— А вот что, — открывался Воливач, — в не столь отдаленном будущем мы согласимся принимать отходы на переработку.

— На конкурсной основе, — подчеркнул Гречаный. — А кто будет сегодня ставить нам палки в колеса, тот рискует не выиграть его.

— Так… — обдумывал новость адмирал. — Это как-то связано с Зоной? Откройте карты.

— Вполне возможно, — не спешил  Воливач.

Верховный комиссар облегченно вздохнул. Он мог считать свое подвижничество результативным. И не так уж это не дело военных. Бизнес делается в любых одеждах. Однако надевать хитон миротворца ему незачем. Бедный русский, богатый русский — одинаково неинтересно. Как говорит его переводчик: хрен редьки не слаще. Политику НАТО к России на сегодня менять нет смысла.

Выехав на собственном лимузине из Кремля, он сказал своему секретарю:

— Джордж, пора потревожить Папу. Не нравится мне все это.

— Что именно, сэр? — уточнил секретарь.

— Русские готовят какую-то бяку. На переговорах они не выглядели ущемленными и уязвленными. А эта «Свирель»? Представляете, Джордж? Оставшись без дальней бомбардировочной авиации, без шахтных ракет, они обзавелись жупелом похлеще: карманные атомные бомбы! А что еще у них за пазухой?

— Да, сэр! — подхватил секретарь. — Это очень и очень настораживает!

— В России пока есть одна действующая оппозиция нынешнему Кремлю. Вы понимаете меня?

— Охотно, сэр!

— Великий Бисмарк побаивался воевать с Россией, хотя вояка был неустрашимый. Христа подготовили для тихой войны задолго до него, зато Маркса и Ульянова благословил лично он. Так и надо действовать. Лоб в лоб нам не выиграть драчки.

— Извините, сэр, но Бисмарк с Ульяновым не встречался.

— Какая разница? Для Германии Бисмарк один, для России Ульяновых не меряно, паршивые овечки всегда найдутся. Мне, Джордж, вся эта возня вокруг прихода мессии не по душе, русской Церкви особенно. Новая власть в данной ситуации может дать дорогу старой русской религии — ведической. Зачем этой стране мессия? — указал он в окно, где перебегал улицу человек прямо под носом лимузина: — Нечесаный, немытый, тупой.

— Да, сэр! — охотно согласился секретарь.

Человек действительно был не брит и не причесан. Перебежав улицу, с тротуара он показал язык сидящим в лимузине.

Призрак этот появился неожиданно среди мги. Он стоял и ожидал, когда Судских приблизится. Одетый в хитон до пят, он мало походил на того, чей образ знаком каждому сызмальства.

«Но я хотел увидеть Иисуса Христа», — недоумевал Судских.

— Вы Иисус Христос?

— Не похож? — вопросом на вопрос ответил человек.

Судских сразу не решился отвечать утвердительно и еще раз исследовал его лицо. Частые крупные оспины среди волосьев жесткой бороденки, глаза навыкате, кривые крупные зубы, безобразие довершал скособоченный крупный нос. Весь он был какой-то линялый, местами рыжий, местами пегий. При ближайшем рассмотрении он походил на брата Чубайса Игоря: великий прохиндей был рыжим на все сто — внешне и внутренне, братец в масть не пошел… Судских припомнил, точно такое описание давал Илья Триф в «Мифе о Христе» — плутовство пополам с уродством и печалью.

— Не похож, — наконец решился он на утверждение.

— Ясно, Кто в такого верить будет? — с тоской хмыкнул тот. — Сказочку красивой делают, я не подходил. Нос мне сломали, когда я проповедовал в Галилее, зубы выбили в Капернауме, ногу повредили соплеменники в Самарии. Меня часто били. Так и забили.

— За что же вас? За проповеди?

— Нет. Остался я без пропитания и украл лепешку.

— И били за воровство?

— Били за проповеди. Не принимали меня иудеи как проповедника: не от Хама род мой, не от Сима, близких по родству иудеям, я от Иафета, сына ноева, от него славяне пошли. Потому о нем иудеи умалчивают. Когда я отлеживался после Самарии, вместо меня появился предприимчивый иудей из Назарета. За проповеди и врачевание мне деньги давали, пищу — это поначалу. Я говорил людям не о царе израильском, потомке Давида, — о Сущем я говорил! — о вере, искони православной, идущей от прародителя Ория, а назаретянин смекнул, как ручонки погреть, и стал себя за Иисуса выдавать, а проповедовал в пользу иудеев. Ведь я это исцелял прокаженных и увечных, я накормил голодных семью рыбами. Гипноз называется. Стали меня бить по его наущению.

— Кого же тогда распяли на кресте?

— Никого. Подстроено это. Пилат испугался. Подержали назаретянина на кресте, вервием привязанного, а гвоздочки фальшивые были, а когда луна спряталась, сняли его. Пилат наказал ему строго-настрого из Иудеи убираться. Он исчез ненадолго, а потом объявился, за старое взялся. Ночью его римляне схватили, побили и утопили в море. Отец Небесный больше за него не вступился, чтоб знал, каково мессией работать. Сам понимаешь, дело сделалось нужное, неловко переиначивать.

— Тогда почему Всевышний дал дорогу не религии Ория, а христианству?

— Не ко времени затеял я проповеди, не о том они были: с Востока надвигались исчадия дьявола, и Сущий стоял перед выбором: или христианским мечом вооружить живущих, или арийским щитом. Меч — он повнушительнее щита для того времени был. Со временем он затупится, тогда можно арийскую религию возвращать. Люди поумнеют и воевать не с кем будет, выжить бы оставшимся, — пояснил он и замолк, потирая искалеченную ногу.

— Скажите, вы действительно были сыном Божьим? — решил спросить Судских.

— Присядем вначале, — потянул его за рукав Человек, и словно током хватило Судских. — Чувствуешь, да?

Судских кивнул. Они сели.

— Враки. Ты умный, Судских, Илюшка все правильно описал: как можно из ничего сотворить нечто? Зевс, тот любил это дело, всех подряд трахал, не брезговал Рама этим с девочками баловаться в юности, а Единый — н-е-е-т. Не Божье это дело — с бабами водиться, хлопот без них хватает. Я нормальный, девять месяцев ношенный, от плотника и порядочной женщины, и не еврей я! В давние времена евреи изгнали нас из отчих мест; подаваться к родичам, которые изначально с Иафетом ушли, поздно и далеко, и другие там условия и язык. А так нормальный я, но искусство врачевания от матери перенял, древнюю религию — от отца.

— Выходит, Сущий не завещал им эту землю?

— Нет, милейший, как раз отдал, это чистая правда. И ковчег Завета истинный, и скрижали истинные. Только не в том месте и не в то время. Он Ною завещал землю, где ковчег пристанет, а высадился Ной с сыновьями у горы Арарат.

— В Армении?

— Какая там Армения! В Африке это! Там и жили поначалу. После смерти Ноя и изгнания Иафета хамовы потомки перебрались в Междуречье, а симовы остались из-за лени. От голода пухли, а двигаться не хотели. Потом сын исааков Иосиф перетащил всю семейку в Египет, где евреи быстро заняли все хлебные места и помыкали египтянами, коренным населением. А кому это нравится? Вот они и устроили им красивую жизнь с ежедневным мордобоем да сисястых евреек портили. А это кому нравится? Стали евреи просить фараона отпустить их на все четыре стороны. А он им: нет, ребята, сначала поработайте, рассчитайтесь за свои пакости. А где ты видел еврея-трудягу? Строить не любят, пристраиваться — пожалуйста. Решили бежать. Моисей присоветовал им наворовать у своих хозяев золотых и серебряных вещей. Господь, видишь ли, ему присоветовал. Это ж надо такое! Отца Небесного наводчиком сделали! Простил их Сущий по бедности и помог уйти. Думал, они в одну сторону пойдут, а они в другую, где дома построены, все растет, тепло и мухи не кусают. И работать не надо! Тогда у Сущего с Моисеем вышел неприятный разговор. В общем, повелел он поводырю слепцов этих хитроватых: «Ты эту кашу заварил, ты и расхлебывай! А за то, что меня подставил, будет твой народ вечно гонимым». Взмолился Моисей: «Не обижай нас, Папаша небесный, отмолю и другим накажу, я лично от тебя подозрения отведу». Сущий поверил. Смотри, говорит, если обманешь, по полной мере всем всыплю. Придумал Моисей трюк со скрижалями и Пятикнижие написал. Видел бы ты, как гневался Отче. Ох и гневался, сказывают. И водил он евреев по пустыне сорок лет, а не Моисей, чтоб прочувствовали, каково скитаться обездоленным. Думаешь, помогло? Не фига, всюду выкрутятся. Но мстил им кознями Сущий за искажение слов Ория, в плен отдавал то одним, то другим. А уж когда римляне взяли их в оборот, решили евреи новую религию сладить, «умаслить Сущего, а предисловием взяли свою Тору, не обошлись без паскудства. Вот, мол, правоверные и левоверные, Господь нам повелел отнять земли у аборигенов, их рабами своими сделать. А мы тут ни при чем, и Господь наш вроде как не тот, а свой собственный. Все уши и развесили. Понял?