скоро исчезнет — если мы не найдем способа вернуть к жизни Амергина. Двинулись! Осторожно несите его на курган Кремма.

Но едва лишь они двинулись к кургану в дубовой роще, Корум осознал, что ему страшно не хочется сопровождать их.

Принц понял, что боится этого места, ибо именно там он увидел короля Маннаха и его народ, зов которых вырвал его из прошлого, из замка Эрорн, где он, тоскуя, вспоминал Ралину.

Корум посмеялся над собой. Он устал и голоден, а когда отдохнет, перекусит и проведет хоть толику времени в обществе своей любимой Медб, он больше не будет испытывать столь глупых чувств.

Тем не менее эти мысли не оставляли его до самого вечера, когда король Маннах, Медб Длинная Рука, Джери-а-Конел, карлик Гофанон, сид Илбрек на Роскошной Гриве, Корум и подданные короля Маннаха, подняв на руки еле живое тело верховного короля Амергина, двинулись к лесу, где на поляне высился курган, под которым, как гласила легенда, покоился Корум — или его предыдущее воплощение.

Слабые последние проблески солнца пробивались сквозь листву леса, бросая глубокие таинственные тени: в них, как казалось Коруму, скрывались не только рододендроны и ежевика, не только белки, лисы и птицы.

Дважды он покачал головой, кляня себя за то, что позволяет разным глупым мыслям лезть в голову.

И наконец процессия достигла кургана на поляне в дубовом лесу.

Они достигли того места, где жила сила.

Стоило им войти в дубовую рощу, как Корум почувствовал холод, пронизавший его до костей, — он был даже более жгуч, чем мороз в Каэр Ллуде, и Корум понял, что это холод смерти.