— По-моему, так может думать только мабден. Я тебя не понимаю…

— Извини. Я говорю глупости. И все-таки жаль, что эти варвары не выбрали для атаки на замок какое-нибудь другое время. У них ведь было целое столетие, начиная с…

— Что ты узнала из записок мужа?

— Выяснила, где наиболее уязвимые участки обороны и где стены лучше всего защищены. Я уже повсюду расставила людей. Котлы со свинцом кипят…

— А для чего свинец?

— Да ты действительно несведущ в военных делах! — воскликнула Ралина. — Даже я знаю больше. Расплавленный свинец, мой принц, льют на головы атакующих, когда те пытаются штурмовать замок.

Корум содрогнулся.

— Неужели мы должны проявлять такую жестокость?

— Мы же не вадаги. И воюем не с надрагами. Мне кажется, ты уже успел понять, сколь жестоки сами мабденские воины?..

— Да… ты права. Ах, как жаль, что я хоть одним глазом не заглянул в записи маркграфа раньше! Он-то, видимо, был человеком, хорошо отдававшим себе отчет в реальных проблемах.

— О да, — тихо проговорила Ралина, протягивая ему один из листков, — в некоторых, во всяком случае, несомненно.

Впервые Корум услышал, как она высказывает собственное суждение о покойном маркграфе. Он изумленно уставился на нее и уже раскрыл было рот, желая расспросить еще, но она лишь отмахнулась.

— Ты бы лучше побыстрее читал. Понять его почерк нетрудно. А записи он предпочитал делать на древневадагском…

Корум взглянул на протянутый ему листок. Почерк был очень четкий, но не давал почти никакого представления о характере писавшего, словно кто-то бездушно копировал чужой вадагский текст. Однако, как и сказала Ралина, читать было легко.

В дверь постучали. Корум продолжал читать, а Ралина пошла открывать. На пороге стоял солдат.

— Меня послал Белдан, маркграфиня. Он просил принца Корума подняться на стену.

Корум отложил рукопись.

— Я сразу же вернусь. Позаботься, пожалуйста, чтобы мне приготовили оружие и доспехи, хорошо, дорогая?

Ралина молча кивнула, и Корум бросился наверх.

Дамба почти совсем обнажилась. Белдан что-то кричал воинам на берегу, видимо, предлагая переговоры.

Барабан продолжал неумолимо грохотать.

Войско мабденов хранило молчание.

— Они, должно быть, глухие! — с досадой обернулся к Коруму Белдан. — Почему они не отвечают? Вообще-то войско на редкость хорошо организовано для варваров. По-моему, здесь происходит нечто, чего мы пока не понимаем.

Корум был того же мнения.

— Зачем ты послал за мной, Белдан? — спросил он.

— Я кое-что заметил вон там, за деревьями. Там что-то блестит… Но я не уверен… Говорят, у вадагов зрение куда лучше, чем у мабденов. Попробуй, принц, разглядеть получше, что это там такое. Вон там, — и он указал рукой.

Корум горько усмехнулся:

— Два мабденских глаза все-таки лучше одного вадагского…

Но, тем не менее, стал всматриваться в указанном Белданом направлении. За деревьями действительно что-то блестело. Корум несколько изменил угол зрения, пытаясь разглядеть загадочный предмет получше, и вдруг догадался: это было позолоченное колесо мабденской колесницы.

Вдруг колесо прямо у него на глазах начало двигаться. Из лесу появились лошади — четыре мохнатые лошадки ростом чуть больше тех, что были у лесных варваров под седлом. Лошади влекли за собой огромную колесницу, которой правил высокий воин.

Корум сразу узнал его. Он был, как и прежде, одет в меха, кожу и металл, а на голове у него был шлем с крыльями. Пышная борода развевалась на ветру. Голова гордо, заносчиво вскинута.

— Это Гландит-а-Краэ, мой лютый недруг, — тихо промолвил Корум.

— Тот, кто лишил тебя глаза и руки? — после некоторого молчания спросил Белдан.

Корум кивнул.

— Наверное, именно он сумел объединить племена лесных варваров, снабдил их новенькими блестящими мечами, а заодно обучил строевому искусству, которое им было неведомо, — предположил Белдан.

— Я думаю, ты прав. И теперь я навлек на замок Мойдел страшную беду.

Белдан пожал плечами.

— Варвары все равно рано иди поздно должны были напасть на наш замок. Зато ты сделал нашу маркграфиню счастливой! А я никогда прежде не видел ее счастливой.

— Вы, мабдены, похоже, считаете, что за счастье обязательно нужно платить страданиями и горем.

— Но это действительно так!

— Мне, вадагу, сложно понять это. Мы считаем… считали… что счастье — естественное состояние мыслящих, разумных существ.

Постепенно из леса выкатились еще двадцать колесниц и выстроились в хвост за колесницей Гландита, так что он оказался как бы между рядами молчащих воинов в масках и своей свитой — убийцами-денледисси.

Барабан умолк.

Корум слушал, как шумят волны отлива. Дамба совсем высохла.

— Он, должно быть, следовал за мной по пятам, а узнав, где я скрываюсь, за зиму собрал из этих дикарей войско и обучил их, — сказал Корум.

— Но откуда он узнал, где ты скрываешься? — удивился Белдан.

И тут неожиданно последовал ответ: ряды всадников раздвинулись, Гландит въехал на дамбу, наклонился, выпрямился, держа что-то над головой, и что было силы швырнул этот предмет на камни.

Корум вздрогнул. Белдан тоже весь застыл и, опустив голову, вцепился в каменную стену.

— Да ведь это Мохнатый Человек! Я прав, принц Корум?

— К сожалению, да.

— Бедное невинное создание! Такой добрый… Неужели Великан из Лаара не мог его спасти? Беднягу, должно быть, ужасно мучили, чтобы узнать, где ты скрываешься…

Корум выпрямился. Тихий голос его звучал холодно:

— Однажды я сказал маркграфине, что Гландит — это опасная болезнь, которую необходимо искоренить, во что бы то ни стало… Я обязан был найти его раньше, Белдан!

— Но тогда он просто убил бы тебя.

— Зато не убил бы Мохнатого Человека из Лаара. И Серуд по-прежнему служил бы своему печальному хозяину. Мне кажется, на нас, вадагах, лежит проклятие. Видно, самой судьбой решено, что я должен умереть, а потому все, кто помогает мне выжить, навлекают на себя ее гнев. Вот что: я сейчас выйду на дамбу и в одиночку сражусь с Гландитом. Тогда замок будет спасен.

Белдан сглотнул застрявший в горле комок и хрипло сказал:

— Мы сами решили помочь тебе. Ты об этой помощи не просил. Так позволь же нам самим решить, когда от нее отказаться.

— Нет. Если вы будете продолжать помогать мне, то и маркграфиня, и все вы неизбежно погибнете.

— Это все равно неизбежно.

— Но вы можете спастись, если я сам предамся в руки Гландита.

— Гландит почти наверняка предложил лесным варварам в уплату за поддержку наш замок, — уверенно сказал Белдан. — А ты им вовсе не нужен. Они жаждут уничтожить всех живущих здесь вместе с замком, перед тем разграбив его, — ведь они ненавидят нас уже много столетий. Весьма вероятно, что сам-то Гландит и удовлетворится, заполучив тебя; возможно, он со своей свитой даже уйдет после этого, но оставит здесь тысячу новых мечей. На погибель нам. Мы должны биться вместе, принц Корум. Больше надеяться не на что.

У себя в комнате Корум обнаружил приготовленные для него доспехи и оружие. Доспехи выглядели особенно непривычно: они состояли из нагрудной и наспинной пластин, поножей и чего-то вроде юбки горца; все было сделано из перламутрово-синих раковин морского моллюска под названием «ануфек», некогда в изобилии водившегося в водах Западного моря. Его раковины были крепче самого крепкого металла, а доспех, сделанный из них был легче любого другого. Шлем с немыслимым гребнем, в котором выделялось одно особенно высокое острие, был тоже сделан из раковины гигантского моллюска. Все воины замка Мойдел красовались в таких шлемах.

Слуги помогли принцу облачиться в доспехи и подали большой меч, оказавшийся настолько удобным, что Корум легко управлялся единственной здоровой рукой. А щит ему пристегнули к левой, изуродованной руке. Щит был сделан из скорлупы гигантского краба, водившегося в море «по ту сторону Лиум-ан-Эс», как сообщили слуги, в Далеком море. Все эти доспехи некогда принадлежали покойному маркграфу, который, в свою очередь, унаследовал их от своих предков. Доспехи передавались из поколения в поколение задолго до создания самого маркграфства.