— Чго ж, придется рассказать… — полувопросительно-полуутвердительно сказал капитан и, вздохнув, посмотрел на Холмова. Тот кивнул и произнес:

— Ну, вы тут, хлопцы, поворкуйте, а я сейчас…

И он скрылся за дверью диспетчерской.

Еще раз глубоко вздохнув, Беспалкин принялся рассказывать обо всем случившемся. По мере того, как до помполита доходил смысл сказанного, у него все больше и больше округлялись глаза. Когда капитан закончил свое повествование, помполит был похож на филина в морской фуражке.

— Так вы что, не сообщили об этом куда следует?! — прохрипел он, и из его рта выпала сигарета. — Вы что, в своем уме?..

Словно собака, которую за кончик хвоста укусила блоха, первый помощник завертелся на месте, бормоча одно слово «телефон, телефон», затем, не разбирая ступенек, он бросился в диспетчерскую. Беспалкин еле успел схватить его за плащ.

— Да подождите вы, — умоляюще зашептал он. — Не надо шухера. Этим делом уже занимаются…

— Кто занимается? — остановился помполит, недоверчиво глядя на Беспалкина.

— Мой хороший знакомый… из органов. Не надо суетиться. Все равно нам кранты, а так хоть какая-то надежда есть.

И капитан стал приводить доводы, которые Дима уже слышал. Помполит задумался, снял фуражку, почесал затылок и достал из пачки новую сигарету.

— Обалдеть, — мрачно произнес он. — Ну и дела. Дожили: корабли воруют…

В это время появился Холмов. Он возбужденно потирал руки, а лицо его сияло торжеством, словно морда собаки, которая поймала зайца и тащит его хозяину.

— Вот, кстати очень хорошо, что мы вас нашли, — обратился Шура к первому помощнику. — Вы, насколько я понял, помполит — коммунистический, так сказать, пастырь морских душ на «Биробиджанском партизане». Не могли бы иы коротко охарактеризовать свою паству? Не всю, конечно, только вахтенных, которые оставались на борту в момент похищения судна…

— Пожалуйста, — пожал плечами помполит. — Запросто.

Он раскрыл дипломат, извлек из него кипу бумажек и стал перелистывать их.

— Так, кто тут у нас первый… — бормотал он, с трудом удерживая листки при порывах свежего морского ветра. — Ага… Нагишкин, Сергей Викторович, третий штурман, так… родился 26 ноября 1956 года в семье колхозника…

— Когда-когда родился?! — вдруг воскликнул Холмов. Помполит повторил и монотонным голосом продолжал читать.

— Беспартийный, женат… за время работы на судах ЧМП показал себя грамотным, вдумчивым специалистом… политику партии и правительства понимает правильно… морально устойчив… неуклонно повышает свой идейный и политический уровень…

— Стойте-стойте, — поморщился Холмов. — Оставьте эту галиматью для отдела кадров. А мне просто, своими словами, Расскажите о том, что представляют собой эти люди: характер, привычки, склонности и так далее. Только покороче…

Помполит спрятал бумаги и задумался.

— Если коротко, — не очень уверенно сказал он через пару минут, — то Сережу Нагишкина можно охарактеризовать в двух словах: «Дурак, но только не выпить». Ну, может, насчет дурака я и слегка загнул, но что касается выпивки, гулянок и так далее — тут нашему Нагишкину равных нету. Из-за этого я его и не рекомендовал на должность второго штурмана в свое время… Отпугнул он, как говорится, карьеру перегаром… Так, кто там следующий? Кирилюк, моторист…

— Этого не надо, — махнул рукой Холмов. — Дальше.

— Торчинский, матрос-электрик… Тоже гулена тот еще, но этот в основном по бабам. Половой, так сказать, гангстер: трахает все, что шевелится, а ежели что не шевелится — расшевелит и трахнет. Годун Петя, матрос I класса. Несколько странноватый, безвольный и апатичный парень. Федько мне как-то по секрету сказал, что, мол, его мамка сделала запоздалый аборт на четвертом или пятом месяце беременности, но маленький Петя, к удивлению врачей и досаде мамки, выжил… Легко поддается чужому влиянию, особенно нетрудно его уговорить сделать какую-нибудь пакость…

Шура хмыкнул, покачал головой, но ничего не сказал.

— И, наконец, Вася Удод, матрос. Тупой, как пробковый шлем. По слонам Федько, у него имеется только одна и извилина, да и та ровная и ниже спины. Вася, как говорится, недалек до такой степени, что не может отличить пеньюар от писсуара, козетку от клозета, а эвакуацию от эякуляции…

Сказав эту глупейшую и засаленную остроту, первый помощник ухмыльнулся и сделал эффектную паузу, очевидно, ожидая услышать веселый, заливистый смех слушателей. Но никто даже не улыбнулся, и помполит, стушевавшись, закончил:

— Но в общем он парень неплохой, слабохарактерный только…

— М-да… — пожевав губами, сокрушенно произнес Шура. — Вас послушать, так «Биробиджанский партизан» — это какая-то средневековая галера с экипажем полудебильных, морально разложившихся, безвольных каторжан, а не обычное судно славного советского Морфлота. Ну неужели у этих хлопцев, о которых вы сейчас рассказывали, нет совсем ничего хорошего, положительного за душой, а?

— Есть, наверное, — не смутился помполит. — Но нам, понимаете ли, знать об этом совсем не обязательно. Руководство должно в первую очередь иметь представление о негативных сторонах характера своих подчиненных, дабы знать, откуда от них можно ожидать очередную гадость и по возможности принять превентивные меры. А потом… относительно галеры вы не так уж далеки от истины… То есть, я хочу сказать, что наше судно маленькое, старое, условия на нем отвратительные, а главное, оно стоит на паршивейших рейсах: Румыния, Вьетнам, Сомали, а там практически не «отоваришься». Поэтому к нам и попадает различный, я извиняюсь, сброд, которому на приличное судно дорога закрыта…

— Надеюсь, сказанное выше не относится к командному составу «Биробиджанского партизана»? — не удержался и съехидничал Холмов.

— Наше дело пятое, вкалываем там, где прикажут, — с раздражением вмешался в разговор капитан. — Вопросы еще будут?

— Будут, — кивнул Шура, сделав вид, что не заметил уязвленного тона, которым была произнесена последняя фраза. — Кто из вахтенных живет ближе всех к порту?

Капитан достал записную книжку.

— Нагишкин живет совсем рядом, в начале улицы Фрунзе, — сообщил он через минуту.

— Вот и славно. Едем к нему немедленно.

— Зачем? — недовольно произнес Беспалкин. — Неужели вы думаете, что, очутившись каким-то образом на берегу, они не дадут о себе знать? Давайте все-таки попробуем прошвырнуться по побережью.

— Не надо побережья, — махнул рукой Холмов. — Ставлю свою шляпу против вашей фуражки, если я через час не укажу местонахождение вашей посудины с точностью до трех кабельтовых.

— А-а! — хлопнул себя по лбу капитан. — Так вы хотите сказать, что судно угнали сами вахтенные? А ведь верно, черт нозьми! И как это мне самому не пришло в голову…

Шура ничего на эго не ответил, только загадочно улыбнулся.

Какие-то неожиданно возникшие обстоятельства не позволили начальнику охраны отлучиться из порта. Поэтому Шуре пришлось уговаривать его доверить ему буквально на полчаса свою машину.

— Водительское удостоверение у меня с собой, — доказывал он. — А тут близко. Не волнуйтесь, я за рулем лучше, чем пешком.

Наконец Башлинский скрепя сердце отдал ему ключи.

— Если тормознут гаишники — лучше не останавливайтесь, — с тревогой произнес он. — А то еще скрутят номера, а потом бегай.

— Все будет о'кей, — успокоил его Холмов. — я живо. Одна нога здесь — три там…

Он и в самом деле отлично водил машину. Мягко взлетая и проседая на неровностях дороги, «Волга» ровно, словно поджавшая хвост бродячая собака, в которую юркая пацанва швыряет камнями, неслась по вымершим улицам. Вскоре Шура лихо осадил машину возле нужного дома на улице имени товарища Фрунзе. Торопливо, почти бегом, вся компания взбежала по гулкой металлической лестнице на второй этаж. Капитан нажал кнопку звонка и многозначительно посмотрел на Холмова: несмотря на предрассветный час, здесь, видимо, тоже не спали, так как сразу же послышались приближающиеся к двери шаги.