Искать себе врагов прямых, как солнце юга, Открытых, царственных — не велика заслуга: Как можно требовать, дружище, от врага, Чего не требуют обычно и от друга? Напрасно, старина, в мечтании прелестном Ты мыслишь о враге прямом, открытом, честном. Крепись! Бери его таким, каков он есть: Злым, хищным, маленьким, тупым… Неинтересным… И враг же у тебя! Отвага в честном взгляде, Лежачего не бьёт, не подкрадётся сзади… Послушай! Вот тебе пяток моих друзей, Но этого врага — отдай мне, Бога ради! Я недругу за ложь коварством не плачу, Но нежность к недругу мне вряд ли по плечу. Стараюсь поступать, как долг повелевает. Позволь хоть чувствовать мне так, как я хочу! С ним ладишь, кажется, а он грозит борьбой. Но другом скажется, когда объявишь бой. Ни дружбы, ни вражды, скотина, не выносит! Нет, не таких врагов искали мы с тобой. У деда моего был, сказывают, враг, В раздоре — золото, сокровище для драк: Не сразу нападёт, а крикнет: «Защищайся!» Никто, никто уже теперь не крикнет так!.. 1970-е Ошибки зависти Зависть есть признание себя побеждённым. Скрябин Честность работает. Мудрость вопросы решает. Зависть — одна лишь! — досуга себя не лишает. Ах! Не трудом же назвать неустанное рвенье, С коим она и труду и таланту мешает. Даже завидуя гению, зависть ленива, Даже завидуя диву труда — нерадива, Даже завидуя доброму делу — злонравна, Даже завидуя правде — коварна и лжива. Будь осторожен! Завидуя славной судьбе Славного брата, — по скользкой же ходишь тропе! Сам рассчитай: посягнувши на всю его славу,— Все его подвиги делать придётся тебе. Где та гора, что завистники встарь своротили? Где те моря, что завистники вплавь переплыли? Очень бы я почему-то услышать хотела Истину ту, что завистники миру открыли! Люди всему позавидуют, надо — не надо. Если вы Гойя — завидуют горечи взгляда, Если вы Данте — они восклицают: «Ещё бы! Я и не то сочинил бы в условиях ада!» «Хочешь ли видеть собрата простёртым у ног Или в него самого обратиться разок?» — Дьявол спросил у завистника. Но одновременно Оба заказа — и дьявол исполнить не мог! 1970-е Ласточкина школа Ударила опера громом Над миром притихшим и серым, Над племенем, с ней незнакомым. Но первым запел менестрель. Но первая песня — за нищим, Но первая — за гондольером, За бледной швеёй, За старухой, Качающей колыбель… Журчит — пробивается к свету, Сочится из каменной чаши… Бежит — прорывается к свету, То руслом пойдёт, То вразброс… Поэмы — аббатства большие, Романы — империи наши, Симфония — царство мечтаний, А песня — республика грёз. Как синее небо, простая, Над синими Льнами. Как синее небо, простая, Народная… (Даром что царь Давид запевал её встарь!) Она подымается к солнцу, Как жаворонок над нами, А к ночи спускается в море, Как тонущий нежный янтарь. Как синее небо смиренна, Проста и смиренна. Как синее небо смиренна, Как небо горда… Её распевает извозчик, Погонщик поёт вдохновенно… Но жуткая тишь на запятках: Лакей не поёт никогда. …Не нам шлифовать самоцветы. (И думать-то бросим!) Не нам шлифовать самоцветы И медные вещи ковать: Ремёсла сначала изучим. Но песню,— Но песню споем — и не спросим; Нас ласточка петь научила, И полно о том толковать! Напрасно сухарь-мейстерзингер Грозит нам из старых развалин, Напрасно Перстом величавым Нам путь указует педант: Волов погоняющий с песней Цыган — непрофессионален, Простак-соловей — гениален, У жаворонка — талант. И парии нет между парий (Бродяг, дервишей, прокаженных, Слепых, на соломе рождённых Под звон андалузских гитар), Босейшего меж босяками, Дерзейшего из беззаконных, В чьём сердце не мог бы открыться Таинственный песенный дар. |
